Публика топала и вопила, тренеры и секунданты в обоих углах кричали не своим голосом. Ударил гонг, но боксеры его не слышали, и судье пришлось втиснуться между ними, чтобы прекратить бой. Только тут они поняли, что бой кончен, и в обнимку – большая редкость – нетвердым шагом обошли ринг. Потом каждый поблагодарил секундантов противника и с поднятыми руками сделал круг по рингу уже в одиночку. Публика выла от восторга...
Гордеев пытался высмотреть мэра Терехина, но в зале было слишком много людей, они то вскакивали, то сбивались в какую-то плотную, машущую и вопящую массу.
Когда ударил гонг к объявлению победителя, публика разом стихла. Боксеры вышли на середину ринга; рефери стоял между ними, взяв их за руки, и ждал решения арбитров. Когда назвали имя, толпа опять взревела...
Гордеев вздохнул. Внутри зашевелилось что-то ностальгическое. Запах раздевалки, капа во рту, секундант, дающий бессмысленные советы, противник, готовый, как и ты, умереть, но не сдаться. Хорошее было время... Он и сейчас частенько захаживал в спортивный зал, чтобы поддержать форму, но это, конечно, был уже не тот градус напряжения и азарта, не тот драйв...
Через небольшой перерыв начался новый бой. Теперь на ринге были полутяжеловесы. Едва ударил гонг, возвещающий о начале первого раунда, Гордеев разглядел невысокого лысоватого человечка в третьем ряду, который размахивал сложенной газетой и вопил что-то вне себя от восторга. По описанию, которое дал Малышкин, он походил на мэра – сам Гордеев его никогда не видел.
Минут семь ушло у адвоката, чтобы постепенно, не привлекая внимания, протиснуться к нему, и вот до мэра было уже рукой подать, но дорогу вдруг жестко преградил телохранитель, выглядевший посерьезней ребят на ринге. Адвокат, готовый к чему-то подобному, сразу протянул свою карточку. От Терехина, который ее разглядывал, его отделяла пара метров, и они встретились взглядом. Терехин кивнул: пропустите, мол.
Гордеев подошел, поправил чуть помятую рубашку, кивнул на ринг:
– Хороший бой, а?
– А вы разбираетесь? – с интересом спросил Терехин и глянул в карточку. – Адвокат, значит, да? Гордеев? Что-то я про вас слышал...
– Немного разбираюсь. Сам когда-то боксировал.
– О, – сказал Терехин с уважением. – Присаживайтесь. Что у вас ко мне? Вы, кстати, по каким делам адвокат?
– По уголовным.
– Сейчас такое время, что все дела уголовные, – хмыкнул собеседник. – Олигархи вон на шконках сидят.
– И то верно.
– Я вас слушаю.
– Хочу сделать ставку, – со смехом сказал Гордеев. – Мне сказали, что вы держите подпольный тотализатор.
– Что?! – зарычал Терехин.
И телохранители начали вставать – теперь Гордеев увидел, что их два.
– Вы что себе позволяете?! – крикнул Терехин.
Один из телохранителей попытался заломить Гордееву руку за спину, но адвокат выскользнул, одновременно лягнув второго каблуком в голень, наверняка бедняге было очень больно – он натурально взвыл, удачно вписавшись в общий хор болельщиков. После этого пришлось врезать первому, он тоже рухнул с недоуменным выражением лица. Терехин вообще затрясся от ужаса.
«Хорошо начинаю, – подумал Гордеев. – Перспективно».
– Потом поговорим, – сказал он, собираясь делать ноги. И остановился. А когда, собственно, потом?! А, ладно, семь бед – один ответ! Он схватил парализованного страхом Терехина и толкнул перед собой.
– К-куда?! – пролепетал тот.
– На ринг! Шучу, на улицу давайте выйдем. Надо поговорить, это правда...
Через несколько минут они выбрались из Дворца спорта. В общем ажиотаже на них не обращали внимания.
– Какого черта вам надо? – зашипел Терехин, когда Гордеев затолкал его в свою машину.
Вместо ответа адвокат засунул руку в карман его пиджака и вернул свою карточку – Бог даст, все обойдется, ну а если так, то ни к чему оставлять свое имя таким вот материальным образом.
– Я же сказал: поговорить.
– Поговорить?! Вы что, рехнулись? Кто же так разговаривает?! И кто вам сказал про...
– Лучше молчите, – порекомендовал Гордеев. – Я честно пытался записаться к вам на прием. Но вы так заняты, что это совершенно невозможно.
– На прием? Ко мне на прием? – На лице мэра появилось недоумение. – Какой еще, блин, прием?!
– Слушайте, господин мэр, давайте не будем ссориться. Согласитесь, что никакого ущерба я вам не нанес. Ну потрепал немного ваших гавриков – так им это даже на пользу, а то они, кажется, форму растеряли, вы не находите?
Терехин сидел выпучив глаза и ничего не говорил. Потом открыл рот и вдруг засмеялся.
– Вы чего это? – удивился Гордеев.
Терехин замахал на него руками и разошелся пуще прежнего. Тут у него в кармане зазвонил телефон, он не глядя достал его и выключил, причем смеялся все больше.
«Истерика у него, что ли, – подумал Гордеев. – Да вроде бы нет».
Адвокат тяжело вздохнул, нашел в бардачке фляжку с коньяком и сделал хороший глоток. Посмотрел на Терехина:
– Хотите?
– Н-не... от-кажусь, – через силу сказал тот и тоже отпил. Поперхнулся и наконец смеяться перестал.
– Что за коньяк?
– «Кремлевский».
– А такой есть?
– Есть.
– Да, понтов и там немерено, – совсем уж странно для мэра выразился Терехин.
Гордеев в подобных ситуациях себя некомфортно чувствовал. Сидит человек, ржет как лошадь и ничего не объясняет. Собственно, кому охота ощущать себя дураком? А у Гордеева почему-то невольно возникло такое чувство, и чем больше его «пленник» смеялся, тем больше оно росло. В сущности, действительно веселого для него было мало – взял и выкрал мэра города, да еще и накостылял его телохранителям.
– Может, объясните, что вас так развеселило?
Вместо ответа Терехин сунул телефон в карман, а вместо него вытащил какую-то синюю корочку и протянул ее Гордееву. Тот открыл и узнал, что предъявитель сего является председателем попечительского совета благотворительного фонда «Ольвия» Щукиным М. М.
– Не понял, – вполне естественно сказал Гордеев. – Щукин – это вы?
Щукин улыбался. Но трудно было определить, доброжелательно или напротив. Гордеев не нашел ничего лучшего, чем спросить:
– А Эм Эм – это что значит?
– Михаил Михайлович. К вашим услугам. – Щукин М. М. насмешливо склонил голову. – Так, значит, вы меня за мэра приняли? – Он снова хихикнул. – Как же это вас угораздило?
– Да уж угораздило,– проворчал Гордеев. – По-другому и не скажешь.
– Ну возраст, лысина – это я понимаю... Но все же как-то глупо.
– А что такое «Ольвия»?
– Благотворительный фонд, вы же прочитали. Помогаем людям жить.
– Так вы меценат?
– Совершенно верно.
Гордеев молчал, пытаясь сообразить, не нажил ли он себе неприятностей больше тех, на которые рассчитывал. Теперь он вспомнил, что у телохранителей председателя попечительского совета был слегка
