— Почему он не проявился раньше? Не передал кому-то информацию? Ведь мог быть, по крайней мере… Пророком? Спасителем?
— Он сказал мне почти то же самое! Все произошло, на самом деле, как-то просто, обыденно. Представляешь, звонок; голос, как мне показалось, пожилого человека. Он представился (это мне ни о чем не сказало), и со знанием дела изложил свое мнение о моей книге. Всегда интересно выслушать коллегу. Его суждения были глубоки и неожиданны, я решил, он имеет к этому самое прямое отношение. Конечно, мы заговорили о новой конфигурации в противостоянии ядерных держав, в частности, коснувшись 11 сентября — даты, когда международный терроризм открыто заявил о своих претензиях на мировое господство. И он сказал… что-то вроде… «и у вас был шанс спасти человечество»… Я не понял, о чем речь. А он бросил странную фразу: «Тот, кто кормит уток — всегда находится в центре мира», и прервал разговор. Меня это озадачило, я стал размышлять, и вспомнил одно буддистское изречение: «Камень брошенный в пруд — всегда в центре»; он же его перефразировал. Пруд, утки… цепочка ассоциаций. И кто бы мог так четко рассуждать о ядерных стратегиях? По какому-то наитию я вспомнил об этой фотографии, изучил ее подробно, с помощью техники… Открытие меня поразило! Если позвонивший и был тем самым «математиком», то он не просто так забросил «наживку» — видимо, у него определенная цель, и он перезвонит. Так и вышло. У меня не было слов, чтобы выразить восхищение его математическим гением. Было такое чувство… что я говорю с неким Мессией, Нострадамусом нашего времени! Он же поблагодарил меня за «операцию по переброске». Для него это стало самым судьбоносным и переломным моментом в жизни. Я спросил, почему он сохранил в тайне этот, без преувеличения, код к современной геополитике, «зашифровав» его так странно? Он ответил, что до последнего «надеялся на лучшее». Но теперь надежд нет. К тому же возраст, проблемы со здоровьем… Ряд обстоятельств не позволяет ему представить общественности исследования, которыми он занимался все эти годы. «Возможно, теперь у вас, Янис Земзаре, будет еще один шанс изменить ход истории, спасти человечество», сказал он. (Показалось, как-то зловеще усмехнувшись.) Итог его работы — папка с материалами под названием «Последний отсчет»…
— Последний ОТЧЕТ? — переспросила Ингрида.
— Ну, может, и так, — Янис невесело кивнул. — Одним словом, он больше не хочет этим заморачиваться.
— Так что теперь… МЫ должны заморачиваться?! — изумилась она. — Ты же сам сказал: он забросил «наживку»! Да это бред чистой воды, провокация!
— Я голову сломал, думая об этом! Даже пришла в голову тупая мысль, что фотографию подменили, сейчас ведь монтаж в фотошопе и школьник сделает. Попросил одного товарища, он провел экспертизу в криминалистической лаборатории. Ничего подобного, реальный снимок! Пойми, Ингрида, даже если это один шанс на миллион…
Хорошо!
Яниса Земзаре, видимо, основательно переклинило из-за этого, неведомо откуда возникшего, «духа» русского математика. Доказывать, что все это вилами на воде написано, бесполезно. Она и не стала. Но… Москва? В ее памяти словно зажглась сигнальная лампочка; какая-то зацепка? воспоминание?
Поскольку этого требовал статус, Ингрида работала над монографией о почти неизвестном ныне латышском художнике. А между тем, всего лишь полтора десятка его работ «были, по сути, тем семенем авангардистских изысков, давшем впоследствии столь буйные всходы», как отмечала она в своем научном труде.
Художника можно было (и хотелось бы) причислить к основоположникам авангардизма, но возникали вопросы… Во-первых, почти полное отсутствие фактического материала о нем. Во-вторых, назвать его «сыном Латвии» можно разве что по месту рождения, скорее — «пасынком» (перед Второй мировой войной он оказался в изгнании, скитался по Европе, умер в нищете и безызвестности). В-третьих, принято считать, он пришел к своему стилю в конце сороковых годов под влиянием европейских мастеров. Собственно, никто бы про него вообще не знал, но его работы оказались в еще советской Латвии, их передала в дар не то румынка, живущая во Франции (не то француженка из Румынии)… В общем, бывшая жена художника. И тогда это была то странная и невнятная история, теперь же разобраться в том, что и как происходило, вовсе никакой возможности.
