– Не нужно предупредить вашего знакомого о том, что мы придем? А то завалимся невпопад.
– Тут у нас с телефонами туго. Поэтому люди привыкли ходить один к другому без предупреждения. Мы все всегда начеку – вдруг кто-нибудь неожиданно завалится. Сейчас придем к Григорию Павловичу, а он чуть ли не в смокинге.
Никита оказался недалек от истины: открывший дверь мужчина на костылях был в безупречно чистых джинсах, красивой рубашке и тонком пуловере с треугольным вырезом. От предложенного угощения гости в один голос отказались, объяснив, что только сейчас пообедали.
Представив хозяину Перову, Никита сказал:
– Григорий Павлович, Светлана хочет услышать историю о том, как Гордиенко тебя подвел.
– Зачем? – удивился тот.
– Поможешь следствию. Кажется, засветился твой однополчанин в темных делишках.
– Подумаешь, несколько лет назад Гордиенко меня подвел. Это ни о чем не говорит.
– Ты же сам сказал, что такой фрукт ни перед чем не остановится.
– Мало ли что я брякнул сгоряча! Произошел единичный факт. Незачем обобщать.
– Сам же первый и обобщил.
Светлана прервала их полемику:
– Григорий Павлович, вряд ли давнишние события имеют какое-то отношение к нынешнему делу. Но все же мне хочется как можно больше узнать о человеке, который связан со многими подозреваемыми.
– В этом смысле у меня алиби, – улыбнулся хозяин. – После того как Юрка уехал, я с ним уже не связан. И не буду.
Он проследил, чтобы Светлана поудобней устроилась в кресле, усадил Никиту, после чего расположился на диване так, чтобы иметь опору загипсованной ноге.
– Скромно говоря, меня в некотором роде считают гордостью нашего гарнизона, поскольку я сочиняю песни и исполняю их под гитару. Этим балуются многие моряки, и в Северограде часто устраиваются песенные вечера. Артисты на гастроли к нам не приезжают – невыгодно, поэтому североградцы с удовольствием приходят на наши междусобойчики. И вот кто-то сообщил о моих талантах в ансамбль песни и пляски Онежского пароходства. – Григорий Павлович говорил с такой иронической улыбкой, что становилось ясно, о хвастовстве здесь и речи нет. – Ансамбль известный, даже ездит с выступлениями за границу. Однажды оттуда к нам прибыл человек, чтобы прослушать меня. Он не собирался слушать келейно, так сказать в лабораторной обстановке, а хотел посмотреть, как я держусь на сцене, как меня принимают зрители. То есть он собрался присутствовать на нашем обычном вечере песни. Я выступал во втором отделении, а Юра Гордиенко в первом. Концерт шел своим чередом, пока не вышел я. Я начал петь и почувствовал, что зал реагирует очень странно: смешки, перешептывания. Я стушевался, несколько раз сбился, приняли меня холодно, и смешно было думать о том, что солидный ансамбль мной заинтересуется. За кулисами я выяснил причину такого поведения публики: оказывается, в первом отделении эту же песню исполнил Толя Гордиенко.
– Ну и что тут особенного? – спросила Светлана.
– Зрители в принципе не любят, когда их пичкают одинаковыми номерами. Эту песню написал парень из нашего города, подводник, тут она у всех на слуху. Зрители привыкли, что на концертах разнообразный репертуар, а тут повтор. Вот все и начали шушукаться, сбили меня.
– До выступления вы не знали, что эта песня уже исполнялась?
– В том-то и дело, что нет! У нас маленький Дом культуры, трансляции нет, кулис, считай, тоже. Один выступает, другие в это время толкутся чуть ли не во дворе. Короче говоря, я посчитал это совпадение просто досадной случайностью. Мы с Толькой, правда, удивились, что получилась такая накладка, да и забыли про нее. А через какое-то время – он уже тогда демобилизовался – я приехал по делам в Петрозаводск и встретился с конферансье, который вел тот злополучный концерт. Есть такой человек со смешной фамилией – Глоточек, Леня Глоточек. Мы с ним сидели, выпивали, мне вдруг припомнился тот случай. Жалко, говорю, Толька не знал, какую песню я буду исполнять. «Как это не знал? – вытаращил глаза Леня. – Прекрасно знал. Он перед концертом брал у меня программу и видел весь репертуар». – Григорий Павлович закурил. – Вот так Гордиенко «порадовался» возможному взлету товарища.
