– Ничего, – прогудел Хасан. – Ты крепкая, не заболеешь. Я сильного человека сразу вижу. Ты – сильная.
– Спасибо, – улыбнулась Галя. Оставшись наедине с Хасаном, она немного успокоилась. Апти она боялась больше, он был для нее черной тенью, а не человеком.
Хасан, словно прочитав мысли Гали, сказал:
– Ты мне больше доверяешь, чем Апти, да?
– Да, – сказала Галя.
– Зря, – сказал на это Хасан и сухо добавил: – Мне приказано тебя убить.
У Гали подкосились ноги, и она ухватилась за ствол дерева.
– Если я не выполню приказ, мне будет плохо, – продолжил Хасан.
– А если выполнишь, будет плохо мне, – обреченно произнесла Галя.
Хасан улыбнулся:
– Ты очень смелая. Я думал, ты будешь плакать и кричать, а ты шутишь. Я никогда еще такого не видел.
– Все, кого ты убивал... плакали? – еле слышно прошептала Галя.
Хасан кивнул:
– Да. Плакали и просили отпустить их.
– И ты кого-нибудь... отпустил?
Он покачал головой:
– Нет. Ни разу. Мужчина, который плачет, ползет за тобой, как собака, и лижет тебе руки, недостоин жить. Солдат должен умирать спокойно и гордо.
– Как же ты можешь убивать, Хасан? Помнишь, Аллах позволяет человеку родиться, чтобы он жил, а не чтобы умирал.
– Иногда грешнику лучше умереть, чем жить, – ответил Хасан. – Ладно, пойдем.
Галя отпустила ствол дерева, покачнулась, но устояла на ногах и пошла вперед – в темноту и холод. Она сама не заметила, в какой момент начала читать стихи. Должно быть, Хасан был прав, когда говорил, что если Бог разговаривает, он разговаривает стихами, и душу человеческую этому научил. И сейчас, за пять минут до смерти, этим рифмованным шепотом Галина душа навсегда прощалась с жизнью.
Впереди заблестела, замерцала река. Галя не чувствовала ни холода, ни сырости – ничего. На нее накатило какое-то сонное оцепенение, словно сырой воздух с реки был пропитан дурманом.
– Все. Стой, – сказал Хасан.
Галя остановилась. Угрюмый голос бандита вывел ее из оцепенения. К горлу подкатила тошнота, сердце захолонуло от ужаса. Дрожа всем телом и прижав руки к груди, Галя повернулась к Хасану:
– Хасан, я не...
Что-то страшное и обжигающее ударило ее в грудь. Она еще успела вскрикнуть, но тут земля ушла у нее из-под ног, и Галя полетела с крутого берега в воду.
Всплеск воды был таким громким, что оглушил Хасана. Он вздрогнул, выдохнул, нагнулся и вытер окровавленный нож о траву.
На воду он не глядел – не было сил.
– Аллах акбар, – хрипло прошептал Хасан, повернулся и быстро зашагал прочь от проклятого места.
Глава шестая
Бешеные псы
1
Турецкий гнал машину по мокрому пустынному шоссе, как сумасшедший, рискуя потерять управление и разбиться. Въехав в больничный двор, он едва не врезался в мусорный бак. Заглушил мотор, выскочил из машины и стрелой взлетел по мраморному крыльцу клиники.
Врач, встретивший его в приемном покое, был похож на мультяшного Санта-Клауса или доктора Айболита. Седая бородка веером, пышные седые усы, красноватый нос и лукавые глаза за стеклами круглых очков в черной оправе. Белая шапочка подчеркивала сходство, да и имя у него было соответствующее – Ганс Вольфович.
Турецкий озабоченно спросил:
– Что с ней?
Перед тем как ответить, врач задумчиво пошевелил седыми бровями и по-стариковски тяжело вздохнул:
– Колотое ранение в грудь и руку. Вдобавок переохлаждение и сильнейший стресс. По всей вероятности, убийца метил девушке в грудь, но она подставила руку и смягчила удар. Лезвие ножа прошло сквозь ладонь. Вот так!
Врач приложил ладонь к груди, другой рукой сжал воображаемый нож и ударил себя в ладонь:
– Удар был нанесен очень сильным человеком. И профессионалом своего дела.
– Почему вы так решили?
Ганс Вольфович посмотрел на важняка с сожалением, как профессор смотрит на нерадивого студента, и объяснил:
– Лезвие ножа вошло аккурат между ребер. Если бы не ладонь... – Врач закатил глаза к потолку и красноречиво вздохнул.
– Если бы он был профессионалом, он бы проверил – жива она или нет, – хмуро сказал Турецкий.
– Вы правы, – нехотя согласился доктор. – Хотя... в жизни всякое бывает.
– А что насчет переохлаждения? – спросил Турецкий.
– Судя по всему, девушку бросили в воду – в реку или озеро. А вода-то в нынешнее время года сами знаете какая. Ума не приложу, как она вообще сумела выбраться. Хотя своим спасением она отчасти обязана и воде.
– В смысле? – не понял Александр Борисович.
– Холодная вода замедлила кровотечение, – объяснил врач. – Только благодаря этому она не потеряла много крови.
– Осложнений не будет?
Ганс Вольфович задумчиво подергал себя за бородку:
– Не знаю, голубчик, не знаю. Завтрашний день покажет, но я думаю, что пневмонии ей не избежать. Хотя – dum spiro, spero, как говорили древние. – Он посмотрел на Турецкого, усмехнулся и перевел: – «Пока дышу, надеюсь».
– Я могу с ней поговорить? – спросил Турецкий, не обращая внимания на интеллигентские ужимки доктора.
Врач кивнул:
– Можете, конечно. Она ведь сама вас вызвала. Только осторожно. Если увидите, что девушка волнуется, прекращайте беседу и прощайтесь.
– Хорошо, я буду осторожен, – пообещал Турецкий и, порывисто кивнув доктору, направился в палату.
Ганс Вольфович проводил его взглядом и задумчиво произнес:
– Facile omnes, cum valemus, recta consilia aegrotis damus2...
Галя лежала в постели, перевязанная бинтами, укутанная в теплый белый халат. На голове у нее была белая шапочка. Лицо Гали было бледным, как у манекена, губы посинели.
Увидев Турецкого, Галя попыталась приподняться на локте, но Александр Борисович поспешно сказал:
– Лежи, лежи!
И она обессиленно опустилась на подушку. Александр Борисович сел на стул возле кровати, ласково
