След 'черной вдовы'

сын сестры Крисса.

И вот в один прекрасный день, когда противостоя­ние «тамбовских» и «псковских» в Петербурге достиг­ло точки кипения, по одним данным — Вампир, а по другим — лидер «тамбовских» Барон, забили стрелку для окончательного решения спорных вопросов и раз­дела владений. Во избежание кровавой бойни. Что там у них произошло, толком никто не знал, поскольку ох­рана находилась вне стен стрельнинского ресторана «Волна», но, когда браткам надоело ожидать своих боссов и они послали одного из «пацанов» узнать, как идут переговоры и почему так долго, тот вышел обес­кураженный. В пустом зале, где без свидетелей прохо­дила стрелка, находились восемь трупов. Пятеро «там­бовских», включая самого Барона с его ближайшими советниками, и трое «псковских». Вампира, или Мак­са, с ними не было. Его в тот день, кстати, никто не видел, он сказал своим, что появится отдельно и тайно. Так вот, как он пришел, куда и когда ушел, никто в ре­сторане не видел. И не мог с уверенностью сказать, был ли он здесь вообще. Вызванный собственный врач кон­статировал отравление сильнодействующим ядом рас­тительного происхождения, содержащим алкалоиды курарина — вещь, прямо надо сказать, чрезвычайно ред­кая для России — и оказывающим при попадании в кровь сильное нервно-паралитическое действие.

Владелец ресторана, как и его обслуга, клялись все­ми святыми, что ни сном ни духом не имели к этому варварскому акту отношения. А вызванная милиция и «медицина» лишь подтвердили диагноз, уже установ­ленный частным врачом.

Грешили, естественно, на Масленникова, на Вампи­ра, — мол, в его стиле штучки. Но доказать никто так ничего и не смог. А у Макса обнаружились, по мень­шей мере, пятеро свидетелей, достойных уважения, ко­торые видели его в тот день в Москве, причем в разных местах и в разное время. Таким образом, он никоим образом не мог оказаться в тот день в Стрельне, в ука­занном ресторане. Мистика!

Но так или иначе, а с властью одного из самых жес­тких и непримиримых врагов «псковской» братвы в Питере было покончено. «Тамбовские» были вынуж­дены пойти на существенные уступки. Вероятно, до сле­дующего кровавого передела... которым пока, слава богу, не пахло...

Нераскрытое дело так и осталось висеть на шее про­куратуры. И кое-кто по этому поводу не шибко сожа­лел: да пусть, мол, они сами себя давят, травят, режут — кому от этого вред?..

А дальше? Это же не какой-нибудь там Дон Витто­рио со своим мафиозным кланом, где все за «крестного отца» готовы собственные головы сложить. У нас еще со времен Киевской Руси каждый князь, «ясный сокол» (в смысле — хищник, разбойник), рвался усесться на ветку повыше, чтоб опять же с высоты своего положе­ния гадить на головы тем, кто пониже. И чем лучше других сегодня те же «псковские»? Так что племяннику «шлепнуть» дядю — по-нашему самое милое дело. Если это у них обыкновенная внутриклановая, так сказать, разборка, битва за лидерство. И показания балерины Светланы Волковой — лучшее тому подтверждение. Хотя слова — они, без твердой доказательной базы, так словами и остаются...

Иначе говоря, если брать эту версию за основу, то надо прежде всего разыскать Максима Геннадьевича Масленникова, и неважно, кем он мог оказаться в ко­нечном счете — заказчиком или одним из исполните­лей. Но, по тем же агентурным данным, в настоящее время в Питере Макс отсутствовал. Давно ли? И мож­но ли верить теперь агентам, особенно после той, дав­ней уже, стрелки в «Волне»? На этот вопрос был спосо­бен ответить лишь тот, кто находился в постоянном контакте с Вампиром. Отсюда и первая проблема: най­ти контактера.

Обозначив в таком ключе основную задачу перед Меркуловым и Поремским, Гоголев сам же невольно и взвалил ее на собственные плечи. Точнее, они ее как бы разделили с Владимиром между собой. Ту часть, кото­рая касалась напрямую Макса и его бандитских связей, Меркулов попросил все-таки взять на себя Виктора Петровича. А то, что должно было иметь непосред­ственное отношение к балерине, ее судьбе, знакомствам, творческим и прочим и контактам, это он поручил Поремскому, заметив при этом:

—   Ох и попьют же у нас кровушки эти питерские, будь они прокляты, страдания...

