– Легенда?!
– Ну да, у нас же все всерьез, взаправду. Соответственно и легенда, как у каждого порядочного шпиона. И она у тебя не меняется. Кембриджский колледж, я полагаю, наверняка станет наиболее интересной темой во время вашего знакомства. Ты выбираешь профессию и хочешь узнать о ней как можно больше и желательно из первых рук. Возможно, – это уж вы, я полагаю, решите вместе с мамой, – тебя заинтересует в наибольшей степени, скажем, идеология рекламы.
– Я думаю... – Ирина поочередно взглянула на мужа и на дочь, – что столь важную проблему, Шурочка, никто, кроме тебя, правильно ни осветить, ни тем более решить не сможет. Лично я не взялась бы давать в этой области советы. Мне думалось, что Нине достаточно будет проявить максимум обычного любопытства, присущего человеку, выбирающему профессию. А с идеологией? Ой, что-то мне страшновато... Не слишком ли мы?..
– Ну что ж, не исключаю, что с этой темой я несколько переусложнил... – Турецкий почувствовал, что его действительно занесло не в ту степь, и Ирка правильно уколола, тем не менее не снизив пафоса отцовской речи. Ух, хитрюга! – Да, скорей всего, мама права, не стоит забираться в дебри. Гораздо полезнее будет, если ты станешь больше слушать, впитывать, как девочка интеллигентная и воспитанная. Спрашивай немного, и только о том, что посчитаешь важным для себя. Но не для нас с мамой. Я понятно говорю?
– Тебе, пап, только шпионов инструктировать! Конечно! Я усекла важность момента... А насчет этой вашей идеологии? Так, в общем-то, какие же сложности? Реклама для чего нужна? Продать, уговорить, всучить, заставить, если обыватель противится, купить то, что ему абсолютно не нужно. То есть оплатить труд производителя и посредника. Это везде одинаково, другое дело, что способ внедрения в мозги необходимой информации может быть разным. Нормальным, щадящим или бессовестным, агрессивным. Вот и вся идеология. И везде она сегодня одинаковая. Но, кстати, у нас, в Англии, она более корректна. Это у вас тут черт знает что! Я за все время только два раза телевизор посмотрела с этой бесконечной рекламой и уже – во! – Нинка сморщила нос, передразнивая отца, и пальцем чиркнула себя по горлу. – А в их компанию мне напроситься можно?
– Обязательно! – с некоторой растерянностью ответил Турецкий, обескураженно глядя на жену. – Тебе ж, естественно, обрыдли твои английские чопорные подруги!
– Пап, ну чего ты?! Никакие они не чопорные, нормальные девчонки, не глупее наших, между прочим... А хиппуют так, что в России и не снится! Другие времена, папуля! Другая Европа, – глубокомысленно и убежденно произнесла Нинка, и родителям осталось только обреченно переглянуться.
– Хорошо, согласен. Вот видишь, у тебя уже есть реальная возможность опровергнуть в корне неверные родительские представления о возможностях подрастающего поколения. А твои наблюдения, как мы с мамой рассчитываем, помогут нам очертить круг лиц, с которыми общается Юлия. И сделать соответствующие выводы. Мама пойдет в гости к Осиповым завтра вечером. Ты, соответственно, если встреча пройдет удачно, сможешь начать уже послезавтра. Но будь осторожна. Нам неизвестна компания этих девушек. Хотя первое впечатление о них в некоторой степени Агеевым – ты, конечно, помнишь Филю – уже составлено. И не в их пользу. Но это, повторяю, может быть и поверхностным суждением. Так что, где бы ты ни находилась, помни, поддержка рядом. Никого не ищи и не оборачивайся, а если кого нечаянно узнаешь, не здоровайся первой, пока к тебе сами не подойдут и не захотят познакомиться, понимаешь? Юля будет откровенной, если полностью доверится, в смысле, поверит тебе. А нет – ничего не скажет. Вот и все, инструктаж закончен, – он поощрительно улыбнулся. – Ириш, надо что-то добавить, как считаешь?
– По-моему, исчерпывающе.
– А если меня спросят, кто мои родители? – Нинка ухмыльнулась. – Мне сознаваться?
