След 'черной вдовы'

по­явится на службе Борис Ильясович Ахундов? Это — директор Большого театра. И у меня с ними контракт. Но поскольку меня не было дома больше недели, я не знаю, звонили оттуда или нет. Прямой его номер не отвечает, а мой голос секретарше известен, и она спо­собна нарочно сделать мне какую-нибудь гадость.

—   Диктуйте.

Она продиктовала, ожидая, что охранник его хотя бы запишет. Но тот взял у нее трубку и набрал указан­ный номер. Пауза длилась недолго.

—   Здравствуйте, — неожиданно мягким, прямо-таки обволакивающим голосом начал Николай. — Прошу извинить меня за беспокойство, милая девушка, могу я узнать, когда будет у себя в кабинете Борис Ильясо­вич?

Последовала пауза. А затем Николай заговорил сно­ва и несколько более жестким тоном:

—    Нет, уважаемая, вы меня неправильно поняли. Всего того, о чем вы сейчас сообщили, мне абсолютно не нужно, у меня другое дело к Борису Ильясовичу. А правильнее сказать, не у меня к нему, а, скорее, у него ко мне. Я не представился, директор частного охран­ного агентства Грязное к вашим услугам. И если вы не в курсе, значит, Борис Ильясович не счел необходимым вас о том информировать. Итак, когда прикажете его ожидать, а то ведь у меня другие дела, могу отъехать, и вряд ли ему доставит удовольствие необходимость бе­зуспешно потом разыскивать меня... Хорошо, давайте я запишу номер его мобильного телефона... Кто, гово­рите?.. A-а, это его заместитель? Не возражаю, он мо­жет быть в курсе. — Николай уставился с вопросом в глазах на Светлану, и она прошептала:

—   Али Магомедович.

—   Вы говорите про Али Магомедовича, да?.. — Он снова взглянул на Светлану, и та кивнула. — Давайте номер, я сам ему перезвоню. Благодарю, милая девуш­ка, я запомнил.

Николай Щербак записал на листочке бумаги теле­фонный номер и передал его вместе с трубкой Светлане.

—    Дело в том, что ваш директор в отъезде, как я понял, в Питере. Но все необходимые распоряжения он отдал своему заму, который в курсе всего. Вы кивнули, и я решил, что вам понадобится и его телефон. Вот, можете звонить. Я не нарушил ваших планов?

—   Наоборот, сделали даже больше, чем мне требо­валось. Благодарю, вы теперь свободны.

Светлана положила перед собой записку и набрала номер заместителя директора Большого театра, кото­рый был «в курсе всего». А Щербак вышел в прихожую и поднял параллельную трубку, о которой Светлане знать было совершенно незачем. Но контроль есть кон­троль, мало ли что!..

—    Али Магомедович? Это — Волкова, — безапел­ляционным тоном начала Светлана. — Не дождавшись известия от вас, решила позвонить сама и напомнить, уважаемый...

—    A-а, ну наконец-то! — безумно обрадовался за­меститель. — Куда ж это вы запропастились, дорогая моя?! А мы тут вас просто обыскались! Столько дел! Столько проблем! Борис Ильясович — тот совсем, мож­но сказать, извелся! Да вот и отбыл по нашим оргделам, знаете ли, в ваши бывшие Палестины, думаю, еще с недельку там пробудет. А как ваше здоровье? Попра­вилось наконец? Или остались проблемы? Я надеюсь, что у нас с вами после этого ужасного ранения будет все в порядке? Или вам еще предстоит долгое лечение? Знаете...

Он трещал без пауз, не давая вставить даже слово, говорил и говорил, словно упиваясь собственным го­лосом. И это очень раздражало Светлану. И еще — по­чему он так акцентирует необходимость какого-то ле­чения? Неужели они решили, что она прикована к кой­ке, и потому ни о каком контракте речи быть не может? Какая чушь!

—    Мне приятна ваша забота, Али Магомедович, о моем здоровье, — сухо перебила она нескончаемый поток слов и сожалений, — но, по-моему, вы плохо ин­формированы. Ни о какой ране речь не идет. Я здоро­ва, как может быть здоровым всякий нормальный че­ловек. И никаких проблем тоже нет, кроме одной. Глав­ной. Что с моим контрактом? Почему мне до сих пор не прислали его на подпись? Или меня не пригласили в дирекцию? Я решительно вас не понимаю! Извольте объясниться!

