Рукава рубашки оказались слишком длинными для Бесс, туфли — слишком большими, но по крайней мере брюки сидели хорошо. Она высоко подобрала волосы, чтобы спрятать их под шляпу.
— Отлично! — заявил Вуд с нескрываемой насмешкой. — Вы выглядите как Элизабет Харт, одетая мужчиной. — Он был явно недоволен. — А я, идиот, вожусь с вами.
Вуд нырнул в гардероб, выбросил оттуда дорожную сумку и открыл ее прямо на полу.
— Я артист, и у меня есть такие вещи, как булавки и заколки. — Он протянул Бесс две коробочки. — Подбери как следует волосы и заколи рукава.
Она подчинилась, стараясь не очень уж радужно улыбаться. Помощник у нее оказался на славу.
Бенджамин снова стал копаться в сумке, ворча себе под нос про свой идиотизм. К тому времени как Бесс подвернула и заколола рукава, он уже вывалил все свое имущество на пол, упорно ища что-то.
— Когда тебя схватят, не смей упоминать мое имя! И не надо возвращать мне все это здесь. Вернешься в Нью-Йорк, тогда и вернешь. Или лучше купи все это у меня сейчас.
— Ты воспринимаешь мою затею слишком уж серьезно.
— Джон Моррисэй был чемпионом по спортивной борьбе, и весит он намного больше меня, — пояснил Бенджамин причину своей сугубой осторожности.
Он нашел среди разбросанных по полу вещей кудрявый белокурый парик:
— Надень!
Бесс радостно схватила парик и побежала к зеркалу.
Бенджамин стоял за ней, держа в руках кустистые пшеничные усы. Когда она налюбовалась своим отражением в парике, он приклеил усы ей под нос.
— Та-ак, — оценивающе оглядел он всю ее фигуру. — Надвинь шляпу пониже. И моли Бога, чтобы твои каштановые завитки не вылезли из-под парика. Кстати, я не знаю, о чем речь. Или знаю?
— Нет, не знаешь и не узнаешь.
— Хорошо. Сядь сюда, я сделаю тебе неузнаваемое лицо.
Пользуясь несколькими стеклянными сосудами и баночками, он гримировал, красил, пудрил ее лицо. Закончив, распрямился, кинул на Бесс орлиный взгляд и одобрил свою работу:
— Неплохо, совсем неплохо! Но я скажу тебе, на чем ты погоришь.
— На чем?
— Тебя выдадут глаза. У мужчин не бывает таких прелестных глаз… Впрочем, и от этой беды есть спасение.
Вуд нагнулся еще раз над сумкой и вытащил пенсне. Надев его на нос покорно все переносящей Бесс, он отошел, чтобы окончательно оценить эффект.
— Глаза все-таки остались женскими, но сойдет. Теперь хочешь пару советов?
— Да. Я обожаю советы, — сказала она весело и взглянула в зеркало. — Подожди-ка, Бен! Кто это в зеркале?
Она пригляделась. Симпатичный молодой человек с густыми белокурыми кудрями и пушистыми усами, настолько же нереальный, насколько и убедительный, смотрел из зеркала фиалковыми глазами Элизабет Харт и улыбался в усы.
— Теперь имя, что-нибудь простенькое, не подозрительное, — предложил Бенджамин.
— Эбрахэм Вуд, твой брат из Чикаго.
Бенджамин побледнел:
— Нет-нет! Я даже не знаю, что ты затеваешь, как же я могу отвечать за тебя?!
— Но ты пойми: если я приду с кем-нибудь, меньше вероятности, что меня опознают!
— Я не могу, не могу, не могу!
— Как это не можешь? Ты актер. Актеры могут все!
— Не обращайся к моему честолюбию. Это нечестно.
— Ты актер, Бен, и ты разорен. Я заплачу сто долларов, если поможешь.
Застонав, он привалился к стене с прижатой к сердцу рукой.
— Ты подавляешь меня, лишаешь свободы воли… Сто долларов, говоришь?
Бесс кивнула.
Он выпрямился и перешел на деловой тон:
— Ну ладно, ты — Эбрахэм Вуд. Но не из Чикаго — акцент не тот, а из Нью-Йорка. И только на случай, если кто-нибудь спросит! Если нет, останешься тихой и безымянной. Мы войдем в игровые комнаты вместе и сразу разойдемся. Согласна?
— Да.
— Ничего не говори, когда можно избежать разговора, но если уж будешь разговаривать, не старайся менять голос: это лишь привлечет к тебе внимание. Я знаю, будет искушение, но не делай этого. Запомнила?
Бесс кивнула.
— И следи за руками. Постарайся не держать свои тонкие слабые пальцы на виду. — Он повернулся к зеркалу и поправил галстук. — Идиот! — сказал он своему отражению.
Бесс улыбнулась:
— Все?
— Ставь помалу — и потеряешь мало, — нравоучительно заметил Вуд. — Сколько у тебя денег? Не волнуйся, я не собираюсь тебя грабить.
— Пятьсот долларов.
У Бена стали круглые глаза.
— У меня щедрый отец, и я не потратила ни цента с тех пор, как прибыла в Саратогу, — пояснила Бесс.
— И ты носишь их с собой?
— А для чего у женщин корсет? — усмехнулась она. Но к этому времени ее атласный кошелек уже покоился в кармане брюк, и она извлекла его оттуда.
— Мой Бог! — воздел руки к Небесам актер. — Ты не можешь идти с дамским кошельком! Хорошо, что я заметил. Положи часть денег во внутренний карман пиджака, а остальные спрячь за корсет.
— Ты умница, а я чувствую себя бестолочью.
— Так и есть… Пошли! Еще кое-что обсудим по дороге.
Они вышли из здания «Конгресс-холла». Бесс была чрезвычайно горда собой. Даже отец не узнал бы свою дочь в этом наряде и гриме.
— Бенджамин, сделай мне еще одно одолжение: расскажи правила игры в покер.
— О, не беспокойся о правилах, дорогая! Прежде чем включиться в игру, постой возле стола, наблюдая, — только и всего. Большинство покерных игр крайне просты, и ты все поймешь на месте.
Бесс с благодарностью взглянула на него и бодро произнесла:
— Да, я все пойму, особенно если ты для подстраховки будешь рядом.
Он стал бледным как мрамор.
— Нет! Ты Эбрахэм, и больше я о тебе ничего не знаю.
— Но мы же договорились! — запротестовала она. — Я — твой брат, Эбрахэм Вуд из Чи… из Нью- Йорка.
Он в отчаянии покачал головой.
Бесс засмеялась:
— Не нервничай! Это будет только забавно, и ничего больше. Обещаю тебе! Даже если я продержусь не больше нескольких минут.
Он пристально взглянул на нее.
— Не улыбайся!
— Почему? — удивилась она.
— По улыбке и смеху легче всего узнать человека.
Они шли по Конгресс-стрит к клубу, и оба старались уверить себя в собственном бесстрашии.
