— Пижама точно больничная. Только клейма на ней нет. У нас обычно все белье специальным клеймом помечают. Порядок такой. А на этой — ничего. Будто со склада.
— Да, странно все это… Значит, придется ждать, пока он заговорит.
— Кстати, Марь Иванна, нянечка наша, возле него всю ночь просидела. Так вот, она сказала, будто он в бреду все твердил про каких-то мертвецов, подземелье какое-то и плакал.
— Блин! Так чего же ты молчала?! — оживился Еремин. — Это ведь самое главное! Где она живет, эта Марь Иванна?
Записав адрес, молодой оперативник напоследок предупредил:
— Ты вот что, Любаш, чует мое сердце — дело это темное. Присматривай тут за парнишкой. И главного своего предупреди, чтоб никого постороннего к нему не допускал. И никаких лишних разговоров. А как очухается — сразу звони мне в управление. Все поняла?
— Угу.
— Ну, мне пора. Давай хоть поцелую на прощание…
— Может, вы для начала представитесь? — произнес Турецкий, когда зеленая «Лада» тронулась с места и не спеша покатила тихими старинными переулочками.
Сидевший за рулем худощавый незнакомец в роговых очках неловко извлек из кармана пиджака очень знакомое удостоверение и показал его своему попутчику.
— Следователь авиатранспортной прокуратуры Кулик Аркадий Викторович, — представился он, — так что мы с вами в некотором роде коллеги.
— Любопытно, — заинтересовался «важняк». — Только почему-то не припоминаю нашего знакомства.
— Это неудивительно. Ведь мы с вами не виделись со времен юрфака.
Турецкий покосился на собеседника, прокручивая в памяти знакомые лица своих бывших однокурсников.
— Я учился на два курса старше, — пояснил коллега. — Лично мы, конечно, знакомы не были, однако неоднократно встречались. Помню, вы еще дрались за место в сборной МГУ по самбо с моим однокурсником Борей Немировским. А потом, кажется, даже с ним подружились.
Александр Борисович удивленно вскинул брови.
— Вы знали Борьку?
— Он списывал у меня конспекты, — улыбнулся Кулик.
— Но мне он почему-то о вас не рассказывал.
— Не успел, наверное. Слишком торопился в свою Америку…
Наконец Турецкий вспомнил это лицо. Эти близорукие серые глаза за роговыми очками. Похоже, с тех времен их владелец так и не сумел купить себе новые. Действительно, вместе учились. А потом — гляди, куда его занесло! Поистине, неисповедимы пути Господни.
— Я вижу, вы меня узнали, — продолжая колесить по центру, заметил Кулик. — Так что очень рад лично познакомиться. Как говорится, много о вас наслышан, Александр Борисович, — смущенно добавил он.
Турецкий выразительно кашлянул. Вся эта необъяснимая игра начинала понемногу действовать ему на нервы.
— Простите, я что-то не совсем понимаю, какое отношение имеет ко мне авиатранспортная прокуратура? И вообще, к чему вся эта нелепая шпиономания?
— Это вы извините, что отнимаю у вас время, — настороженно поглядывая в боковое зеркало, виновато начал Кулик. — Но дело, о котором я хочу вам сообщить, представляется мне чрезвычайно важным. И кроме всего прочего, это несомненно по вашей части. Не исключено даже, что мне случайно довелось узнать некоторые детали очень серьезного преступления.
— Но почему вы решили обратиться именно ко мне?
— Потому что я вас знаю. И уверен, что вам можно верить.
Наконец, зарулив в тихий московский дворик, коллега из авиатранспортной прокуратуры заглушил мотор и повернулся лицом к своему пассажиру.
— И что же это за преступление? — скептически произнес прокурор.
— Сейчас расскажу. Но сначала я хотел бы попросить вас… Словом, если эти сведения вас заинтересуют, постарайтесь нигде не упоминать моего имени.
— Боитесь, коллега? — усмехнулся Турецкий.
— Не за себя. А вот если что-нибудь случится с семьей…
— Понимаю. Но у меня, между прочим, тоже семья.
— Вас не посмеют тронуть.
— Вы уверены?
— Абсолютно. Вы, Александр Борисович, слишком известная фигура как в нашей системе, так и в преступном мире. Насколько мне известно, вас там уважают и… боятся.
— Чрезвычайно лестно… Но что же все-таки вы хотите мне сообщить?
— Так вы обещаете не упоминать моего имени? — взволнованно спросил Кулик.
Поколебавшись, Турецкий кивнул:
— Обещаю.
Затем извлек из кармана сигарету, испросив у некурящего хозяина разрешение, закурил и приготовился слушать.
— Моя работа, уважаемый Александр Борисович, разительно отличается от вашей. Никакой романтики. Опасных приключений. Сплошная и неприглядная рутина.
— Почему же неприглядная?
— Я занимаюсь расследованием авиационных происшествий, — вздохнул Кулик. — Угонов. Аварий. Катастроф. Нередко сопровождающихся огромными жертвами. А место подобной катастрофы это, как вы понимаете, не самое привлекательное зрелище…
— Пожалуй, — согласился прокурор.
— За годы своей работы я, знаете ли, всякого насмотрелся. Нередко такого, чего непривычный человек и не выдержит…
— Что конкретно вас заставило ко мне обратиться?
— Вы знакомы со статистикой авиакатастроф, случившихся у нас за последнее время?
— Довольно поверхностно. А что?
— В середине июля в аэропорту Белграда из-за отказа электрооборудования разбился при посадке транспортный самолет Министерства чрезвычайных ситуаций. На его борту находился груз медикаментов и гуманитарной помощи для жертв засухи в Африке. Переброска осуществлялась под эгидой российского отделения Красного Креста. Самолет летел транзитом и должен был совершить посадку для дозаправки.
— Кажется, весь экипаж погиб? — спросил Турецкий.
— Совершенно верно. Девять членов экипажа и три человека, сопровождавших транзитный груз.
— И что же вы там обнаружили?
— В составе специальной комиссии я осматривал место этой катастрофы. Поэтому то, что вы сейчас узнаете, мне довелось увидеть собственными глазами.
— Вы меня заинтриговали.
— Среди обломков самолета, вернее, того, что от него еще осталось после взрыва и пожара, мне попались на глаза остатки специальных контейнеров — их называют сосуды Дьера, а предназначены они для транспортировки и хранения живых человеческих органов, необходимых для пересадки…
Турецкий невольно вздрогнул и насторожился. Не может быть! Неужели это была та самая непредвиденная случайность, о которой только вчера говорил Костя Меркулов?!
— Поверьте, я не дилетант в медицине, — продолжал Кулик. — И сразу их распознал. Таких контейнеров на борту, очевидно, было несколько. И после изучения их остатков нам удалось установить, что на момент аварии в них находилось то, что можно однозначно определить как «внутренние органы человека, полученные путем хирургического вмешательства».
