Анти-АОН, — продемонстрировал я свою осведомленность.
Вот-вот. Но, конечно, против мощи нашей аппаратуры он не устоял.
Ясно... Это что же получается? Он вчера меня на понт брал? Я правильно выражаюсь?
Думаю, что да. Но мне кажется, что часть того, что Стриж рассказал тебе, — правда.
Это и так понятно. Только вот как определить, где эта правда?
Может быть, пора брать Сократа?
Эта мысль мне пришла в голову сразу же после того, как я прочел расшифровку телефонного разговора.
Думаю, что нет. Не забывай, мы расследуем убийства и покушения на убийства. А против Сократа у нас, кроме этой бумажки, ничего нет. Так что пошлет он нас на три буквы, и все.
Тогда давай установим за ним слежку. Авось какой-нибудь следок покажется.
Вот это бы не мешало. Только давай это тоже сделаем через Дениса.
Ладно, — Грязнов встал со своего стула, — у меня еще куча дел. Ты обмозгуй и мне сразу звони, если что...
Но долго думать мне не пришлось. И звонить Грязнову тоже. Потому что не прошло и пятнадцати минут, как он позвонил сам...
На лестничной площадке было тихо. Редко-редко тишину нарушал звук поднимающегося или опус кающегося лифта. Один раз он даже остановился на пятом этаже, где, устроившись на двух складных стульях, дежурили старший сержант Мальков и младший сержант Птицын. Следуя инструкции, они разом вскочили со своих мест и сделали по шагу в сторону друг от друга.
Однако это оказалась женщина с коляской, которая, видимо, жила на этой площадке. Они даже не стали проверять документы. Испуганно покосившись на милиционеров, женщина скрылась за своей стальной дверью.
Мальков и Птицын снова уселись на свои стулья.
Кого ждем-то хоть? Не знаешь? — подал голос Птицын.
Хрен его знает. Не сказали.
А в квартире кто живет?
Не знаю.
Важная шишка небось. Раз охрану приставили.
Не твоего ума дело, Птицын, — наставительно сказал Мальков, — твое дело охранять.
Ну интересно же, — не унимался Птицын.
Тебя не касается.
Птицын вздохнул. И замолк на несколько минут.
И чего нас сюда посадили? — наконец не выдержал он. — Домофон, привратница, попробуй пролезь.
Посадили — значит, надо, — угрюмо бубнил Мальков.
Дом видишь какой шикарный. Лифты чистые, в подъезде никто не насрал. Не то что у нас в Би рюлеве.
Мальков молчал. Птицын же продолжал размышлять вслух:
Небось правительство в таких домах живет. Ну и понятно, кто же бомжей всяких сюда пустит? Вот и чистота, культура. Цивилизация.
Мальков молчал.
Слушай, — Птицын заговорщически понизил голос, — а Ельцин не здесь живет?
Нет, — нехотя отозвался Мальков.
А где?
Не твое дело. Где надо, там и живет. Это государственная тайна, — ответил умудренный опытом Мальков.
Ну ясно...
Птицын надолго замолк. Малькову даже показалось, что он уснул. Так оно и было на самом деле. Вскоре мысли в голове у Малькова тоже стали затуманиваться. Задремал и он.Поэтому ни один из милиционеров не услышал звук приближающегося лифта. Только когда раздался лязг раздвигающихся дверей, они разом открыли глаза.В ту же секунду яркая вспышка ослепила Малькова. Вспышка — это стало последним, что он увидел в своей жизни. Спустя миг он тихо сполз со своего стула с аккуратной темной дыркой посреди лба.
Господи, не надо. Не надо... — успел прошептать Птицын, прежде чем раздался еще один негромкий хлопок и пуля прошила его грудь. Он так и остался сидеть на своем стуле.
Через несколько секунд Александр Стриж услышал звонок в дверь. Он посмотрел в глазок. Широкая тулья милицейской фуражки закрывала почти весь обзор.
Кто там? — на всякий случай спросил Стриж.
Хозяин, — донеслось из-за двери, — нам бы в туалет...
Стриж загремел замками. Дверь широко распахнулась... Спустя пятнадцать минут соседка обнаружила на площадке подозрительные пятна. Прибывший наряд милиции вскрыл дверь и обнаружил в прихожей три трупа в большой луже крови.
Осмотр квартиры Стрижа ничего не дал. Войдя в комнату, я первым делом обратил внимание, что все окна были занавешены шторами. Видимо, Стриж все- таки последовал моему совету. Но это его не спасло...Дежурившая внизу привратница напрочь отвергла, что кто-то мог войти незамеченным. И разуме ется, ни один подозрительный человек в дом не заходил. Мы с Грязновым допрашивали ее битых двадцать минут, а потом плюнули. Ну не видела старушка никого, что тут поделаешь!К тому же оперативники обнаружили с задней стороны дома маленькую дверь, ведущую в трансформаторную, из которой убийца легко мог попасть на лестничную клетку. А потом, поднявшись на второй этаж, вызвать лифт. Все очень просто.Единственная любопытная вещь, которую удалось обнаружить, это был авиационный билет на имя Стрижа. Судя по всему, сегодня в 22. 40 он собирался лететь в Женеву. Так что все его рассуждения о бескрайних российских просторах, на которых легко затеряться, тоже оказались блефом...
В салоне бизнес-класса было пусто и тихо. Кроме Патрика Норда здесь было только четыре чело века. Толстый и лысый банкир, с самого начала уткнувшийся в свой ноутбук и так и не поднявший головы до самой Москвы, два одинаковых, одетых в черные костюмы и пестрые галстуки бизнесмена и «новый русский» с молодой любовницей, в ушах которой болтались ненормально большие бриллиантовые серьги.Патрик Норд плотно поел, запил обед двумя стаканами красного калифорнийского вина, выкурил сигарету и решил соснуть. До Москвы оставалось еще три часа...Прошло полтора года, прежде чем Валера Мунипов попал в Америку. Год в Вене, потом год в Италии, в Риме — обычный путь эмигранта тех лет. В Израиль отправилась лишь небольшая часть, у которых там были настоящие, а не служащие лишь для того, чтобы проставить имя в вызове, родственники. Все остальные жили в скромных квартирках на маленькое пособие, рыдали от счастья при виде забитых полок продуктовых магазинов и свободно продающихся дубленок. Они писали письма на родину, взахлеб рассказывая о своей новой жизни. Родным письма приходили распечатанные, кем-то (известно кем!) прочитанные, а потом неаккуратно заклеенные. Но никто на это особого внимания не обращал. Главное — держать в руках эти листочки ненашенской бумаги, вчитываться в строки, рас сказывающие о заграничной сказке, потом читать вслух родственникам, потом показывать знакомым чудные цветные фотографии, без конца удивляться и... немножечко не верить во все это великолепие.
Валера никому писем не писал. Отец, узнав, что сын «уезжает», молча подмахнул отказ от взаимных претензий и просто отвернулся. Сын оказался еще более неудачным, чем он думал раньше. Мать — как отец. Правда, через восемь месяцев он отправил маленькое письмо Фатиме. Однако ответа не было...Свои деньги Валера получил спустя неделю после прибытия в Вену. Караханов сдержал слово — Валеру разыскал один советский дипломат и вручил ему семьдесят тысяч долларов наличными — за вычетом своих комиссионных. Валера сразу же отнес деньги в банк.Правда, он быстро понял, что сумма, казавшаяся ему в
