приводила в порядок вещи. Присутствие посторонней ей не мешало, она продолжала споро и сосредоточенно хлопать дверцами, выдвигать и задвигать ящики, перекладывать с полки на полку коробки, смахивать пыль, перемещать пальто и шубы из одного шкафа-близнеца в другой. Естественного порыва помочь пожилому человеку у Жени не возникло, тут он был столь же неуместен, как стремление подсобить маневровому тепловозу сортировать вагоны.
– Константин жил с вами, Ангелина Марковна? – спросила Женя.
– Константин жил у меня. – тетушка сделала ударение на последних словах так, будто в вопросе содержался бог весть какой нелепый намек.
– Постоянно?
– Что вы имеете в виду? Была ли у него невеста? К несчастью, нет, он был слишком застенчив, чтобы познакомиться с порядочной девушкой, и слишком занят, чтобы обременять себя семьей. А всякими вертихвостками, – выразительно посмотрела она на Женю, – Константин не интересовался.
– Я всего-навсего имела в виду, что во время матча...
– Евгения, да? – переспросила тетушка, хотя на лице у нее было написано, что запоминает она все с полуслова. – Вот вам добрый совет умудренного жизненным опытом человека: учитесь говорить так, чтобы вас понимали.
– Понимание – процесс обоюдный, Ангелина Марковна, или вы так не считаете?
– Я считаю, что вы позволяете себе дерзить.
– Дерзить, говорите?! – Женя обозлилась, но тут же взяла себя в руки. – Я выполняю свою работу. Я обязана и я хочу установить истину. Не могут два шахматиста один вслед за другим погибнуть так нелепо.
– То есть и вы уже согласились? – На застывшем лице тетушки прорезалось некое подобие торжествующей улыбки.
– С чем?
– Не хитрите со мной! Ваши хитрости просвечивают насквозь. Вы тоже пришли к выводу, что в смерти Константина виновны создатели этого чертова компьютера!
– Я действительно сомневаюсь в том, что он покончил собой, – ответила Женя уклончиво. – но вы так и не сказали, почему Константин жил во время матча в гостинице.
– Разумеется, в гостинице! Так мы всегда поступаем во время турниров. Режим меняется, Константину сплошь и рядом приходится ложиться за полночь – обычно я этого ему не позволяю, – нужно помногу работать с тренерами, анализировать партии, в гостинице это удобнее. Я там проводила целые дни, следила за режимом, и вообще, чтобы все было в порядке.
– То есть вы, Ангелина Марковна, фактически выполняли роль руководителя команды? – спросила Женя, поддав в голос восхищения.
Но тетушка против всяких ожиданий осталась глуха к лести.
– Вам это уже наверняка известно. – Она укоризненно покачала головой. – Я вас предупреждала, не хитрите со мной! Хватит ходить вокруг да около, говорите уже, зачем пожаловали!
– Не для того, чтобы с вами ссориться. Я понимаю, Ангелина Марковна, как вам тяжело, но я сразу увидела, что вы очень сильный человек. И поэтому позволила себе все-таки вас потревожить. Если смерть Константина – результат чудовищной случайности, тему надо закрыть раз и навсегда, чтобы имя его не трепали. Злые языки нужно завязать узелком. А если... Убийство этим людям не должно сойти с рук.
Ангелина Марковна остановилась, отложив в сторону стопку махровых полотенец. Взгляд ее тоже остановился – сжался в точку, сфокусировался на Жениных глазах, кожа на щеках неестественно натянулась, казалось, еще немного – и она лопнет. Женя явственно услыхала отвратительный скрип, и не заговори тетушка через секунду, ей бы сделалось дурно.
– Вы что-то скрываете. Вы обязаны! – Это «вы обязаны» прозвучало настолько убедительно, что Женя на какое-то мгновение почувствовала, что готова немедленно прыгнуть с обрыва в штормовое море, схватить простреленное полковое знамя и пойти в полный рост в атаку на вражеские бастионы, остановить на скаку хрестоматийного коня и войти в горящую избу, сделать, что угодно. – вы обязаны мне рассказать.
Вот где человек с харизмой! Женя не без труда обрела самообладание.
– Я ничего не знаю наверняка, у меня есть только подозрения. Факты я хотела бы услышать от вас.
