– Меня разыскивает Интерпол.
– За что?
Парень потупил взгляд.
– Два года назад я сотрудничал с ИРА1 в качестве приглашенного специалиста. Меня арестовала английская полиция, но мне... помогли уйти. Мой портрет висит на сайте Интерпола, поэтому я вынужден был подстраховаться.
– Для чего вы прилетели в Россию?
– Мне... трудно об этом говорить. Мне позвонили месяц назад, сказали, что потребуются мои знания.
– Кто позвонил?
– Человек, который назвался секретарем Аймана аль-Аделя. Он предложил мне работу за приличное вознаграждение. Я должен был срочно вылететь для переговоров во Францию. Во Франции мне устроили встречу с Айманом аль-Аделем. Но лица его я не видел! – поспешно добавил парень. – Он был в шляпе и темных очках. Да и говорили мы в темной комнате.
– Вы должны были заложить взрывчатку?
– Да.
– Где?
– В московском театре. Я не знаю, как он называется. Мне дали схему театра. Я вел расчеты только по этой схеме.
– При вас не было никакой схемы, – заметил Александр Борисович.
– Она при мне. Она – здесь! – Парень коснулся пальцем лба.
– Сможете набросать ее на бумаге?
– Конечно.
Турецкий выдал парню несколько листов бумаги и ручку, закурил. Парень взялся за работу, попутно отвечая на вопросы.
– Где взрывчатка, с которой вы должны были работать?
– Не знаю. Я не принимал участия в доставке. Я только сказал, какие материалы мне понадобятся и в каком количестве. Меня заверили, что я получу все здесь.
– Куда вы направлялись? И кто вас должен был встретить?
– Я должен был доехать до Дмитровского шоссе, дом тридцать. Потом расплатиться с таксистом и выйти из машины.
– Дальше!
– Это все.
– Вам даже не дали ни одного номера телефона?
Парень, продолжая чертить, покачал головой:
– Нет.
Турецкий нахмурился. Значит, террористы вели парня от самого аэропорта. И теперь они знают, что Ахмет арестован.
– Вас кто-нибудь сопровождал в самолете?
Ахмет поднял на Турецкого удивленный взгляд:
– Конечно!
– Кто?
– Я не знаю его имени. Знаю только, что он очень хороший специалист.
– В какой области?
Ахмет пожал плечами:
– Этого я тоже не знаю. Нам запрещено было об этом говорить. Люди Аймана подвели нас друг к другу в аэропорту и сказали, что мы полетим одним рейсом. Нам даже имен друг друга не назвали. Да и летели мы в разных концах салона.
– Где он сейчас?
– Как? – еще больше удивился Ахмет. – А разве вы его не арестовали? Я ведь сам видел, как та женщина столкнулась с ним. Я тогда еще подумал, что это может быть знак.
Сигарета Турецкого застыла на полпути к губам.
– О какой женщине вы говорите? – спросил он ледяным голосом.
– Как о какой? Да о той, что смывала с меня грим! Высокая, с белыми волосами! Она налетела на него в аэропорту!
Александр Борисович глубоко затянулся сигаретой и медленно досчитал до десяти, после чего спокойно произнес:
– Дорисовывайте план. Потом займемся приметами вашего спутника.
Ахмет вздохнул и вновь взялся за ручку. Через несколько минут он закончил работу и протянул лист Турецкому:
– Вот. Примерно так.
Александр Борисович взял лист, внимательно в него вгляделся и нахмурил брови. На бумаге был изображен Кремлевский дворец съездов.
5
Галя Романова попробовала пошевелиться, но тут же застонала – затекшие мышцы рук и ног отозвались на движение болью. Рот ее был заклеен куском скотча. Глаза были открыты, но Галя мало что видела: в помещении, где она находилась, царил полумрак, пахло застоявшейся пылью и чем-то гнилым.
Галя не помнила, что с ней произошло. В памяти стоял лишь тошнотворный запах эфира. Откуда появился этот запах? Что с ней сделали и где она теперь? Ничего этого Галя не знала. При каждой попытке сосредоточиться у Гали начинала кружиться голова. Романова решила не забивать голову вопросами. Сейчас нужно вернуть телу подвижность.
Руки девушки были заведены за спину и прочно стянуты скотчем. Ноги были свободны, но Галя их не чувствовала. Превозмогая боль, она начала осторожно шевелить руками и ногами, разгоняя кровь. Чтобы не привлечь стонами внимания своих мучителей (где-то ведь они притаились!), Галя начала ритмично читать про себя стихи Цветаевой:
Острая боль иглой пронзила запястье. Галя полежала немного, дожидаясь, пока боль утихнет, станет не такой острой, затем начала все сызнова.
Постепенно – движение за движением – чувствительность стала возвращаться к ногам и рукам.
Вдруг скрипнула дверь. Галя вскинула голову. Узкая полоска света ослепила ее. Затем дверь закрылась, и Галя увидела, что в комнату вошел человек. Он подошел ближе, и Галя увидела, что это мсье Селин.
– Прошу простить меня за то, что я обошелся с вами так грубо, – вежливо сказал мсье Селин. Причем – вот чудеса! – в его речи не было и намека на грассирование. – Но вы поставили меня в безвыходное положение.
Француз сел на стоявший у стены стул и закинул ногу на ногу, внимательно посмотрел на Галю и снова заговорил:
– Признаю, я был неосторожен, оставив тетрадь с планом на книжной полке. Но мне и в голову не могло прийти, что вы туда полезете. Женщины обычно заглядывают в шкафы и серванты, но никак не в книжные шкафы. Вы оказались оригинальнее, чем я думал.
Галя лежала спокойно; о ярости, пылающей в ее душе, француз не догадывался.
– Сейчас я уберу скотч с ваших губ, – вежливым, спокойным голосом продолжил мсье Селин. – Но предупреждаю, если вы станете кричать, мне придется прибегнуть к самым решительным мерам, чтобы вас успокоить. А мне этого не хочется. Если вы согласны вести себя спокойно – кивните.
