Он, внимательно выслушав меня, воздел руки к потолку.
О чем ты говоришь?! Ждать мы не можем- Не забывай, что времени осталось всего ничего.
Ну, Костя, ты же понимаешь, что я не могу сейчас просто так пойти и арестовать Сократа. Никаких доказательств нет.
Так, давай подумаем. Против Норда у нас есть показания Бородина. Так как дела Бородина вело агентство Сократа, то в принципе эти же показания можно использовать и против него. Нужно глубже копнуть это агентство.
Я покачал головой:
Не пойдет. Бородина-то вербовал Норд, когда Сократа еще не было.
Да, верно, — не мог не согласиться Меркулов.
Мы сидели и молчали несколько минут, пока Костя, наконец, не подал голос:
Ну что ж, — сказал он решительно, — другого выхода нет. Устанавливаем наблюдение за Сократом и «Просперити» — раз. Я сейчас же иду к Генеральному, ввожу его в курс дела и пытаюсь добиться санкции на вызов для допроса Назаренко — два. Основания для этого есть.
А как быть с Нордом?
Я провентилирую и этот вопрос.
Он вернулся довольно скоро. Очень довольный.
Есть, — заявил Меркулов с порога.
Что — есть?
Санкция есть. На допрос Назаренко.
Видимо, Генеральный тоже то и дело поглядывает на календарь. Поэтому и обошлось без проволочек.
Уже через полчаса Грязнов позвонил и сообщил, что за Сократом установлена слежка. Все телефоны «Просперити» поставлены на прослушивание. За агентством установлено наблюдение. Все это пока осуществляли люди из «Глории».
Назаренко была послана повестка с посыльным.
Теперь оставалось только ждать, пока не произойдет что-нибудь существенное. Я был уверен, что вот-вот что-то должно произойти. И не ошибся.
Я привычным жестом похлопал себя по карману. Сигарет не было. Вспомнил, что так и не успел купить курево.
Жень, у тебя курить не найдется?
Сидящий за столом Женя Мишин, который бесцельно перебирал какие-то бумаги, отрицательно покачал головой.
Нет. Вы же знаете, Александр Борисович, я не курю.
Жаль, — вздохнул я, — никотин активизирует клетки головного мозга и повышает аналитические способности. Очень полезно для следователей.
Женя недоверчиво посмотрел на меня, но ничего не ответил. А я тут же пожалел о своей шутке. Те перь, чего доброго, он примет мои слова за чистую монету и начнет дымить как паровоз...
Я глянул на часы. Дело шло к шести.
Женя, я, пожалуй, пойду домой. Оставляю тебя за главного.
В конце концов, имею я право хоть раз уйти с работы вовремя?! Заодно и сигарет куплю.
Я накинул плащ и спустился вниз. Погода была отвратительная. Пешеходы жались к стенам домов, чтобы хоть как-то защититься от комьев жидкой грязи, летящей из-под колес проезжающих автомобилей. Но это не помогало, так как на Пушкинск... пардон, Большой Дмитровке тротуары слишком узкие.
Табачный киоск был за углом.
Я пошел прямо по краю тротуара, ничуть не опасаясь грязных брызг. Все равно скоро плащ придется в химчистку сдавать. Или сменить на что- нибудь более теплое. Кроме того, я испытывал некое чувство гордости и превосходства над теми, кто берег свои жалкие шмотки и прятался от водителей, среди которых хамов в последнее время заметно прибавилось...
В чем я и убедился спустя полторы минуты. Недолго мне довелось тешить свое самолюбие — очень скоро я был наказан за свою гордыню. Белая «тойота» въехала колесом в глубокую лужу под тротуаром и обдала меня потоком грязной талой воды с головы до ног. Даже лицо покрылось слоем едкой московской грязи.
Кое-как утеревшись, я повернулся к «тойоте», чтобы высказать водителю, что я думаю о нем, о его машине, о жилищно-коммунальном хозяйстве города Москвы и о жизни в целом. Повернулся — и застыл.
Есть женщины, увидев которых я забываю обо всем и иду за ними, как сомнамбула. Что делать — есть у меня такой недостаток, есть. Не самый худший, между прочим. Хорошо еще, что таких женщин не так уж много. Примерно одна на десять тысяч.
Но за рулем «тойоты» сидела именно такая женщина. Несмотря на отвратительную погоду, свою злость и нелепый (как я думаю) вид в забрызганном грязью плаще, я был готов рассыпаться в изящных комплиментах.
Она смущенно выглядывала из машины.
Ой, простите! Я совершенно вас не заметила! — приговаривала она.
Нет-нет, ничего, — пробормотал я.
Нет, — сказала она, открывая дверцу, — так ходить по улицам нельзя. Вы благодаря мне стали похожи на бомжа. Садитесь.
Да нет, спасибо...
Садитесь, садитесь! — повторила она. — Прошу вас.
Что-то она чересчур настойчива. Конечно, не могу сказать, что мои внешние данные оставляют про тивоположный пол равнодушным, — это было бы неправдой. С другой стороны, что-то не замечал, чтобы прямо на улице он, этот пол противоположный, был так настойчив в желании со мной познакомиться. Но в любом случае это интересно... Как бы там ни было, я решил познакомиться с ней. Не забывайте, что это была женщина, которых одна на десять тысяч!
Между прочим, меня зовут Саша, — безапелляционно заявил я, забираясь в машину.
А меня —Наташа. Мы с вами — как одеколон.
Что? — изумился я. — Какой одеколон?
Ну раньше была серия одеколонов. «Саша» и «Наташа». Не помните?
Еще как помню! Я отпугивал этими ужасными запахами всех девчонок на школьных дискотеках. Пока наконец не перешел на «Арамис» и не взял реванш.
Помню, — ответил я, — поразительное совпадение.
Она звонко рассмеялась, откинув голову и обнажив белые и ровные зубы.
Простите меня, Саша. Я такая неуклюжая.
Уже простил.
Как мне загладить свою вину? Давайте я вас куда-нибудь отвезу.
Не надо, — говорю, — я здесь недалеко работаю. А вот от вашего телефончика в качестве ком пенсации я бы не отказался. И от сигареты.
Я давно заприметил пачку «Винстона», лежащую над бардачком.
Она пару раз моргнула, как делают женщины, когда хотят изобразить нерешительность, а потом достала маленький блокнотик и ручку.
А где вы работаете?
В Генеральной прокуратуре, — никогда не делаю тайны из своей должности, — я следователь.
Ого, — поразилась она, — как интересно! Вы ловите жуликов?
Да.
Нет лучших актеров, чем женщины. И никакой мужчина не сможет так мастерски скрыть свою игру. Но вот разгадать чужую — я могу. Это один из главных навыков, который я приобрел за годы работы следователем. И вот хотите верьте, хотите нет, но мне вдруг показалось, что моя новая знакомая имеет в своей замечательной головке какую-то заднюю мысль. Причем мысль, имеющую ко мне самое непосредственное отношение. Разумеется, мне захотелось выяснить, что это за мысль такая.
