с учетом здешнего климата мысль о самостоятельном передвижении по Ульяновску с его семью ветрами не просто не грела, а заранее леденила душу и тело.
После примерно получасовых переговоров как по городскому, так и внутреннему телефону Рыльский с кислым видом кивнул Яковлеву:
– Машина будет у подъезда минут через двадцать, как вы и просили – с водителем. Что-нибудь еще?
Володя косо глянул на дело Зимушкина Александра Кирилловича, которое как раз закончил просматривать, и, захлопнув довольно пухлую папку с материалами, задержал напоследок взгляд на фотографии осужденного. Александр Зимушкин был так же, как и сарговский чиновник, довольно молод, не больше тридцати трех – тридцати пяти. Яковлев еще раз посмотрел на первый лист дела: точно, тридцать три. И даже на снимке, сделанном сотрудниками милиции, выглядел он симпатичным. Приятное лицо, которое не испортила стрижка «под ноль» на фотографии, соседствующей с той, на которой Зимушкин еще не лишился пышной белокурой шевелюры.
– Насколько я понял, – сказал Володя, – служебная гостиница у вас отсутствует?
– У нас – да, а у ваших коллег из милиции имеется. Но я бы порекомендовал вам лучше остановиться в «Венце», это рядом. Там номера есть, я узнавал.
– А там дорого?
– Если отдельный номер.
– Да нет, можно и на четверых, например.
– Ну, тогда не очень, во всяком случае, ваше МВД вряд ли разорится.
Водитель излишней разговорчивостью не грешил: очевидно, был не слишком доволен тем, что вместо теплого гаража и забивания козла в комнате для шоферов придется мотаться по стылым улицам.
Яковлева это, впрочем, не волновало. Назвав ему домашний адрес Ольги Петровны Зимушкиной, он с наслаждением откинулся на спинку сиденья: в машине было тепло, почти жарко. Он даже пожалел, что на место они прибыли так быстро, через каких-нибудь десять минут. Улица называлась именем Ленина, дом, находившийся почти на ее углу, сразу после какого-то тощенького сквера, – был старой постройки. Входной код Яковлев предусмотрительно выписал из дела.
Квартира, расположенная на удобном третьем этаже, вряд ли втянула в себя соседские жилища: Владимир отметил, что все три двери, выходившие на площадку, выглядели совершенно по-разному. Разумеется, самая солидная, обитая натуральной кожей, – у Зимушкиных. Вторая оформлена обыкновенным дерматином, а третья и вовсе выкрашена вездесущей коричневой краской.
Ни на первый его звонок, ни на второй никто внутри квартиры не прореагировал: ответом была глубокая, глухая тишина. Володя нажал клавишу звонка в третий раз, и тут за его спиной хлопнула дверь – та самая, выкрашенная.
– Зря стараетесь, – произнес молодой и насмешливый женский голос. – Оля уже давно живет у Вики!..
– У Вики?! – Имя пропавшей фигурантки заставило Яковлева чуть ли не вздрогнуть. Он резко развернулся и тут же наткнулся на два темно-синих глаза, разглядывающих его действительно насмешливо и в упор. Правильного овала личико, пухлые капризные губы, тонкие брови вразлет и модно подстриженные каштановые волосы были ничуть не хуже синих очей.
Яковлев не удержался и скользнул глазами сверху вниз по стройной фигурке, затянутой в джинсы и желтый свитерок. Чем окончательно развеселил красотку.
– А что вы так уставились? И кто вы будете-то? Чего к соседям звоните?
Яковлев немедленно извлек на свет свое удостоверение и представился.
– А вы кто? – Он улыбнулся, хотя и так было ясно, что перед ним соседка Зимушкиных.
– Я Татьяна Ивановна, лет мне двадцать пять полных, в данный момент не замужем. Да что мы тут стоим-то, Владимир Владимирович, входите, я вас кофе угощу... Или вы «чайник»?
– «Чайник»? – растерялся Володя, а Татьяна расхохоталась:
– Ой, простите, я не в этом смысле. Ну там «я – Наполеон», а «я – чайник»! Просто все люди делятся на любителей либо кофе, либо чая!
