Конькову, сразу же успокоил Гордеева:
– Я ее знаю, она у меня наблюдается уже полгода. Без особого прогресса. Ну что поделаешь, заберем, конечно. Не волнуйтесь, родителям я позвоню...
Гордеев попытался найти Николая Румянцева – приятеля погибших Севидова и Терехина, но и тут потерпел полное фиаско. Оказалось, что за это время его забрали в армию, и служит теперь Николай Румянцев – нарочно не придумаешь – на подводной лодке на Северном флоте, а упомянутая лодка сейчас совершает поход через Атлантику.
15
Турецкий довольно долго не мог выяснить, по какому поводу пресс-конференция. Телевизионщики, которых он брал за локоть, отмахивались от него, а генеральный еще не приехал. Наконец все было готово. Студия заполнилась аккредитованными журналистами, кое с кем из них Александр Борисович был знаком, он здоровался, кивал, а одной хорошенькой девице в зеленых очках даже шепнул в розовое ушко несколько слов. После этого он сел за стол, за которым стояло еще два кресла – для генерального прокурора и для ведущего пресс-конференции.
Тут появился и ведущий, и вслед за ним сразу вышел генеральный. Они на ходу перебрасывались короткими фразами, вид у обоих был такой, словно они уже обсудили какую-то проблему, – расслабленный, но без потери бдительности. Ведущий, матерый шестидесятилетний мужик, побывал главным редактором некоторых крупных изданий еще в советские времена, но последние лет пять околачивался на телевидении в непонятных, наверное, специально для него созданных должностях. Турецкий знал, что в профессиональных кругах у него было давнее и устойчивое прозвище Штопор, видно недвусмысленно намекающее на то, как уверенно ввинчивается он в новую среду и даже тащит ее за собой. С другой стороны, прозвище имело и более тонкий подтекст: твердолобого журналиста подчас просто использовали, чтобы расчистить дорогу. Впрочем, сейчас все это было не важно. Сейчас он пребывал в чине руководителя блока информационных программ и формально и фактически был серьезной фигурой на телевидении.
Генеральный приветливо кивнул Турецкому, предлагая ему сесть рядом с собой. Турецкий предпринял свой маневр – сделал вид, что не заметил кивка, и сел по другую сторону от ведущего, с которым был формально знаком – выпивали на каком-то фуршете полгода назад. Это имело смысл – пока проверяли микрофоны и генеральный пил воду, Турецкий тихо спросил у ведущего встречи:
– По какому поводу сидим?
– Вы тоже не знаете, Александр Борисович? – округлил глаза журналист. – Я думал, вы мне и скажете... – Он невольно подстроился под тихий голос Турецкого. – Ваш шеф попросил меня организовать встречу, предупредив, что всех ждет большой сюрприз. Чем богат, уж извините...
Пресс-конференция началась. Ведущий представил ее участников, после чего слово взял генеральный. Он сказал, что намерен сделать важное сообщение, а пока готов ответить на текущие вопросы представителей четвертой власти, поскольку слишком уважает их работу, чтобы не предоставить такую возможность – все же она выпадает нечасто.
Немедленно подскочил корреспондент ИТАР-ТАСС:
– На днях мэр Москвы предложил сократить число чиновников, имеющих право устанавливать на своих машинах проблесковые маячки. По мнению градоначальника, большое количество машин с мигалками на улицах вызывает раздражение у водителей и резко осложняет транспортную обстановку в Москве. Он намерен обратиться с этой проблемой к вам в Генпрокуратуру, потому что, по его мнению, ГИБДД тут ничего не решит. Что вы думаете об этой инициативе?
Генеральный тонко улыбнулся и – неслыханная вещь – достал сигарету.
Журналисты переглянулись. Тут никто никогда не курил.
– Знаете, наверно, мэр прав, – сказал наконец генеральный, повертев в руках сигарету, но так и не прикурив. – У нас сейчас каждый прыщ едет с мигалкой, и эту ситуацию нужно исправить...
В студии засмеялись.
