несправедливости по самое не могу, он был спокоен и расчетлив. Он тоже ждал.
Журналистка снова заскулила. Теперь более оптимистично.
«Только бы не высовывалась, – подумал Вася. – Снесут прическу-то».
Журналистка словно услышала его. Только с точностью до наоборот. Она как раз и вылезла из укрытия.
Васе ничего не оставалось делать, как начать именно палить во все стороны по кустам.
И тут же пуля долбанула его в плечо.
«Здорово, – про себя отметил Вася, – профессионально. Снайпер».
Автомат пришлось переложить в другую руку. Так Вася еще никогда в жизни не стрелял.
Журналистка снова завыла, значит, Вася смог отвлечь огонь на себя.
Он поменял рожок, помогая себе здоровым плечом и даже ногой, потому что правая рука висела плетью. А потом подумал, как же надо поступать в таких случаях? Менять позицию? Верно. Отступать? Правильно. Ждать помощи? Точно. И Вася пополз вперед, прямо туда, где, по его расчетам, и должен был сидеть снайпер. Это было сродни самоубийству. А Вася был молод и очень хотел жить. Ну и пусть его невеста теперь в Чаадаевске. Есть в мире другие красивые и добрые девушки. Пусть его ненавидит комполка. Вон Василенко его тоже ненавидел... Эх, ефрейтор, ефрейтор... Так и не дотянул до дембеля... А Вася очень хотел дотянуть, но почему-то полз вперед.
Что там случилось с профессионалом, Вася так и не узнал. Только человек этот, видно, не ожидал от Васи такого безрассудства. И Вася всадил в него почти всю обойму.
Человек завалился на бок, но бил и бил из своего автомата. Наверное, уже и мертвый бил.
Только из подствольного гранатомета Вася смог окончательно разъяснить гада...
Помощь поспела, когда все было кончено.
Журналистка рыдала у Васи на раненом плече, причитала как сумасшедшая:
– Васенька, милый, мальчик мой дорогой, Боже мой, Васенька...
А Симонов лежал без сознания, уставившись голубыми глазами в черное небо.
Его, конечно, быстро привели в чувство, перебинтовали, ну, конечно, хвалили все. Оказалось, что журналистку привели к КПП под дулом, сказали – пикнешь, пристрелим, как пристрелили твою команду.
А выходили из зоны как раз те главные бандиты, что захватили больницу. Был здесь и Тыкаев, который руководил террористами. И еще двое его помощников. У одного пробивалась на щеках рыжая щетина.
Но самое неожиданное открылось, когда в лучах фонарей стали осматривать снайпера.
Оказалось, что это баба, женщина, то есть даже девушка – русые волнистые волосы, объемная грудь.
Обе ноги у нее были оторваны напрочь.
Вася сам пришел посмотреть на нее. И ему показалось, что на ногах такие белые чулки, или как там – колготы. Но это были просто незагорелые ноги.
Когда-то, наверное, очень красивые...
«Жалко девку, – подумал Вася. – Вообще всех жалко...»
Крушение поезда
Турецкий неподдельно веселился, когда владивостокские Шерлоки Холмсы прислали спецдонесение – информацию об обстоятельствах убийства Гиббона.
– Так это они такую себе демонстрацию силы устроили? – хохотал и Грязнов. – Вот всегда мне мамаша говорила: Славик, не высовывайся. Только у них, боюсь, вообще мамы не было.
Вэллу отвезли в больницу.
«Ну это третий раз – последний, – подумал Турецкий. – Один раз у Киряковых, второй раз в больнице мимо пролетело, а третий раз уж Славка постарался. Говорят, больше трех – уже система. Нет, она будет жить».
И он ловил себя на мысли, что больше всего хочет, чтобы эта бывшая мафиозная жена именно жила. Он, конечно, понимал, что очень даже скоро вся эта малина кончится, вернется жена, Ирина Генриховна, которую он бросать не хотел, как-то надо будет разбираться. Ирке он ничего не скажет. Она не таких широких нравов. Но вот как сказать Вэлле?
– А давай-ка мы еще раз этих Емельянова и Цаликова потрясем, – оборвал он смех Грязнова.
– Так они ж раскололись до задницы, – удивился Грязнов, которому казалось, что Турецкий сейчас думает о чем угодно, только не о деле.
– Поглядим, – прищелкнул пальцами Турецкий.
«Это уже в который раз за дело, – как-то весело подумал он, – все само плывет в руки и так же уплывает. Принц-Принц-Принц... Кто ж ты такой? Акпер? Точно. Эдуард Николаевич Владимиров? Ну и что мне это дает? Только восхищаюсь тихо твоей странной личностью. Неужто тебя так волнует свобода и независимость маленькой кавказской республики? А что? Достойно. Только, как говорит Меркулов, не верю».
Олимпийские медалисты выглядели еще довольно бодро. Из Америки люди приезжают вообще какие-то нерусские. Турецкому это не нравилось. Нет, не то, что бодрые, а то, что плюются на каждом шагу, дескать, там, в Штатах, все по-другому.
«О-о, – подумал Турецкий, – я на них злюсь. Это плохо. Это – непрофессионально. Надо сейчас же взять себя в руки».
– Ну что, ребята? Рассказывайте, – сказал он довольно спокойно. – Как и что? А то я вас, суки, живьем сожру!!!
Стало легче на душе. Да и медалисты как-то поприжухли.
Историю они начали рассказывать ту же самую, как поначалу их нанимал Трофимов, а потом Поляков. Вообще-то их это не колыхало, там обо всем договаривался Терапевт, но так они себе поставили, что если припечет – колоться сразу, чтоб одним не тянуть. И потому разузнавали все подробно.
Малахова они кончили в лесу. Во всяком случае, думали, что кончили.
А вот этих двоих – как их там? – прямо на улице...
– Стоп-стоп! – остановил Турецкий. – Еще раз для меня, по слогам.
– На улице, – действительно чуть не по слогам сказал Цаликов.
– Интересно. Так и жили возле дома Гиббона, ждали, когда он появится? – вцепился Турецкий.
Медалисты переглянулись. Быстро, еле заметно. Но заметно все-таки.
– Ну мы... – заблеял Емельянов.
– Я ж сказал, ребята, живьем... – напомнил Турецкий.
– Да была там одна девица, – заторопился Цаликов, – она сама все и устроила.
– Кто такая, почему не знаю? – вмешался Грязнов.
– Нюра какая-то... Она у него, у Гиббона, кажется, массажисткой числилась...
В кабинет заглянул молодой следователь Чипига, включенный в группу Турецкого.
– Можно?
– Погоди! – махнул на него рукой Турецкий. – Опишите, ребята, эту Нюру. Только в подробностях.
Он подмигнул Грязнову. Тот кивнул, кинулся из кабинета названивать владивостокским Шерлокам.
– Ну такая здоровая, красивая...
– Ага, девка в соку, – перебивали друг друга медалисты.
– Александр Борисович, можно? – опять заныл помощник.
– Да погоди ты!
– Вот она сама к нам пришла и...
– Александр Бор...
– Ребята! – крикнул Турецкий в дверь. В кабинет следователя вошли два муровских оперативника, до сих пор сидевших в коридоре. – Побудьте здесь. Я ненадолго.
Турецкий вышел в коридор.
– Ну что там?
– Крушение поезда, – пожал плечами молодой следователь Чипига.
Турецкий уставился на него как удав на кролика.
– Ты с этим пришел?
Чипига молчал.
