И вдруг навстречу мне с надрывным лаем высочила большая собака. Она прекрасно понимала, кто я, и боялась меня так, что подгибались лапы, но все равно лаяла, демонстрируя крепкие желтые зубы. Полает и отскочит, потом опять полает и опять отскочит. Мне не хотелось привлекать всеобщее внимание, и я шагнула к собаке, чтобы заставить ее замолкнуть уже навсегда. Но вдруг вместо кудлатой бродячей псины увидела перед собой Джима. Моего верного друга, однажды спасшего меня от смерти.
— Джим, — позвала я, но тут волшебство рассеялось, и я поняла, что все это было игрой ночных теней и моего растревоженного воображения.
Чужая незнакомая собака по‑прежнему продолжала лаять, приседая на задние лапы и поджимая лохматый нечесаный хвост. Но этого мига заблуждения оказалось достаточно для того, чтобы понять: я никогда не убью собаку. Что бы ни случилось. Если я сделаю это, то тем самым предам все, что у меня было, и окончательно отдам себя в руки тьмы.
— Ступай! — крикнула я псу и замахнулась, будто грозя ударить его.
Он жалобно взвизгнул, затем вздрогнул, глядя куда‑то за мою спину, и все же пустился бежать, очевидно, не выдержав одолевавшего его страха. Я его понимала. Мне не нужно было оглядываться, чтобы понять: тот, кто преследовал меня, уже совсем близко. Поэтому я перелезла через ограду и быстрым шагом пошла вперед, высматривая подходящее местечко. Вскоре я заметила поляну. Как раз такую, как мечталось. Окруженную серебряными от снега деревьями, освещенную любопытной бледной луной.
Я вышла на середину заснеженного пространства и обернулась в сторону, откуда доносился легкий, едва различимый шорох.
— Я готова. Можешь выходить, — позвала я.
И тут из тени деревьев вышла высокая, закутанная в темный плащ фигура.
Еще не видя лица, я поняла, что это не Артур.
Незнакомец в плаще вышел на край поляны, откинул с лица капюшон, и я увидела застывшее, словно на картине, лицо. По‑своему красивое, с гордым носом и резко очерченными бровями.
Незнакомец медленно вытащил из ножен меч, неярко блеснувший в отраженном свете луны, и, на миг подняв его в воздух в приветственном жесте, двинулся ко мне.
Я видела его впервые, однако не сомневалась, кто передо мной. Рыцарь Лондонского Дома, называемый Мечом патриарха, всерьез готовился вступить со мной в поединок, невзирая ни на разницу в годах и опыте, ни на то, что у меня не было оружия. В своей черной броне, обнаружившейся, когда он распахнул темный плащ, верный сын ночи неумолимо приближался ко мне.
Она стояла посреди заснеженной поляны, как никогда похожая на заблудившуюся принцессу, а прямо на нее шел рыцарь с обнаженным мечом. Тот, кто забыл, а скорее всего, никогда не знал слова «жалость». Тот, чьим ремеслом уже сотни лет являлось убийство.
— Fight me![9] — крикнул Артур в его прямую напряженную спину, тоже выходя на поляну.
Рыцарь медленно, будто с удивлением, оглянулся.
— Thu, iunga man,[10] — произнес он глухо, словно ожидая, что под его взглядом наглый юнец тут же рассыплется прахом.
— Сначала ты сразишься со мной! Понял, ты, консервная банка! — закричал Артур, вынимая небольшую посеребренную шпагу — действительно раритетную вещь, наделенную особой мощью и хранившуюся в Московском Доме уже не первое столетие.
Они говорили на разных языках, но тем не менее понимали друг друга.
Им обоим больше не требовалось приглашения, и вот оба уже неслись друг навстречу другу. Огромный отточенный меч против тонкой ненадежной шпаги — казалось бы, исход поединка предрешен.
Глядя на сближающихся противников, Полина на секунду закрыла глаза. Когда она вновь открыла их, Артур еще каким‑то чудом был жив. Он уверенно кружил вокруг врага, заставляя того то и дело взмахивать мечом. Всякий раз Полине казалось, что этот раз будет последним, однако Артур вновь уклонялся от удара, и старый меч с пронзительным свистом рассекал лишь воздух.
Это была незабываемая сцена: настоящий рыцарский поединок на заснеженной поляне, освещенной склонившейся к земле округлой луной.
Артур крутился вокруг своего противника, словно отплясывал какой‑то странный танец. Однако рыцарь был отличным воином, и вот на плече Артура заалела рана, а слетевшие с острия меча капли крови упали на белый чистый снег.
Оба сражались молча, и все вокруг молчало, наблюдая за величественным и жутким поединком: и луна, и деревья.
Сердце Артура стучало в груди пойманной птицей.
Удар, еще удар.
Отпрянуть. Пригнуться. Уроки Лиз и вправду оказались на пользу. Теперь упасть на землю, перекатиться и тут же вновь вскочить на ноги.
С веток на голову посыпался серебряный снег. Меч, тускло сверкнув в свете луны, описал круг, срезав с головы Артура прядь волос.
Надо быть расторопнее. Рана на руке никак не затягивалась. Меч рыцаря тоже был посеребрен. Проклятье! Так и ослабеть недолго.
Артур схватил рукой горсть снега и, швырнув в глаза противнику, попытался нанести удар, однако меч преградил дорогу узкой шпаге, едва не сломав ее.
Опять отступать. Артур споткнулся, снова роняя на снег алые капли крови. Так не годится. Время словно остановилось. Он не знал, сколько уже продолжается этот безмолвный бой. Может быть, целую вечность?…
Снова жадный свист меча, на этот раз у самого уха.
Что там говорит рыцарский кодекс? Чем меньше сил, тем крепче дух. Значит, нужно собраться с духом. Проигрывает тот, кто сдается, кто позволяет себе сдаться.
Взмах — удар, взмах — удар. Рыцарь махал мечом словно ветряная мельница. Сил у него было хоть отбавляй.
Силы покидали Артура с каждой упавшей в снег каплей крови. Плохо. Очень плохо. Нужно что‑то решать, причем немедленно.
Бледная луна на миг подернулась тучами, словно подмигивая ему.
«Пора», — сказал себе Артур.
Выхватив левой рукой из кармана маленький яркий фонарик, он включил его, направив луч света в мертвые глаза своего страшного противника.
Рыцарь вскрикнул и, отшатнувшись, закрыл рукой лицо.
В этот миг Артур, поднырнув под смертельный меч, прямым ударом снизу вонзил серебряную шпагу рыцарю под подбородок — там, где заканчивался ворот доспехов его противника.
Рыцарь на секунду застыл с занесенным над головой мечом. В его стальных холодных глазах вдруг появилось позабытое человеческое чувство: недоумение, щедро смешанное с болью.
Он шагнул назад, запутавшись в черном длинном плаще, и вдруг рухнул на истоптанный в битве снег.
Артур поднял выпавший из руки меч и одним ударом отсек врагу голову.
Мне казалось, что все происходит со мной во сне. Вот открою глаза — и не будет ничего: ни заснеженной поляны, щедро сбрызнутой алым, ни Артура.
Он стоял над поверженным рыцарем такой красивый, что не верилось. Не бывает таких пронзительных темно‑вишневых глаз, и изысканного изгиба губ, и непокорных волос цвета
