цели, но, падая, мужчина успел задеть Анатолия касательным ударом по лицу.
Лагудин вытер разбитую губу и оглянулся на Веронику, стоявшую практически за его спиной. Во все глаза балерина разглядывала своего телохранителя.
– Сзади! – закричал вдруг кто-то.
Второй грабитель, который был ниже ростом, находился почти рядом. Он стремительно шел на сближение с Анатолием. Все решали секунды. Лагудин сделал резкий выпад, но противник, блокируя его, отпрыгнул в сторону. Лагудин тоже резко ушел в сторону и, оказавшись позади, размашистым ударом в висок оглушил противника. А этого уже было достаточно, чтобы театрально опустить на голову противника сомкнутые руки и окончательно уложить его на пол.
Сзади пробирались, как всегда, запаздывающие служители порядка. Кто-то грубо раздвигал людей, неистово и громко матерясь при этом.
Милиционеры скрутили руки начавшим приходить в себя неудачливым грабителям и потянули их из зала. Выволокли из здания и затолкали в «воронок». Один из ментов достал телефон и протянул «грабителю»:
– Звони, сообщай кому надо.
Тот повернулся к своему напарнику и спросил:
– Севка, жив?
– Да жив! – Голованов вздохнул и осторожно присел рядом с милиционером. – Только дрался этот «ботаник» совсем не по-детски. Его что, не предупредили? – И он посмотрел на милиционера.
– Да я-то откуда знаю? Вы у начальства своего спросите.
Филя потер руку и набрал номер:
– Дэн, это мы. Да, нормально все прошло. Только бился твой ученый как гладиатор... – Он помолчал, прислушиваясь к собеседнику, и усмехнулся: – нет, не особо, просто не ожидали. Мы бы и сами подставились. Скажи ему, что с него бутылка.
– Скажи, что две, – проворчал Голованов. – Скажи, коньяку, скажи – армянского... – затем мрачно добавил: – Надеюсь, у этого психиатра теперь появится достаточно материала для его выводов?..
4
– К Кутилиной, говоришь? – строго спросила старушка-консьержка в доме на Кутузовском. – Подожди, милок, сейчас мы все проверим. Фамилия твоя как? Лагудин? Анатолий Андреевич? В списке такой есть, теперь паспорт покажи.
Пришлось подчиниться. Секунд через тридцать придирчивых сравнений последовала новая реплика:
– Что-то не похож вроде.
– Бабуля, просто там на фото я в очках, а сейчас уже не ношу. Видеть стал лучше.
– Операцию сделал или линзы вставил? – заинтересовалась старушенция. Впрочем, ответа ждать не стала. – Ну проходи. Но смотри, если что, сразу милицию вызову. В нашем деле нужно быть осторожным, а то шляются тут всякие...
– Это верно, – покивал Лагудин.
После покушения Вероника прониклась к нему особым доверием. Сегодня Вероника приболела – то ли легкая простуда, то ли переутомление, – и Лагудин пришел ее навестить. Дверь открыла Екатерина Алексеевна.
– Анатолий, это вы? Замечательно, что пришли. Вероника сама не своя после того неприятного эпизода. Вот нервы и не выдержали. Вы, наверно, знате, сегодня даже отменили ее выступление в Большом. К счастью, там много балерин, которые танцуют Одетту. Кому-то очень повезло из тех, кто в вечном резерве. Хорошо, что Вероничка сейчас в России. В Лондоне с их жесткими контрактами за такой пропуск пришлось бы заплатить неустойку. Проходите, пожалуйста, последняя дверь по коридору – это ее комната.
Вероника сидела на кровати, завернувшись в старенький пушистый плед, связанный вручную. Перед ней лежали альбомы с фотографиями, и она небрежно их листала.
– Здравствуйте, Толя. Как же я рада вас видеть!
Лагудин молча кивнул, но на лице его читался вопрос, так что Вероника сочла нужным тут же сказать:
– Вот решила денек похандрить. В нашем безумном марафоне просто необходимо иногда делать остановку.