Перовой стало досадно, что навела Григория Павловича на грустные воспоминания. Желая перевести разговор на другую тему, она сказала:
– Вообще-то основная цель моего приезда в Североград связана с вашей землячкой Оксаной Балахоновой. Вам знакома эта фамилия?
– Конечно, Балахоновы здесь давно живут, раньше меня приехали. Только опять же без упоминания Гордиенко не обойтись – ведь Оксанка была его любовницей.
– Она единственная его привязанность в Северограде или одна из?
– Одна из многих. Но достаточно длительная.
Картина постепенно прояснялась. Кажется, ее поездка небессмысленна. Извинившись за неожиданный визит, Светлана попросила Никиту проводить ее к дому Балахоновых, на что тот охотно согласился.
Ей было приятно идти в сопровождении бравого офицера. Мысленно она посочувствовала Никите: после службы вынужден питаться в кафе, домой не торопится – повел ее к Григорию Павловичу, теперь к Балахоновым. Наверное, он одинок и ему не хочется возвращаться в свою холостяцкую неуютную квартиру.
Светлана спросила:
– Вы дома совсем не готовите?
– Да, я терпеть не могу готовить, – признался он. – Лучше в какой-нибудь забегаловке поем, чем к плите подойду.
– То есть вы всегда питаетесь только в забегаловках?!
– Почему же всегда? Только несколько дней, пока жена поехала в Питер проведать сына. Он зимой там у бабушки и дедушки живет...
У дома номер пять на улице Нахимова они распрощались.
У Балахоновых была двухкомнатная квартира с крошечной кухней, типичная хрущоба. Надежда Константиновна и Леонид Ильич встретили московскую гостью напряженно, понимая, что ничего хорошего от ее визита ждать не приходится. Услышав это, Светлана представила, сколько насмешек пришлось хлебнуть обладателям этих имен.
– В ноябре в прокуратуре Зеленодольска было возбуждено дело, связанное с появлением в обороте фальшивых денег, – сказала Перова. – Вашу дочь хотели допросить в качестве свидетельницы. Ее показания могли пролить свет на положение вещей. Однако с того времени, то есть с ноября, Оксану нигде не могут найти. Наверное, вас это тоже беспокоит.
– Еще бы! – вздохнул Леонид Ильич. – Успокаивает, только то, что она звонила.
– Если бы Оксана не позвонила, я бы с ума сошла, – добавила Надежда Константиновна. – Я бы подумала, что дочь погибла.
– Она часто дает о себе знать?
– Редко. Когда работала, звонила чаще. А главное – в Зеленодольск мы сами могли позвонить в любой момент. В ноябре же она уволилась, и больше мы ничего не знаем о ее жизни. Ее звонки с тех пор можно перечислить по пальцам одной руки: первый раз сообщила о том, что уволилась из пункта обмена, второй раз – поздравляла с Новым годом, и совсем на днях – третий раз.
– Откуда она звонила, не говорила?
– Даже не намекала. Сказала, что у нее все нормально, подробности расскажет при встрече.
«Надо будет поставить их телефон на прослушивание, – подумала Перова. – Хоть редко звонит, да других следов пока нет. Может, позвонит отцу Двадцать третьего февраля. А уж матери Восьмого марта – это точно. Вдруг и раньше по каким-либо причинам позвонит».
– Скажите, пожалуйста, каким образом Оксана попала в Зеленодольск?
– Тут служил ее приятель Толя Гордиенко, он оттуда родом. Когда демобилизовался, уехал, потом предложил Оксане там работу, – объяснила Надежда Константиновна.
– А здесь она где работала?
Леонид Ильич сказал:
– В бухгалтерии универмага.