– Только с подобной просьбой надо обращаться в адрес министра внутренних дел, – сдержанно улыбнулся и генеральный. – Мы можем говорить об этом сколько угодно, но пользы от этого будет мало. Но... кстати, заметьте, что вот сейчас, когда депутаты и ряд министров в отпусках, никаких пробок в городе вообще нет.
– Ну я бы так не сказал, – негромко сказал Турецкий, но, поскольку микрофон стоял и перед ним, это было всем хорошо слышно. Внимание телевизионщиков моментально сфокусировалось на Турецком. – Возможно, просто перед тем как вы едете на работу, дорогу специально расчищают. Кстати, вы утром используете мигалки?
Турецкий явно нарывался, сомнений ни у кого не возникло. Журналисты затаили дыхание: в воздухе ощутимо пахло грозой.
– Александр Борисович шутит, конечно... – генеральный улыбался все шире.
Журналисты снимали и записывали чем только могли, они поняли, что присутствуют при неслыханном событии – открытой конфронтации двоих высокопоставленных сотрудников одного из самых закрытых ведомств страны.
– Вместо ответа я расскажу вам короткую притчу, – предложил генеральный.
«Надо же, притчу, – подумал Турецкий. – Что мы знаем, оказывается».
– Да, притчу, – словно реагируя, повторил генеральный. – Однажды Галилео Галилей на ходу засмотрелся на небо и упал в канаву. А рядом оказалась старушка, которая заметила: «Прежде чем рассказывать людям о звездах, нужно видеть, что делается у тебя под ногами».
В студии доброжелательно заулыбались. Генеральный явно нравился журналистам.
– Как вы понимаете, – добавил он, – я хотел сказать, что пусть все же дорожными проблемами будут заниматься те, кому положено. А мы, помечтав немного, вернемся к нашим проблемам...
Турецкий злился, но ничего поделать не мог.
Блицы фотокамер щелкали не переставая.
Генеральный прокурор был на высоте. Он сдержанно улыбался, позировал, когда это было необходимо, и просил прекратить фотосъемку, когда она становилась слишком назойливой, – все равно ведь пресс- конференция транслировалась в теле– и радиоэфире. Чувствовалось, что к происходящему он хорошо подготовлен. Вообще на памяти Турецкого, который служил в Генпрокуратуре почти так же долго, как и Меркулов, это был первый босс, который, общаясь с прессой, не производил впечатление косноязычного солдафона. Другое дело, что на профессиональный вкус Турецкого он пока вообще никакого впечатления не производил, но, возможно, человек просто не успел проявить себя. Хотя почему же не успел? Вот, например, своего заместителя в отставку отправил. Ну нет, все-таки еще не отправил! Пусть он даже подписал какую-то бумагу, это еще ничего не значит. Если только... если только он не проводит в жизнь чье-то решение...
Турецкий заставил себя переключиться на более конструктивный лад, отбросить нехорошие мысли. Еще ничего не потеряно и ничего не проиграно. Ничего не ясно, в конце концов. Один разговор с секретаршей – и он уже впал в панику. Так не годится. Хорошо еще, что никому не ляпнул, удержался...
Генеральный между тем приветливо и доброжелательно отвечал на вопросы.
– Как вы оцениваете качество управленческой команды во вверенном вам ведомстве? – спросила молодая журналистка в зеленых очках, обворожительно улыбаясь. – Вообще, почему во всем мире котируются такие понятия, как «российский математик», «российский хоккеист», а понятие «российский чиновник» вызывает скептическую улыбку?
Турецкий собрался. Он почувствовал, что этот вопрос, а точнее, ответ на него может стать преамбулой ко всему выступлению генерального. Девицу, Ладу Ивкину, он немного знал, она представляла скандально известную «молодежную» газету.
– Ну, например, в Западной Европе.
– А точнее?
– Ну, допустим, в Брюсселе.
– А где именно в Брюсселе?
– Ну, скажем, на заседании Европарламента.
– Ах, Европарламента... Что ж, если говорить о высших руководителях, то мое личное мнение, что это
