друг другу руки и вышли на улицу покурить. Турецкий предложил свои сигареты, но Иванов сказал:
– Спасибо, я люблю покрепче. – И закурил классический «Честерфилд».
Турецкий вспомнил Славку Грязнова с его ехидными нотациями. Вот и доктор предпочитает покрепче.
– К нему можно? – спросил Александр Борисович, выпуская сизое облачко.
– Пока не стоит. Он, правда, уже вышел из-под наркоза, но лучше потерпеть, – порекомендовал Иванов. – Пусть отоспится, придет в себя, тогда и положительные эмоции от встречи с близкими будут кстати. Жену я бы тоже не советовал раньше времени пускать.
– Нет проблем, – с чувством огромного облегчения сказал Турецкий. – Она пока и не знает ничего.
– Интересные вы люди, – заметил доктор.
Помолчали, стряхивая пепел.
– Секретарша перепугалась просто зверски, – поделился Турецкий. – Ну и я заодно.
– Бывает.
– Я думал, будет что-нибудь похуже.
– Вполне могло быть.
– Как это? – немного дернулся Турецкий.
– Да так, – пожал широченными плечами Иванов. – Очень даже просто – если бы чуть позже спохватились. Воспаление аппендицита не такая уж безобидная вещь. У вашего Меркулова вполне могло начаться прободение.
– Но не началось?
– Нет.
– Хвала Аллаху! А что такое «прободение»?
Иванов засмеялся:
– Это когда дырка в стенке органа появляется при его заболевании. Или перитонит, например, мог быть. Тоже запросто.
– Ах да, перитонит, – вспомнил Турецкий. – Я столько раз слышал это слово, и всегда оно на меня ужас нагоняло.
– Перитонит – это воспаление брюшины. Развивается преимущественно как осложнение аппендицита и некоторых других острых заболеваний. Бывает общий и местный... Да зачем это вам, Александр Борисович?
– Действительно, – встряхнулся Турецкий. – Вроде совершенно ни к чему даже и для общего развития. Живот у меня не болит.
– Никогда? – прищурился доктор.
– Никогда, – подтвердил Турецкий.
– Серьезно? – округлил глаза доктор.
– Абсолютно.
– Я не верю.
– Ну... – Турецкий почесал затылок, – доказать я это, конечно, никак не могу, так что поверьте уж на слово.
– Все равно не могу, – признался хирург после некоторой паузы.
– Это нехорошо.
– Почему?
– Потому что людям надо верить.
– Да? А я считаю, людям надо верить только в самом крайнем случае.
– А! – сообразил Турецкий, – Мордюкова в «Бриллиантовой руке»?
– Управдом – друг человека, – подтвердил Иванов.
Посмеялись, потом хирург заметил:
– Александр Борисович, на глаз вы в неплохой форме, но чтобы у человека никогда не болел живот – я такого не встречал. Вспомните все же, когда последний раз вас тревожили какие-нибудь неприятные ощущения?
Турецкий честно напрягся и все-таки не смог вспомнить.
– Идеально питаетесь? – не отставал Иванов.
– Да не сказал бы...
– Никогда не переедаете?
– Э, доктор, – засмеялся Турецкий, – я давно уже пищу воспринимаю как закуску. Когда же тут переедать?
Иванов был искренне удивлен.
– Слушайте, – сказал он, – ваш случай как раз для моей диссертации. Хотите послужить науке?
– А что надо делать? – осторожно поинтересовался Турецкий.
– Во-первых, вам придется на недельку лечь ко мне на обследование. Заодно отдохнете от своей служебной суеты. Ну а потом...
– Ну нет, – запротестовал Турецкий. – И даже не просите. Может, когда-нибудь... на пенсии...
– До пенсии еще дожить надо, – расстроился Иванов.
– Ничего, дотянем как-нибудь...
Хирургу явно не хотелось возвращаться в больничный корпус, Турецкий не спешил, и они закурили еще по одной.
– Доктор, а почему бы аппендикс не удалять прямо при рождении? – брякнул вдруг Турецкий несколько неожиданно даже для самого себя. Надо же было, в конце концов, о чем-то говорить.
Хирург посмотрел на него с еще большим удивлением.
– Что? Нет, ну надо же! – хмыкнул Иванов. – Сегодня день сплошных откровений.
– Вы о чем?
– Да все о вас. Нестандартный подход. Сразу видно человека с нешаблонным мышлением. Никогда медициной не интересовались?
– Бог миловал.
– Понятно. Дело в том, – сказал Иванов, – что подобную идею когда-то высказал мой однокурсник Сережа Великанов. Вот мозговитый парень был. Но тут он, правда, прокололся, даром что первокурсник.
– Почему же – прокололся? – спросил Турецкий, мотая произнесенную Ивановым фамилию на воображаемый ус.
– Да просто выяснилось, что такое ноу-хау уже пробовали до нас. Оказалось, что еще в конце шестидесятых годов в Штатах какое-то время аппендикс удаляли у всех новорожденных. Просто на всякий случай.
– Вроде как бомбу замедленного действия?
– Ну да. Правда, потом от этой идеи все-таки отказались.
– И почему же?
– Да всего-навсего изучили статистику. Оказалось, детишки стали много болеть, отставать в умственном и физическом развитии. Аппендикс, этот незатейливый отросток, богат особой тканью, влияющей на иммунитет, кроветворение и многое другое.
– Аппендикс?!
– Именно. Аппендикс, представьте себе, не архитектурное излишество вроде скульптур Церетели, а необходимая организму вещь. Но если, выполнив свою миссию, он начинает мешать нам жить, то его приходится отсекать, и главное здесь – не упустить время. В общем, вот такая непростая загогулина в организме.
Турецкий покивал с умным видом и спросил как бы невзначай:
– Доктор, а как, вы сказали, звали вашего однокашника? Великанов?
– Да, был такой умный парнишка – Серега Великанов.
– Почему – был? Что-то с ним потом случилось?
– Что с ним могло случиться? – пожал плечами Иванов. – Стал врачом. Говорили, весьма неплохим. Догадаться можно было – он из семьи потомственных врачей, и у него, я помню, пациенты в руках просто