– Конечно, Вероника, себя надо беречь. Тем более с вашими балетными нагрузками, – усмехнулся Лагудин. – Небось ножку поднять – все равно что вагончик разгрузить.
– Что-то вроде того, хотя я никогда не разгружала вагонов. – Она посмотрела на него с сомнением. Однако ничего не прочла в его бесхитростных, чуть близоруких глазах.
– И как вы хандрите? – поинтересовался Лагудин.
– Да вот свои детские фотографии рассматриваю. Хотите покажу?
– Конечно, очень интересно.
– Это архив, который я редко кому показываю.
Снимки были в основном черно-белые, на всех присутствовала глазастенькая смуглая девочка.
– Это я. В тот год, когда первый раз в училище. – Вероника показала на щупленькую девочку лет восьми-девяти. – Видите, ножку не могу дотянуть до нужного уровня. И даже косолаплю немного. Я так расстроилась, когда узнала, что меня не взяли.
– А когда поступили, обрадовались?
– Я поступила с третьего раза. У меня тогда все получалось с третьего раза. Даже трамвай на остановку приходил нужный третьим по счету. Честно говоря, уже не помню. Кажется, испытала огромное облегчение, что наконец смогла преодолеть это препятствие. Вот когда на гастролях в Японии мне повезло и выступила вместо Шаболиной, тогда я действительно обрадовалась. Она в тот вечер перетрусила и не смогла выйти на сцену. А со мной репетировали просто на всякий случай – как с дублершей на замену. – Тут она презрительно усмехнулась. – Никто и не предполагал, что я буду танцевать. Тогда я поняла – начали сбываться мои детские мечты.
– Вы с Шаболиной учились в одном классе? – спросил Лагудин.
– Ненавижу эту мышь бледную. Все, что мне дается таким тяжелым трудом, ей достается без всяких усилий. Она и поступила с первого раза. Зачем, спрашивается, ее взяли?! Ну данные хорошие. Тощая, гибкая, шаг хороший. Но артистизма-то кот наплакал. Куда они смотрели? Еще и в училище ее в тройке отличниц всегда держали. Всегда по центру палки стояла.
– Может быть, у педагогов были основания ее выделять? – осторожно спросил Лагудин.
– Еще чего! – фыркнула Вероника. – Просто случайно так получилось. Даже если тогда и правда у нее что-то получалось, то сейчас меня знают все, а ее только старушки, которые в Большом театре прописались с дореволюционных времен. Скорей бы цены на билеты сделали нормальные, чтобы эту нищую публику из театра убрать! – Вероника даже сжала кулаки. – А то ходят бедные и гордые, сидят на верхних ярусах и рассуждают о том, кто и как подъем тянет. Сами бы попробовали что-нибудь станцевать хоть раз!
В дверь комнаты деликатно постучалась Екатерина Алексеевна.
– Вероничка, Анатолий Андреевич, вот я тут вам перекусить приготовила.
Она подкатила к креслу, в котором сидел Лагудин, сервировочный столик с чаем, соками, миниатюрными бутербродиками на шпажках и восточными сладостями.
– Анатолий Андреевич, может быть, кофе? А то мы с Никой все чаем злоупотребляем, а про тех, кто кофе предпочитает, всегда забываем.
– Спасибо, Екатерина Алексеевна, вы не беспокойтесь. Все в самый раз. Я чайник, а не кофейник.
Женщины засмеялись, как им показалось, удачной шутке. Ну а если вам удачно, подумал Лагудин, то и нам – лучше не бывает.
Для Вероники был приготовлен зеленый чай из нескольких сортов трав и фруктовое ассорти. Она плотнее завернулась в шерстяной плед, словно пытаясь спрятаться от преследующих ее неприятностей.
– Спасибо, мамуля. Мы позовем, если еще что-нибудь понадобится.
Несколько минут Вероника вяло ковыряла фруктовый салат серебряной вилочкой. Взгляд был отсутствующий, словно ей совсем не до гостя. Лагудин терпеливо выжидал. И вдруг она оживилась:
