– Вы знаете, мы с мамой много раз думали, не нанять ли дополнительную прислугу. У нас сейчас только приходящая. Мама всю жизнь только мной и занимается, я хотела бы дать ей немного отдохнуть. А то до сих пор все на ней. Во время моих гастролей она всегда что-нибудь глобальное делает – ремонты, перестановки, перепланировки... Так еще с детства повелось.
– А вашей маме скучно не будет, если вы ее совсем разгрузите?
– Совсем не получится, – рассмеялась девушка. – Но хоть чуть-чуть надо бы, а? Мама могла бы попутешествовать. Она ведь нигде почти не была. Если сопровождала меня на гастроли – то это никакой не отдых. К тому же она всегда так переживает за меня. Сейчас есть очень хорошие турагентства, которые индивидуальными турами занимаются. Я бы маме подобрала что-нибудь подходящее. Венецию, Флоренцию, Рим...
– Так за чем же дело стало?
– Боюсь, – поежилась Вероника.
– За маму? – удивился Лагудин.
– За себя, – перешла на шепот балерина.
– Что же может случиться? – нарочито спокойным тоном спросил Лагудин.
– Я боюсь, что, если мама перестанет следить за моим питанием, меня могут отравить, – широко распахнув свои синие глаза, сказала Кутилина.
– Кто?
– Завистники. Разве Денис вам ничего не рассказывал? Мне всю жизнь все завидуют. Это так тяжело! Я уже несколько раз чувствовала, что с едой было что-то не так. – Вероника болезненно поморщилась, сжав виски руками, как будто у нее болела голова.
– Расскажите подробнее, когда и где это было, – принялся за свои обязанности сыщика Лагудин.
– Обычно я ем все только тщательно проверенное. Или мама готовит, или мы заказываем в ресторанах, с которыми давно сотрудничаем. В «Пушкине» знают наизусть все, что мне можно. И шеф-повар там надежный, я ему доверяю. Но иногда на всяких там презентациях, вечеринках, банкетах трудно удержаться и кое-что приходится все-таки пробовать. Пару раз мне было просто плохо после таких приемов. Может быть, меня даже хотели там отравить, – добавила она шепотом.
– Наверно, это просто с непривычки? – мягко возразил Лагудин. – Вы же стараетесь питаться правильно, а пища на банкете могла быть слишком тяжеловата, или специи какие-нибудь для вас неподходящие.
– Нет-нет, не уговаривайте меня, Грязнов точно так же говорил! Но это кто-то делал нарочно! Я знаю. Вы думаете, что в балете все такие кисоньки да лапочки, а на самом деле все только и думают, как бы кого подсидеть да пакость какую-нибудь вытворить, лишь бы от конкуренции избавиться. – Голос молодой женщины стал злым и отрывистым.
– Вы уверены?
– Абсолютно! Это такой жестокий мир! Почему-то звезды любят рассказывать, как они страдают от того, что их узнают на улице. Это на самом деле полная ерунда. Бред! Они повесятся, если у них за день никто автограф не попросит. Но зато с того дня, как ты становишься знаменитой, тебя все коллеги начинают ненавидеть со страшной силой. Просто потому что тебе удалось выбиться в первые ряды, а они в кордебалете застряли. Когда я на тех гастролях японских вместо Шаболиной выступила, со мной потом девчонки из группы неделю не разговаривали. Можно подумать, это я виновата, что у нее нервный срыв был.
– Что-то у нас все разговоры мрачные, давайте о чем-нибудь веселом. – Лагудин попытался немного взбодрить Кутилину.
– Нет у меня ничего веселого. Одни неприятности кругом. Эта тварь мне переходит дорогу на каждом шагу. Все, ради чего я работала день и ночь, достается ей. Ума не приложу, как получилось, что Апраксин отдал ей роль Наташи Ростовой. Это моя роль. Моя!!! – Вероника явно перевозбудилась, вскочила и стала ходить по комнате из угла в угол.
Лагудин предпочел не встревать с глупыми репликами и просто внимательно слушал.
– Я ведь и внешне на Наташу Ростову похожа, и внутренне. Жаль, что балета не существует, только опера. Кстати, занудная ужасно. Приходится эту роль в кино играть. Я тоже, как она, такая же страстная и импульсивная, понимаете? Как он мог отдать роль Шаболиной? Она ведь блондинка, а у Наташи темные волосы, верно? – Вероника уже почти срывалась на визг.