Но Ингриде вспомнилось вот что. Как-то в общении с одним известным живописцем она с удивлением узнала, что когда-то он видел работы «пасынка латышского авангардизма», напечатанные в каталоге выставки, прошедшей в конце тридцатых годов. Небольшая книжка попалась ему в руки в библиотеке подмосковного Дома творчества. В выставке участвовали признанные ныне «отцы-основатели» авангардизма. В конце тридцатых! Возможно, свои первые работы художник сделал в Латвии — и пришел к своему стилю самостоятельно, без какого-то «европейского влияния». Это в корне меняло устоявшееся, еще со времен советского официоза, мнение!
Тогда она не придала этому значения. Творчество авангардиста не было актуальным, к научному исследованию о нем она не приступала и сама мысль, чтобы реально куда-то отправиться, искать артефакт, просто не могла возникнуть. А сейчас, за годы коренного излома в России, мало ли что могло произойти с Домом творчества, тем более, с какой-то библиотекой? Да камня на камне, возможно, не осталось… «Нет, ничего не изменилось, приезжайте, — ответили в секретариате Союза художников, когда позвонила в Москву. — Платите за проживание на общих основаниях и живите, сколько надо».
«А библиотека… сохранилась ли библиотека в Доме творчества? Мне нужно в ней кое-что найти».
«Про библиотеку мы ничего не знаем, нужно выяснять на месте», — ответили ей. Это уже шанс! Замечательно. Раз Янис настаивает, она поедет и добудет эту «иголку, в которой смерть Кощеева». Но заодно, если повезет, приобщится к мистическому творчеству художника-изгоя.
Янис был только рад. И для Ингриды поездка в Москву, если она найдет каталог, могла оказаться новым толчком в ее, пробусовывающей из-за отсутствия фактических материалов, научной деятельности. Но как это осуществить? Вначале думала побывать в Доме, ознакомиться; остановиться же в одной уютной ведомственной гостинице. Но возникли проблемы. Добираться от Москвы, от Ярославского вокзала до платформы, где находится Дом — на электричке. От этой платформы идти пешком. Первый раз, когда она поехала, на это ушло полдня. Не все электрички там останавливаются, расписание сквозит «окнами». Возвращаться вечером и страшно, и опасно. К тому же, никто ее не пустит в библиотеку, если она не «оплатит проживание на общих основаниях». Ну ладно… Она может несколько дней пожить в Подмосковье, в Доме творчества. Принявший ее Нижний Человек-Дежурный вписал в свою Книгу, выдал постельное белье. Серо-вато-влажное, с легким хлорным амбре. Она взяла, но у себя отложила в сторону, не разворачивая. По совету Яниса, привезла свой комплект с синими акварелями вечерней Старой Риги.
Это, может, и навевало бы крепкий сладкий сон…
Но не в этом, как он называется, «жилом отсеке», состоящем из двух комнат. Ее и, как оказалось, имеющихся в наличии соседей. Одно на всех «место общего пользования». В соседней комнате постоянно живут какие-то Петр и Анна (ну, разумеется, словно бы традиционные персонажи русских анекдотов: Петька и его неизменная боевая подруга Анка-пулеметчица). При этом она выяснила: Дом творчества почти пустой. Во всяком случае, все комнаты на втором этаже свободны. Почему нужно подселять к кому-то? Хорошо, она перетерпит несколько дней. Но ведь и им, Петру и Анне, неудобно каждый раз к кому-то приноравливаться?!
И единственный душ на первом этаже. Вообще-то их два, но открыт один, объяснил Нижний Человек. А переселить ее в другой «отсек»? О, это невозможно! Так записано в Книге. Нет распоряжения администрации. Будет ли кто из начальства? Ну… все во власти Божией.
Про таинственного «математика» она знала то, что сообщал Янис. Он связывался с ученым напрямую. Все идет по плану. Вскоре будет назначена встреча.
Зато она нашла каталог! Хотя с августа 1991-го года библиотекаря не было. Если судить по последним записям на брошенных в беспорядке, пожелтевших бланках — книжный служитель бежал отсюда в панике, как с тонущего корабля. Между тем, в книгохранилище сохранилась, заданная по-советски основательно, строгая тематическая структура. Изучая полки вдоль и поперек, она наткнулась на книжечку, выпущенную Типографским товариществом Дома Профсоюзов Работников Искусств.
…В закипающей воде, с блестящего дна кружки потянулись вверх, резво побежали, торопясь и сталкиваясь лбами, бойкие пузырьки. «Как москвичи», отметила про себя Ингрида. Выждав с полминуты, она