– Какие? Какие вам нужны факты?! Константин не мог сделать такого! – Ангелина Марковна схватила платок, но слезы высохли раньше, чем она поднесла его к глазам. Скомкав, она спрятала его в карман.
Женя на всякий случай подождала с минуту и попросила:
– Расскажите, пожалуйста, о нем.
– Вы желаете знать что-то конкретное? – тетушка снова была в форме, голос звучал жестко и неприязненно. – Чем эти подонки смогут потом козырять?
Женя не ответила, поднялась и отошла к окну. За ним угадывались очертания высоченного старого тополя. Пошел снег, он падал медленно и отвесно, цепляясь за ветки; вид из окна был великолепный...
Паузу она взяла не случайно. Стало совершенно очевидно: разговор так дальше продолжаться не может, нужно срочно что-то менять, иначе не только не видать дневника, но и вообще ничего не видать. Если настроить «тетушку-генерала» против себя, дело можно считать наполовину проваленным.
– Что вы молчите? – спросила тетушка требовательно.
– Ангелина Марковна! – решилась Женя, отступать уже было некуда. – вы столько сделали для Константина при жизни, вы все держали в своих руках, но теперь вы не сможете сами управиться с тем, что на вас навалилось. Если вы откажетесь помочь ему в последний раз, потому что вам по какой-то причине не нравлюсь я, со временем, когда все уляжется, успокоится, вы себе этого не простите. Вы не сможете с этим жить. Вы должны рассказать мне про Константина, чтобы вам стало легче. Все, что сочтете нужным. У меня действительно есть один конкретный вопрос, но его мы отложим на потом.
– Сейчас я принесу чай, – смягчилась все-таки Ангелина Марковна. – Остались английские кексы, Константин их очень любил, а мне нельзя.
Пока тетушка хлопотала на кухне, Женя изучала комнату. Без какой-либо определенной цели, просто для успокоения нервов. Толку от этого было немного: перед глазами по-прежнему стояли обтянутые кожей скулы, и в голове звучало: «вы обязаны...» Единственное, за что Жене удалось зацепиться взглядом, – портрет в траурной рамке. Он стоял на полке книжного шкафа. Это был не Константин – мужчина лет шестидесяти пяти, вполоборота, с паспортным выражением лица. Засмотревшись на снимок, Женя не заметила, как вошла хозяйка с подносом.
– Садитесь за стол! – скомандовала тетушка. – погодите... – она сдвинула белье на край, – с этой стороны! На фотографии, которая вас так заинтересовала, Артур Львович, мой покойный супруг. Он был вашим коллегой – работал в Госкомспорте.
– Я не знала, – удивилась Женя.
– Естественно. Он погиб в 89-м году в автокатастрофе.
– Да, но мой коллега, Савелий Ильич Заставнюк, почти ровесник вашего мужа, он уже лет тридцать вращается в этих кругах, не считая футбольной молодости, и он человек в своем роде уникальный, у него знакомых полстраны, по крайней мере, практически все спортсмены и спортивные чиновники.
– Вы преувеличиваете. И это ничего не меняет. Знал ваш Заставнюк Артура Львовича или нет, какое это теперь имеет значение? Я слишком часто имею дело с нашими спортивными структурами, чтобы доверять им хоть на грош. В Шахматной федерации может быть больше порядочных людей, чем в любом другом ведомстве, но заправляют, как и всюду, проходимцы и лизоблюды. Это – закон жизни. Если вы до сих пор его не постигли, мне вас жаль, вас ждут многочисленные разочарования.
– По-моему, вы исходите из презумпции вины, – заметила Женя, тщательно взвешивая слова.
– Вы будете учить меня жизни? – усмехнулась тетушка. – Будете убеждать, что людям надо верить? Я прожила трудную жизнь, и достойных людей встречала очень редко, а таких, как Артур Львович, – больше никогда! Но полагаться я всегда могла только на себя. Я училась в балетной школе, можете себе представить, мечтала стать примой в Большом, на меньшее я была не согласна. А потом встретила Артура Львовича, он как раз оставил свои безнадежные лыжи и устроился с огромным трудом в Госкомспорт. И вот тогда я честно себе призналась, что примой мне скорее всего не стать, значит, я не имею права гоняться за призраком, вы меня понимаете? У меня есть муж, и он не должен переживать о холодных обедах,
