— Насколько мне известно, нет, — ответила Кэйси.
— Но вы бы не стали винить его за это?
— Ваш дедушка и я никогда не ладили…
— Я уже слышал это, — Джеффри перевел на нее взгляд. — Не хотите ли рассказать мне, почему?
— Сначала я хочу узнать, согласны ли вы, чтобы девочки собирали чернику как на нашем, так и на вашем участках?
— Приближается пресловутый сезон сбора черники?
Кэйси раздосадовалась, но только молча кивнула. Этот ежегодный сезон, наверное, больше всего приводил в бешенство Сэса Рэсбоуна. Покой его тихого владения в Беркшире нарушало круглосуточное столпотворение, создаваемое не только воспитанницами с фермы Рэйнбоу, но и учениками из других школ Ордена, а также присутствием многочисленных благотворителей, монахинь, священников и даже епископа.
— Праздник по этому случаю назначен на субботу, — наконец вымолвила Кэйси и тут же поспешно добавила: — Вы тоже в числе приглашенных.
— Благодарю, буду иметь это в виду. — Он откинулся назад и покачался на двух ножках стула, потом вздохнул и вернул стул в прежнее положение. — Кэйси, вы же и так прекрасно знаете, что я разрешу вам собирать чернику на моем участке.
Она спокойно взглянула на него.
— Нет, я в этом совсем не уверена.
Джеффри вскочил и встал на верхней ступеньке крыльца, устремив взор в горы, простирающиеся на противоположном берегу реки. Он думал о том, как здесь безмятежно. Или, по крайней мере, было.
— Кэйси, я стараюсь понять, — осторожно начал он. — Мой дед предостерегал меня против этих девочек. Вы можете сказать, что меня годами приучали думать о них… плохо. Но я стараюсь быть справедливым. Я дам им шанс изменить мое мнение о них. А вы — вы дадите мне этот шанс?
Кэйси отхлебнула кофе. Она всячески убеждала себя, что должна ответить Джеффри за его откровенность тем же. Зная ее, может быть, предвзятое мнение о Сэсе Рэсбоуне, он все-таки не стал скрывать от нее, что является его внуком. А представляя себе его отношение к малолетним правонарушительницам, сможет ли она признаться ему, что тоже когда-то была одной из них?
Кусочек льда тем временем растаял во рту. Какой у нее был выбор?
— Я была одной из них, — быстро выпалила она.
Он обернулся к ней.
— Были кем?
— Воспитанницей лагеря фермы Рэйнбоу.
— Вы имеете в виду…
— Я имею в виду то, что была малолетней правонарушительницей. Меня задержали, когда я пыталась получить лекарство по поддельным рецептам для своих старших подруг, и отправили в школу Ордена Святой Екатерины.
Джеффри вздрогнул.
— М-да, неожиданно… — пробормотал он.
— Тут, разумеется, нечем гордиться, но я и не стыжусь своего поступка.
— О черт. — Он снова повернулся лицом к реке и потер затылок, как будто у него разболелась голова. — Итак. Вы утверждаете, что меня одолевают сладострастные мысли о женщине, которая не только обучает маленьких хулиганок, но и сама была такой, и в то же время говорит на семи языках и имеет двух теток-монахинь и отца-епископа? Кэйси, это… — он услышал какой-то приглушенный звук и обернулся к ней. — Кэйси! — Он недоверчиво уставился на нее и затем взревел от негодования:
— Кэйси Грэй, вы смеетесь?
— Простите меня… — еле выдавила она в ответ, изо всех сил закусив губу и залившись краской, но так и не смогла справиться с собой и, наконец, расхохоталась во весь голос.
— Леди, — мрачно произнес Джеффри, — вы заслуживаете хорошей взбучки.
— Я знаю, что тут просто неуместен смех, но, Джеффри, — «сладострастные мысли» [2]?!
Он обиженно нахмурился.
— Я знаю значение этих слов.
— Да, конечно. — Она поставила свой стакан на крыльцо и заправила выбившуюся прядь волос под шарф, стараясь взять себя в руки. — Это слово происходит от латинского lascivions, что значит «похотливый», или «возбуждающий»… ну, вы понимаете. Я просто вспомнила, как вы подтрунивали над тем, что я произнесла редко употребляемое слово «прострация», тогда как вы в подобных случаях говорите что- то другое. Мне не следовало смеяться. Я знаю, у нас серьезный разговор, но мне вдруг пришло в голову, что мы, может быть, не такие уж разные на самом деле.
— Я никогда не встречал ни одного человека, похожего на вас, вам это известно, Кэйс?
Она кокетливо взглянула на него.
— Мне стоит принять это как комплимент?
Он подошел к ней и приподнял со стула, скользнув руками к ней под блузку, и, ощутив теплую нежную кожу, начал медленно и ласково ее поглаживать.
— Наверное, — ответил он, блестя глазами и снова переходя на «ты». — Вообще-то мне давно следовало бы догадаться, что у тебя было достаточно бурное прошлое.
— По глазам?
— И по той непринужденности, с которой ты обращаешься с девочками, по твоей привязанности к ним. Неудивительно, что тебе так не понравилось мое «навешивание отрицательных ярлыков».
Он говорил так спокойно, как будто руки его действовали совершенно, без его ведома.
— Джеффри…
— Мм? — Он посмотрел на нее укоряюще.
— Ты знаешь, что ты со мной делаешь?
— Ну, тут есть одна идея, — улыбнулся он в ответ.
Ее сердце бешено билось, дыхание участилось до предела, слова застревали в горле. Она вся горела, голова слегка кружилась. Все ее существо было пронизано острым, мучительным и реальным желанием.
— Я еще… — она помедлила, облизнув губы. — Есть еще кое-что, о чем я не рассказала тебе.
— Да, я понимаю и хочу услышать обо всем, но позже…
Он закрыл ртом ее приоткрытые губы и ворвался языком внутрь, словно требуя всего того, что она и сама отдавала ему с такой готовностью. Она вскинула руки и погрузила пальцы в его густые волосы.
— Разреши мне взять тебя, — горячо прошептал он.
— Джеффри, я бы очень этого хотела…
— Но?
— Девочки — у них сегодня намечена пешая прогулка.
— И что же?
— Я обещала приготовить к их возвращению угощенье. — Она непринужденно чмокнула его в твердо очерченный подбородок. — Мне очень жаль.
— Мне тоже чертовски жаль, — ответил он сердито. — А что это за угощенье?
— Отвар из трав, который они называют аперитивом. А еще для тех, кто всегда просит добавки к основным блюдам — а они всегда просят добавки, — по два печеньица из пшеничной муки с пастилкой и шоколадкой.
— Звучит заманчиво, — заметил он без энтузиазма.
— Они привыкли, — смеясь, сказала Кэйси и взъерошила ему волосы.
Он шутливо защемил ей пальцами нос, но она чувствовала и видела, как он возбужден.
— Дорогая, единственное, к чему я смог бы привыкнуть на ферме Рэйнбоу, так это к одной бывшей малолетней правонарушительнице, превратившейся со временем в преподавательницу древних языков. — Он снова поцеловал ее глубоким и долгим поцелуем и прошептал на ухо:
