– Извини, – виновато промямлил он и, вынув платок, бросился вытирать мокрые колени Пиджака.
Поначалу этот маленький спектакль меня занимал. Но вскоре мне надоело смотреть на эту пошлую возню двух взрослых и глупых мужчин, некрасивых и неуклюжих.
Я затушил сигарету в пепельнице и хотел встать, но тут Пиджак пришел в себя и затараторил:
– Продолжим, пожалуй. Как и при каких обстоятельствах вы познакомились с Максимом Вороновым?
– При загадочных, – ответил я, насмешливо глядя на то, как Свитер полирует платком мокрые колени Пиджака.
Пиджак перехватил мой взгляд и грубо оттолкнул помощника. Сверкнул на меня взглядом и резко спросил:
– Почему вы молчите, Турецкий?
Вот так так. Выходит, они поменялись ролями. Теперь Пиджак стал «злым полицейским», а Свитер... Свитер выпустил пар и окончательно сдулся, превратившись в полное ничтожество. Сидел на стуле, понурый, и разглядывал колени (на этот раз – свои).
– А ты чего сидишь? – заорал Пиджак на опозорившегося коллегу.
– А что мне, руки ему выкручивать? – угрюмо отозвался Свитер.
Пиджак взглянул на него испепеляющим взглядом. Ей-богу, будь я на его месте, от меня осталась бы лишь кучка пепла. А он ничего, даже не задымился. Мужик!
– Турецкий! – снова окликнул меня озверевший Пиджак. – Какого черта вы молчите? Кажется, я ясно спросил: когда и при каких обстоятельствах познакомились с Турецким?
– С Турецким я познакомился чуть меньше пятидесяти лет назад, – серьезно сказал я. – Впервые увидел его в зеркале. С тех пор мы неразлучны. Честно говоря, за полвека этот фрукт сильно мне надоел. Но избавиться от него не получится. Ни при каком раскладе.
Пиджак побагровел.
– Вы... я... – начал пыхтеть он.
– Да, да, я слушаю.
– Я... вы...
И тут я снова зевнул. Теперь это походило не на спектакль, а на цирк. Два клоуна – Бим и Бом, Пиджак и Свитер. Два нервных, несмешных клоуна.
– Ладно, ребята, – сказал я, вставая. – Захотите со мной поговорить еще раз – пришлите повестку. Или приходите сами. Только наручники не забудьте, потому что добровольно я с вами не пойду.
– Почему? – растерянно произнес Пиджак.
Я сдвинул брови, глянул на него самым замороженным из своих взглядов и процедил сквозь зубы, подражая герою старого вестерна:
– Потому что вы мне не нравитесь. И не попадайтесь на моем пути, ребята, если не хотите, чтобы я надрал вам уши.
На этом наше общение кончилось. Точнее сказать, они готовы были его продолжать, но я – нет. В коридоре пара дюжих милиционеров попыталась было применить ко мне силу. Но, как говорится, это уже совсем другая история.
Вот и весь рассказ. Надеюсь, Константин Дмитриевич, он тебя позабавил? Я старался быть искренним. Кое-что, конечно, пришлось слегка приукрасить, но ведь на то мы и писатели, чтобы «художественно преломлять» действительность. Вот я и преломил.
Все, устал. Иду спать.
Спокойной ночи, милый, милый дневник! Чмоки-чмоки!»
16
Мохов, развалившись в кресле, пил чай из стеклянного граненого стакана, вставленного в медный монументально-«советский» подстаканник. Пил шумно, как делал это всегда, и Андрей Долгов, примостившийся на кожаном диванчике, незаметно поморщился. Вернее, он думал, что незаметно, а он наметанного взгляда Хозяина эта гримаса не ускользнула.
– Морщишься, – насмешливо проговорил Виктор Олегович. – Ну-ну. Пора бы уже привыкнуть.
– Вам показалось, – сказал Андрей ровным, спокойным голосом.
– Тебя послушать, так мне все время что-то кажется да мерещится, – парировал Мохов недовольным голосом.
Он снова отхлебнул из стакана, причем сделал это еще громче, чем прежде. Долгов выдержал это испытание с честью. Даже бровью не повел.
– Как вы сегодня? – вежливо поинтересовался он.
Хозяин прищурил маленькие, бесцветные глаза.
– А что сегодня?
– Ну, вчера вам немного нездоровилось.
На губах Виктора Олеговича появилась кривая усмешка.
– Ох, Андрюша, когда ты уже научишься называть вещи своими именами? Вчера я был пьян. В дым, в шоколад. В задницу! А здоровье у меня железное.
Долгов покачал головой:
– Я бы так не сказал. Я звонил вашему доктору. Он очень за вас беспокоится.
– Доктора ни хрена не смыслят в жизни, – отрезал Мохов. – Поверь старику, парень.
– Они уже однажды спасли вам жизнь, – напомнил Андрей.
– Кто? Врачи-то? – Мохов презрительно выпятил губу. – Да они меня чуть в гроб не укатали своими капельницами и уколами. Насилу вырвался. Полежал бы в больнице на пару дней больше, не разговаривал бы сейчас с тобой. Хотя... скажу тебе честно, парень, разговаривать с тобой – не такое уж сказочное удовольствие. Ты по-прежнему не нашел мерзавца, который пишет и вывешивает в Сети статьи.
Андрей и этот выпад выдержал с честью.
– Если мне не изменяет память, – тихо сказал он, – злоумышленника ищет господин Турецкий. Вы для этого и выписали его из Москвы. А у меня и помимо поисков преступника много дел, связанных с предстоящими выборами.
– Да-да, извини, – неохотно отозвался Мохов. – Ты прав. На все сто процентов. Я говорил сегодня с Турецким по телефону. Он утверждает, что дело крайне запутанное и что у него есть несколько версий, которые он пока... э-э-э... не хочет озвучивать. Так он сказал.
Андрей едва заметно улыбнулся.
– Неудивительно, – тихо произнес он.
– Что? – поднял брови Мохов. – Что тебе «неудивительно»?
– Неудивительно, что Турецкий не хочет рассказать вам о своих версиях.
– Это еще почему? – насторожился Хозяин. – Ты что-то знаешь?
Андрей закинул ногу на ногу и слегка прищурил раскосые глаза.
– Не хочу показаться умником, Виктор Олегович, но, мне кажется, вы совершили большую ошибку, когда вызвали его сюда, – сказал Андрей.
– У него незапятнанная репутация, – сказал Мохов. – Он раскрывал преступления, когда ты еще пешком под стол ходил.
Долгов слегка повел плечом.
– Не спорю, – спокойно сказал он. – Возможно, когда-то он действительно был хорошим следователем. Но теперь... Турецкий слишком молод, чтобы уходить на пенсию. Почему он больше не работает в прокуратуре?
– Он ушел в отставку по ранению, – сухо сказал Виктор Олегович.
Андрей кивнул с видом человека, который услышал именно то, что хотел услышать.
– Турецкий пострадал во время взрыва, – сказал он. – Он получил контузию и теперь страдает головными болями с частичной потерей памяти.
Хозяин нахмурился.
– Ты это откуда знаешь? – глухо спросил он.
– Навел кое-какие справки, – сдержанно ответил Андрей. – Но это еще не все. У него не в порядке нервы. Вспышки немотивированной агрессии и паники, так это, кажется, называется на медицинском языке. Одним словом, Турецкий... болен.