—    Конечно, конечно, уважаемая Светлана Алексе­евна, — снова заторопился заместитель директора. — Разумеется, объясню, гораздо лучше это сделал бы сам Борис Ильясович, но, поскольку эту миссию он пере­поручил мне, я готов сообщить вам, боюсь, малопри­ятную весть, хотя искренне вам сочувствую в вашем трудном положении.

—Погодите, не трещите! Я не понимаю! В чем дело? О каких неприятностях речь? Я говорю о контракте! И только о нем, и ни о чем другом! Разве я неясно вырази­лась?

—   Ну так и я, уважаемая, — голос заместителя из ме­доточивого превратился в жесткий, с незаметными преж­де металлическими нотками, — продолжу, с вашего раз­решения? Если вы не станете меня перебивать, я изложу вам слово в слово поручение директора. Вы готовы выс­лушать? В конце концов, это же вам нужно, а не мне!

У Светланы неожиданно покрылась мурашками спи­на. И даже возникла колющая боль в тех местах, где оставались следы от пулевого ранения.

—   Я слушаю, — с трудом выдавила она, чувствуя, что у нее начинает кружиться голова. Беспричинно еще, но, видимо, от какого-то неприятного предчувствия.

—   Итак, мне поручено передать вам... когда вы на­конец объявитесь, что контракт с вами, по всей вероят­ности, в этом сезоне заключен не будет. А причиной тому, как вам должно быть отлично известно, то об­стоятельство, что вами, точнее, я бы выразился, вашей стороной не был выполнен ряд совместных устных до­говоренностей. Имеются в виду те, которые заключили между собой дирекция Большого театра и ваш так на­зываемый попечитель. Спонсор, выражаясь современ­ным языком. Вы, видимо, в курсе?

—    В курсе каких еще договоренностей я должна быть? — ледяным тоном спросила Светлана. — На­сколько мне известно, все условия, продиктованные Бо­рисом Ильясовичем Виктору Михайловичу Нестерову, в связи с моим переходом, а точнее, приглашением в балетную труппу вашего театра, были полностью вы­полнены! Полностью, подчеркиваю!

—    Это вы так думаете, — с некоторым пренебреже­нием перебил ее Али Магомедович.

Светлана уже не раз слышала, лично убеждалась, что эти кавказцы, дорвавшись до власти здесь, в централь­ных городах России, особенно в столицах, безумно на­глеют. И не гостями себя числят, а настоящими хозяе­вами положения, диктующими свою волю. Есть люди, которые умеют немедленно ставить их на место, и тог­да они начинают юлить и вертеть своими жирными зад­ницами, мол, их не так, оказывается, поняли. А слабым людям, не нахалам, они просто садятся на шеи. И этот, вероятно, из них. Но сдаваться Светлана не собиралась.

—    Может быть, вы соизволите мне сообщить, ка­кие пункты договора остались невыполненными нашей стороной? — язвительно спросила она.

—    Если желаете... Во-первых, чисто финансовые договоренности...

—     Перестаньте! — раздраженно оборвала его она. — Виктор Михайлович сообщил мне...

—   Это он вам мог сообщить, — с насмешкой пере­бил ее уже он. — Вполне вероятно, что таким вот обра­зом он выразил вам свои намерения. Не спорю. Но от намерений до реальных дел, согласитесь, бывает дос­таточно далеко. И спонсорская помощь, которую он обещал театру... — повторяю: обещал!.. — так до сих пор и не оказана.

—   Это ложь! — чувствуя уже сильное головокруже­ние, возразила она. — Он мне твердо заявил...

—   А у вас есть хоть какой-нибудь документ на этот счет? Есть, на худой конец, расписка в получении на­шей дирекцией обещанных денег? He-ту! — по слогам, резко произнес он. — Ну а раз не-ту, так какой же раз­говор? Надеюсь, вам известна та сумма, о которой шла речь в разговоре между Ахундовым и Нестеровым? Ну та, которая, собственно, и явилась решающим аргумен­том, а также и непременным условием вашего перехода в нашу труппу? Пожалуйста, вы можете сами внести ее, и мы непременно возобновим наши переговоры. Но — не раньше.

—    Постойте, тут какая-то чушь! Или вы сами не в курсе! Деньги были переведены. И я знаю, о какой сум­ме шла речь, поскольку я, а не вы присутствовала тогда в кабинете Ахундова! Но я чувствую, что у вас творят­ся какие-то темные дела, а потому буду вести дальней­ший диалог только с самим Ахундовым. Немедленно дайте мне номер его мобильного телефона.

—   Увы, уважаемая, вот тут я не имею полномочий. Но вы можете подождать, пока не вернется