4

Пережив безумно стрессовую ситуацию, Света по­думала, что на этом ее страдания закончились. Потому что, если бы все обстояло иначе, это было бы в высшей степени несправедливо — по отношению в первую оче­редь к ней, разумеется. Такой уж он — женский эгоизм, что ли. Или, может быть, безрассудная вера в щадящий поворот судьбы?..

Да, то, что случилось, ужасно плохо, но ведь и в каждом несчастье, как уверяли когда-то философы, все­гда можно, при сильном желании конечно, отыскать не­что такое, что способно подсказать и приемлемый вы­ход из, казалось бы, совсем уже безнадежной позиции.

И в данном случае, хорошенько поразмыслив, она, пожалуй, согласилась бы с тем, что судьба обошлась с ней не самым худшим образом. Начать с того, что она жива и, в общем, здорова, пусть пока относительно. Раны заживут, а убрать на шее шрамы — это, скорее, теперь проблема пластической хирургии. До осени, до открытия сезона, времени более чем достаточно. Это — во-первых.

Во-вторых, она не осталась на мели. Имеется отлич­но оборудованное жилье, записанное на ее имя, следо­вательно, и неожиданных наследников не предвидится. Все-таки Виктор оказался действительно джентльме­ном. Это тебе не Вампир с его вечными пустыми обе­щаниями и неясными перспективами.

Наконец, третье. Это, конечно, театр. Виктор закон­чил переговоры в дирекции, о чем с удовольствием со­общил ей. И что они успели отпраздновать. И, может быть, и от этого душе Виктора будет легче и теплее там, на небесах. А кроме того, Света получила официаль­ное уведомление о том, что она будет принята в балет­ную труппу Большого театра, и ее коронные роли, в частности ведущие партии в балетах Чайковского, Про­кофьева, Асафьева, Глиэра, Минкуса, Хачатуряна и другие, устраивают дирекцию и художественное руко­водство, занятое в настоящее время подбором и согла­сованием репертуара на предстоящий сезон. Чего еще желать?..

Во всяком случае, так было еще неделю с чем-то назад, накануне несчастья. Но прошедшие дни, напол­ненные отчасти ноющей болью от ран, отчасти стра­хом за собственную жизнь и необходимостью подчи­няться кому-то, прятаться черт знает в какой глуши, и, наконец, нервическое состояние духа, которое посто­янно требовало сильного физиологического противо­веса, способного заглушить страдания, — все это, вме­сте взятое, словно бы иссушило ее организм. Так и по­лучилось, что время не столько вылечило, сколько уто­мило Светлану. Да, чисто физическая боль постепенно ушла, но ее место заняла странная неуверенность в сво­их силах и даже в творческих перспективах. А сомне­ние не приходит одно. И вот уже совершенно необъяс­нимый страх вдруг разрастается в тебе, подобно тому как острый, колючий комок в горле мешает поначалу свободно вздохнуть либо совершить глотательное дви­жение — Света помнила почему-то это жуткое ощуще­ние еще из детства, когда переболела скарлатиной, — а потом вдруг становится огромным и наваливается на тебя неподъемной глыбой, погребая под собой. И ты в отчаянии кричишь во сне, не зная, что с тобой проис­ходит. А что, собственно, происходит? Все те же послед­ствия шокового состояния.

Она теперь сутками напролет лежала в своей .ши­карной гостиной, изредка отвлекаясь от несшего пол­нейшую чепуху телевизора, чтобы без всякого аппети­та принять пищу либо не без усилий выполнить неслож­ный комплекс физических упражнений, прописанных ей приходящим доктором, которого «организовали» люди, что ее охраняли. Они, кстати, менялись после суточных дежурств, но Светлана перестала обращать на них внимание — боль ушла, интерес к мужчинам пропал, осталась странная апатия. Но как-то ночью, когда она не спала и решила уже принять снотворное, чтобы избавиться от тревожного чувства, ей вдруг при­шла в голову мысль: а что с ней происходит?

Да, ей прислали уведомление, да, с нею были лю­безны и предупредительны. Но ведь она там, в дирек­ции, была не одна, а вместе с Виктором. Да, они твердо обещали, поскольку те денежные средства, о которых вел с ними переговоры Виктор, по его словам, были им перечислены. И тогда же было сказано, что буквально днями ее пригласят для заключения контракта. Но если это так, то почему же они упорно молчат теперь? Чего ждут?

И тут словно ошпарила невероятная мысль. Ей же отлично известно, что и по телевидению, и в газетах подробно расписывалось то покушение! Сама она ни­чего этого не видела, не было тогда времени, а