Через мгновение он уже предложил ей свой халат, и она закуталась в него. От халата исходил запах Майкла, и она хотела, чтобы этот запах сопровождал ее всю жизнь. Он надел другой халат, и они отправились на кухню, где в холодильнике было полно еды.
— У меня такое чувство, что все это было запланировано заранее, — хитро сощурясь, сказала она.
— Потому что ты всегда смотришь в будущее, да и я оптимист…
Там были кусочки дыни, упакованные в пленку, фруктовый суп, овощной салат, вино и на десерт восхитительный морковный пирог.
— Останешься на ночь? — спросил Майкл.
— Не знаю. Челси будет волноваться.
— Ну, так позвони ей. Она взрослая девочка и все поймет.
— Да, но…
— Ты так боишься ее реакции на то, что переспала с надменным и нахальным мальчиком из твоего родного города?
Лиззи засмеялась:
— Нет, конечно.
— Тогда звони.
Лиззи позвонила прямо из кухни, но Челси дома не оказалось, поэтому Лиззи оставила сообщение на автоответчике:
— Челс, меня не жди. Седовласый Вольф сбил меня с пути истинного.
Она положила трубку, а Майкл, склонившись над бокалом, коварно посматривал на нее.
— Так это Вольфа ты хотела заполучить?
…И она получила его после обеда и еще дважды в течение ночи.
10
Утром, сидя под холодным светом настольной лампы, Вольф размышлял, не допустил ли он серьезную ошибку. Она заключалась не в том, что он провел ночь с Лиззи: он до сих пор ощущал на своем теле незабываемую прелесть ее прикосновений. Энергичность и вялость странным образом сочетались в нем, но сильнее всего была волшебная и непреодолимая сила любви. Он влюбился. Сомнений не оставалось. Здесь были и чувственное стремление, и физическая привлекательность, и экзальтация — но над всем этим властвовала и возвышалась простая и чистая любовь.
Вольф никогда раньше не влюблялся, и уж тем более так сильно, по-настоящему. Обычно он с самого начала представлял, чем закончится та или иная мимолетная интрижка. Все было скучным и быстро приедалось, а стараться что-либо делать становилось лень. Все так же быстро приходило к естественному концу, как и начиналось. Никто обычно не хотел решать проблемы, и партнеры вскоре разбегались. Так было проще и менее болезненно.
Но с Лиззи было все иначе. Вольф не мог убежать и не мог расстаться с любовью. В этом и заключалась его ошибка. К Лиззи он привязался сразу и накрепко.
И это делало его ошибку более пугающей. В широком смысле и обман-то был мизерным: он просто с самого начала притворился, что ничего не знает. Намерения его были не совсем чистыми, но он, и вообразить не мог, к каким последствиям они приведут. Вольфу приходилось действовать осторожно, но теперь, когда он понял, что влюбился, он не мог не признать свою ошибку.
А признавать ошибки он не любил. И еще менее любил их допускать. Он всегда гордился своими суждениями и прозорливостью. Но это касалось бизнеса. А здесь была совершенно иная сфера — сфера человеческих отношений. Здесь присутствовали романтика, любовь, эмоции, и Вольф мог положиться только на свои очень сильные и настоящие чувства к прекрасной и обворожительной женщине из Канзаса. Суждения и прозорливость здесь в счет не шли.
В дверь постучали.
— Вольф? — спросила Мэг, заглянув к нему. — Я хотела бы с вами поговорить.
Он указал на стул:
— Присаживайся.
— Я все знаю о Лиззи.
— У твоего мужа язык без костей.
— Челси мне тоже рассказала. Вчера вечером. Мы приглашали ее на ужин, и она поведала эту эксцентричную историю. Все могло бы быть очень смешно, если бы… — Она замялась. — Если ты не убьешь меня на месте… Я надеюсь, ты не сделаешь этого.
— Не ходи вокруг да около. Валяй начистоту.
— Челси каким-то образом узнала, что ты с самого начала вычислил их. По-моему, они обо всем догадались.
Вольф уставился на нее:
— Ну и языки у вас!
— Я знаю. Прости меня.
— Забудем. А что сказала Челси?
— Она назвала тебя трусом. Вольф улыбнулся:
— Могла выразиться и похуже.
— Майкл… я знаю, что Лиззи тебе не безразлична, и буду держать рот на замке, но Челси обязательно ей скажет.
— Конечно, она обязательно все расскажет Лиззи. Еще бы, они обменивались тайнами с детских лет.
— Если хочешь, я могу поговорить с ней. Вольф покачал головой:
— Нет, Окс, на этот раз всю грязную работу я возьму на себя.
Лиззи догадывалась, что Челси что-то от нее скрывает, и никак не могла взять в толк, что именно.
— Челс, — говорила она, ходя по квартире следом за подругой, — ты должна сказать мне.
— Сказать тебе что?
— Что этого не было.
Челси задумчиво остановилась в проеме двери, ведущей в ее комнату, выкрашенную в голубой цвет.
— Как тебе нравится мое творчество?
— Челси!
— Не кричи.
— Кто подсказал, что анонимные любовные записки тебе в седьмом классе присылал Альберт Соренсон? Кто предупредил тебя о том, что твоя мать нашла место, где ты прятала яркую помаду?..
— А картину с мамой и папой я собираюсь повесить вот сюда на стену, — не слушая ее, с увлечением говорила Челси.
— Кто тебя нанял? Челси обернулась:
— О-о, как это низко, Лиззи.
— Я в отчаянии.
— Почему?
Лиззи прислонилась к стене.
— Потому что я люблю его, Челс. — Она посмотрела на подругу. — Что ты о нем знаешь?
— Лиззи…
— Ты обязана сказать.
— Не могу.
— У него другая женщина?
— Не будь дурочкой. Лиззи покачала головой:
