— Я позвонила господину Юргену и объяснила ему, что произошло. Он связался с консульством и министерством юстиции, и все быстро разрешилось, — объяснила она не без гордости. — Пойдем, надо сходить в отель за нашими чемоданами. Через три часа, не позже, мы улетаем в Александрию.
— Что?
Она знаком показала мне, чтобы я говорил тише, и подтолкнула меня к выходу.
— Мы не можем уехать так сразу, Маэ. У меня в десять часов встреча с падре Иларио. Он должен показать мне кое-какие документы, которые…
— Он подтвердил подлинность отчета о раскопках? Да или нет? — оборвала она меня.
— Да, но…
— В таком случае мы уезжаем. Билеты заказаны. Оставаться здесь слишком опасно, Мор. Вчера вас могли убить, обоих!
У меня на языке вертелся вопрос, но я не решился задать его в такси, боясь, что шофер нас услышит. Я начал сомневаться во всех.
Едва мы оказались в номере отеля, я прижал Маэ к двери.
— Вы знаете, кто были эти люди, не правда ли?
Ганс сел на кровать и скрестил ноги, тоже ожидая ответа.
— По-видимому, люди владельца какой-нибудь частной коллекции, — пробормотала Маэ. — К таким методам, пусть и не часто, прибегают некоторые из них, не очень щепетильные. Господин Юрген кое-что знает об этом. Он потерял в прошлом году в Дельфах двух поисковиков, и участок, где они работали, был ограблен. Какие-то личности в Италии получили сведения о нашем приезде и, главное, о том, что вы везете. Нам нужно как можно скорее убраться отсюда. Здесь кругом мафия. Не может быть и речи, чтобы противостоять этим людям, Морган, у нас не хватит силенок.
— Следовательно, это итальянская мафия?
— Да, очень возможно.
Я отпустил ее, и она поправила свою куртку.
— Сейчас я возьму свои вещи, и мы вызовем другое такси. Встретимся внизу, скажем, через час.
Я согласно кивнул, а Ганс начал раздеваться.
— Так мы отправляемся в Египет?
— Да.
— Гениально! Я никогда там не был.
Он пошел принять душ, а я рухнул на кровать, положив рюкзак на колени. Я чувствовал, как меч впивается в мои ноги, словно предупреждая меня… Итальянская мафия… А почему бы заодно не КГБ?
Прямо перед вылетом рейса на Александрию в 6 часов 27 минут я позвонил в Ватикан, чтобы отменить встречу с падре Иларио. Мне ответил молодой мужской голос.
— Buon giorno![50] — сказал я по-итальянски. — Могу я оставить сообщение для падре Иларио? Мы назначили встречу на десять часов, но я… Простите?.. Когда?.. Нет, я… нет, ничего важного. Спасибо.
Я в полной растерянности выключил свой мобильник, Маэ нахмурилась.
— Что с тобой? Можно подумать, что тебе только что сообщили о конце мира.
— Падре Иларио не нашел документы, которые были мне нужны.
— Вот видишь! Мы зря потеряли бы целый день.
Предъявив свой билет, она прошла в посадочную галерею, мы последовали за ней.
Мы расположились в самолете: Ганс — рядом с иллюминатором, Маэ — около прохода, а я — между ними. Я сделал вид, будто хочу немного вздремнуть после пережитого, чтобы они не втянули меня в возможный спор о серфинге, и попытался забыть о разговоре, который только что состоялся у меня с секретарем падре Иларио.
«Падре Иларио нас покинул, синьор… Этой ночью, синьор, пусть Бог простит его. Я сам нашел его. Он повесился в своей библиотеке. Могу ли я быть чем-нибудь вам полезен?»
Повесился… Я бы дорого заплатил за то, чтобы узнать, кто ему в этом помог.
Позавтракав на скорую руку, Ганс снова взялся за свой ноутбук и записную книжку Лешоссера. За иллюминатором начинало подниматься кроваво-красное солнце, и я, опершись на колени Ганса, задернул небольшую шторку.
— Ну что? — спросила его Маэ. — Что нового ты можешь сообщить нам?
— Не здесь, — вмешался я приглушенным голосом.
— Мор… ты становишься параноиком. Правда, Ганс?
Тот, чтобы избежать ответа, надул пузырь из жвачки, и наша спутница разочарованно вздохнула.
Стюардесса предложила нам закрепить столики и пристегнуть ремни. Мы начали снижаться. Ганс сложил свой ноутбук, и пилот совершил посадку.
6
В зале для прибывающих стояли невыразимый гвалт и запах, присущий всем египетским аэропортам. Ганс оглядывался по сторонам с видом человека, который только что совершил высадку на другую планету, и это вызвало смех у Маэ.
— Что это за восточный базар? — пробормотал Ганс, пытаясь отделаться от местных жителей, которые наперебой предлагали ему услуги такси, номер в отеле или сувениры. Он грубо оттолкнул женщину в чадре, которая, размахивая руками, тянула его за рукав.
Я взял его за руку и решительно направился к выходу вслед за Маэ, которая по-арабски отвечала навязчивым местным жителям, что производило на них впечатление и здорово охлаждало их пыл.
Как только мы вышли из зала, где работали кондиционеры, на нас, словно накрыв лавой, обрушилось невыносимое пекло.
— Мы здесь подохнем! — пробурчал Ганс.
Какое-то древнее такси одарило нас струей тошнотворного выхлопного газа, с треском вырвавшегося из допотопного глушителя.
— А ведь после эпохи Рамсеса[51] изобрели глушитель, не наносящий вреда экологии!
Шум машин, туристических автобусов, гудящей толпы — все смешалось и оглушало. Группы туристов спешили к встречающим, держащим в руках таблички с названиями клубов или отелей, и целые семьи, прибывшие в страну на каникулы, втискивались в развалины на колесах, которые только и ждали того, чтобы осесть под тяжестью багажа.
— Нас ждет машина, — сухо ответила Маэ шоферу такси, который предложил нам свои услуги.
Я закурил сигарету, а она в это время обругала двух молодых мужчин, которые, сделав вид, будто завязывают шнурки на ботинках, бросали взгляды на ее ноги под широкой льняной юбкой.
— Не стесняйтесь особенно, психи!
— Маэ, — с укоризной заметил я, — ты навлечешь на нас неприятности.
— Ладно, молчу, — процедила она сквозь зубы.
Наконец к нам пробился роскошный темно-синий лимузин с тонированными стеклами.
— Я полагаю, наш водитель прибыл, — кивнула в его сторону Маэ.
Стекло автоматически опустилось, и мужчина в строгом черном костюме выглянул в окно.
— Мистер Лафет? — спросил он по-английски.
— Вы не очень-то торопились! — резко сказала ему наша спутница.
Униженно извиняясь, шофер вышел из машины и положил наши вещи в багажник, потом любезно открыл перед нами дверцу.
В машине работал кондиционер, и мы словно попали из парильни в холодильник. Меня зазнобило. Машина тронулась, мы покинули аэропорт под убаюкивающие звуки Седьмой симфонии Бетховена, которая