– Прекрасный вопрос. И ответ твой должен быть также самым искренним. У мамы, ты уже знаешь, совмещение, казалось бы, несовместимого – музыки, психологии и юриспруденции – и тем не менее, как видишь, достаточно успешно. А папа – юрист, вышедший на пенсию по состоянию здоровья. Старые боевые ранения, болезнь. Тянут и тебя в юриспруденцию, чтоб семейную традицию сохранить и продолжить, а ты сопротивляешься, тебя интересует рекламная деятельность. Через год придется делать выбор и окончательно принимать решение. Вот в этой связи, стало быть, и возник твой интерес. Продиктованный, кстати, еще и счастливой возможностью познакомиться с человеком, профессионально разбирающимся в данном деле.
– Я абсолютно согласна с папой, доча, – поддержала Ирина, – это не вызовет никаких подозрений.
У Ирины потеплело на сердце: с таким тактом он еще ни разу не отзывался о ее работе.
– Ох, родители, – Нинка засмеялась, – одно удовольствие за вами наблюдать! Будьте всегда такими...
Родители переглянулись и дружно потупились...
Татьяна Иосифовна, супруга профессора Осипова, не скрывала своего возраста – ей было близко к семидесяти, – и выглядела она типичной усталой бабушкой. Причем, что любопытно, советского образца. Ну, знакомый такой типаж по книгам, по фильмам... Притом, что и сам профессор, при всех его званиях и заслугах, тоже выглядел в глазах Ирины старомодным, чисто кабинетным ученым: сухо педантичным, вероятно, занудливым и упрямым в своих давным-давно устоявшихся привычках. Наверняка хорошие и добрые люди. Но... еще не познакомившись с Юлией, которая после гибели родителей из желанной внучки поневоле превратилась в единственную, горячо любимую дочь, как бы в позднего, долгожданного ребенка, на коего с первых же трагических минут опрокинулись бесконечные чаяния и неумеренные страхи взрослых, Ирина могла себе представить, каково было девочке расти у пожилых «родителей» с их, естественно, устарелыми взглядами на современную жизнь. Нинка бы, с ее независимым, конечно, отцовским – от кого ж еще? – характером и дня бы не выдержала.
Профессор представил жене Ирину в качестве новой сотрудницы Юридической академии, заканчивающей под его руководством работу над кандидатской диссертацией. Татьяна Иосифовна, предупредил он, по образованию филолог, но в школе и трех лет не проработала, ибо с момента рождения сына, а было это в шестьдесят четвертом году, посвятила себя целиком и исключительно его воспитанию. Так что говорить на любые юридические темы за домашним столом можно было без всякой опаски.
По совету Турецкого профессор не стал посвящать жену в ту роль, которую они предложили – ну, как бы вдвоем, по взаимному согласию! – Ирине Генриховне. Пока она будет считаться сотрудницей профессора. Преподает в Юридической академии, готовится к защите кандидатской диссертации, которую подготовила под руководством Семена Викторовича. Но, как человек еще и с высшим психологическим образованием, выразила готовность познакомиться и побеседовать с внучкой профессора, у которой вполне могли возникнуть и чисто возрастные проблемы. Кому, как не специалисту, и помочь девушке разрешить их? Вот так, в этом плане. Говорить об этом Юлечке не надо, просто посидим, попьем чайку, дадим возможность им, может быть, даже и уединиться, поговорить спокойно. Тем более что у Ирины Генриховны своя шестнадцатилетняя дочь, приехавшая на каникулы из Англии, не исключено, что девочкам, если они познакомятся, будет интересно.
«Добрая клуша», как сразу окрестила Татьяну Иосифовну Ирина, не слишком вдавалась в столь сложные материи, ей бы попросту, пусть бы Юлька хоть разговаривала с ней по-человечески, не бурчала, не взрывалась по пустякам и не отказывалась от практически материнских – каких же еще! – забот. Ведь все для нее одной, вся жизнь, которая вот уж и заканчивается, и нельзя, чтобы девочка осталась в одиночестве, не подготовленная к этой ужасной жизни...
Все правильно, включая и эту точку зрения. Старики – одно слово. Со своим, чаще всего непререкаемым, жизненным опытом и своими заморочками. Все такими будем.
И они – взрослые, – сидя за столом, накрытым, вопреки московским обычаям, не на кухне, а «в комнатах», попивали себе чаек, закусывали привезенным профессором тортом и вели неспешный разговор на сугубо профессиональную тему – психологический портрет преступника. Тема диссертации. Осипов разбирался в этой проблеме, и его суждения не казались Ирине неинтересными. «Клуша» откровенно зевала, но старалась держать марку профессорской жены. А Юлия где-то задерживалась. Как это стало обычным в последнее время. Причем без предупреждения и элементарной жалости к «родителям», которые, разумеется, очень волнуются. Был, правда, около восьми вечера звонок по мобильному телефону: «Я