Лагудин опять дипломатично промолчал, всем видом изображая понимание и сочувствие.
– Да и разве блондинка?! Это же так, политкорректное название ее светло-сереньких жиденьких волосиков. Ее лицо абсолютно некиногенично! Без макияжа на нее смотреть вообще невозможно! Что она сможет сыграть? Наташа живет любовью, страстями, а у Ольги за всю жизнь один ухажер-то и был всего. Заморыш какой-то с физтеха.
– Но вы же говорили нам, что за ней ухаживает Макаров, или я что-то напутал?
– Я же говорю – заговор! – отрезала Вероника. – Не мог он к ней уйти. Он любит женщин ярких, роскошных, элегантных. А на Шаболину смотреть можно, только когда она на сцене в полном балетном обмундировании. Да и то зрелище для старух-балетоманок, а не для мужчин... Ну хорошо, я понимаю, со мной бывает трудно. Я натура творческая, импульсивная...
– Многим мужчинам нравятся именно темпераментные женщины, – вставил Лагудин, не слишком, впрочем, пытаясь ее успокоить.
– Да, я, по сути, – испытание для мужчины. Многие теряют голову, ломаются. Представляете, у одного моего почитателя, английского адвоката, совсем крыша поехала, когда мы закруглили наш роман. Я ему совершенно разумно все объяснила. Он женатый человек, развод разрушит ему всю жизнь, сломает карьеру, подорвет финансовое положение. Да и мне абсолютно ни к чему огласка в бульварных газетах. Что вы думаете? Покивал головой, со всем согласился, на прощанье подарил бриллиантовое колье – все по- человечески, а потом просто свихнулся. Ездит за мной по всем городам и странам, не пропускает ни одного концерта, спектакля, выступления. Что я тут могу поделать? Ничего.
– Но неужели среди ваших партнеров по сцене не бывает достойных мужчин?
– Есть такая поговорка: «глуп как тенор». Так вот, тот, кто это сказал, видно, не знал танцоров.
Отсмеявшись, Лагудин заметил:
– А я слышал, что балет – это опера для глухих.
– Старовато, конечно, но тоже со вкусом, – оценила Вероника.
– Вы просто роковая женщина, Вероника. – Лагудин попробовал изобразить восхищение, которое Кутилина, впрочем, тут же приняла за чистую монету. Уж очень она к этому привыкла.
– Но вы не думайте, что я какая-то жестокая кокетка. Вовсе нет! Я человек очень ранимый. Мне нужно найти своего мужчину, единственного и неповторимого. Да, конечно, нас всех учат, что нужно сидеть и ждать, пока он на белом коне с неба свалится, только это все полная туфта. В жизни так не бывает никогда! – Она прижала руки к груди. – Да и вообще, чтобы мужчина инициативу проявил, либо красота у девушки должна быть сногсшибательная, либо мужчина незаурядный. А то ведь все как – увидели красавицу и сразу испугались.
– Вероника, за вами ухаживали самые яркие мужчины современности, не побоюсь этих пафосных слов. Вам ли жаловаться на то, что нет подходящего?
Балерина вдруг оставила свой злобно-раздраженный тон и стала воодушевленно излагать свои принципы отношений с сильным полом.
– У нас девочек как учат. Сиди жди, пока он появится, а коли появился – хватайся за него и держись. Это и есть любовь. На самом деле все нужно делать наоборот. Вот, допустим, нужна какая-то вещь, которая бы вам идеально подходила. Неважно, квартира, машина, шмотка какая-нибудь, наконец. Можно отнестись к выбору небрежно – пойти в магазин и купить первую попавшуюся. А можно посмотреть каталоги, журналы мод, обзвонить хороших портных – и купить или сшить тот наряд, который на тебе сидит, как будто ты в нем родилась. А ведь выбор супруга – дело в тысячу раз более ответственное.
– Как вы здраво рассуждаете, – поддакнул Лагудин.
– И мне нужен не просто мужчина, который мной восхищается, меня вожделеет или дарит подарки. Мне нужен мой суженый, который мне небесами в мужья предназначен. Чтобы стал мне опорой и поддержкой! В здравии и болезни, в горе и в радости. Вот для этого я и общаюсь с мужчинами. Ведь нельзя найти