– Тогда я – «кофейник», – усмехнулся Яковлев, входя вслед за хозяйкой в тесную, пахну€вшую на него теплом и ароматом каких-то хороших духов прихожую.
Спустя десять минут Володя в обществе очаровательной Татьяны сидел в тоже тесной, но очень чистенькой кухоньке и внимательно слушал девушку, которая то улыбаясь, то хмурясь, а то явно печалясь рассказывала ему прелюбопытную, с его точки зрения, историю.
– Понимаете, с Лялей в тот день, когда закончился процесс, случилось несчастье... В общем, они с Сашей уже четвертый год живут, а детей – нет как нет. А они оба страшно хотели детей, и после какого-то курса в швейцарской клинике у них получилось... Вот радости-то было! Только ненадолго... В общем, у Оли в тот день, когда Сашу судили, случился выкидыш. И хотя срок у нее был большой, почти семь месяцев, спасти мальчика не удалось.
Яковлев сочувственно качал головой.
– Я, между прочим, всю жизнь с Лялькой дружила, с детского садика, а Вика к нам только в десятом классе прибилась. – В голосе Татьяны прозвучала обида. – Куда бы естественнее было, если б за ней я присматривала... Но наша Викуся, видите ли, медик, а у Ляльки, как она выражается, «тяжелейшая депрессия», нужен профессиональный присмотр.
– Она, эта Вика, что же, психиатр? – поинтересовался Володя.
– То-то и оно, что нет! Обыкновенная терапевтиха! И то пока что еще в этой... как там у них называется?
– В ординатуре?
– Во-во! Даже диплома нет, что-то вроде практикантки. Однако в Ляльку вцепилась мертвой хваткой, после больницы к себе ее забрала и сюда приезжают всегда вдвоем. Словно меня и на свете никогда не было! А мы, между прочим, с Ольгой росли вместе, родители наши...
– А где эта коварная Виктория... Как ее?
– Ой, отчества ее я не знаю, – немного смутилась Татьяна, – а фамилия – Сухорукова. Слушайте, – она вдруг спохватилась, – а зачем вам они? Ну Оля и Вика?
Володя усмехнулся про себя: надо же, додумалась, наконец, спросить! Но говорить правду болтливой красотке он не собирался.
– Чистой воды формальность, – сказал Яковлев, с самым искренним видом. – В Москву пришли документы по делу Зимушкина, в которых имеются пробелы, родственники не указаны... Так где эта Сухорукова проживает?..
– В Засвияжье, точнее сказать не могу, зато могу показать.
– А телефончик у нее имеется?
– Точно, сейчас позвоню! Только она теперь, наверное, в своей ординатуре. Но Лялька точно там, и маманя Викина там же! Они обе над ней кудахчут, а толку чуть! С самого лета никаких улучшений! Тоже мне врачихи!
– И мама врач?
– Ага... – Татьяна пожала плечами и неохотно добавила: – Психиатр. Правда, давно уже на пенсии!
Как найти женщину?.
– Ну-с, мадам психологиня, коли уж ты сама навязалась, плюнь-ка на свою посуду, и пошли со мной!
Саша обнял жену за плечи и действительно отстранил ее от кухонной раковины.
– Что? – В глазах Ирины Генриховны, вскинутых на мужа, вспыхнула такая детская надежда и радостное изумление, что Турецкий снова невольно растрогался. И едва не разразился похвалой в адрес супруги за ее предсказание о невиновности Крутицкой. Однако вовремя вспомнил, что именно сказали по этому поводу Грязнов и, конечно, Меркулов, с которым он помирился ближе к вечеру, и прикусил язык. Ибо оба они, выслушав данную историю, дружно переглянулись, после чего минут пять чуть ли не хором рассуждали на тему невероятного терпения жен, чьи мужья трудятся на собачьей работе, и вообще о том, как же повезло на подруг жизни двоим из них и как правильно не женится третий – то бишь Славка.
