Когда стало ясно, что инсинуации с именем Роберта Брентона имеют явно скрытый криминальный характер, Питер не стал раздумывать и прикидывать возможности ошибки, он просто отправил одновременно в Интерпол и в Европол фотографии подозреваемого в странной и явно нечистой игре человека, выдающего себя за... и так далее. И эти солидные международные организации, естественно, не могли оставить их без внимания. Отставной генерал Реддвей был им известен, и проходимец с фотографии тоже. Правда, фамилий у него было уже немало, но в Латышском национальном бюро Европола человека с фотографии опознали. Не без сложностей, правда, поскольку фотографию пришлось довольно долго идентифицировать, чтобы не произошло случайной ошибки. А суть же заключалась в том, что данная личность уже находится в розыске как минимум в двух странах Евросоюза – в Польше и в Латвии. И Англия для него – своеобразный курорт. Кстати, и фамилия довольно известная, и возраст владельца ее вполне подходящий для управляющего крупной фирмой, не вызывает сомнения, – сорок лет, самое время взлета. А что человек на самом деле совершенно лысый, любит носить парики, которые его здорово молодят, так это его личное дело. Нравится он так женщинам больше. Да, вероятно, и паспорт его был сделан на совесть, если не вызывал вопросов даже у полиции.
Словом, из таких вот крупиц сотрудникам международной полиции удалось скомпоновать портрет этого человека, который у себя на родине, еще в советские времена носил имя и фамилию Юрис Паперис. И был он действительно шестьдесят третьего года рождения, а вовсе не семьдесят девятого, как указывал в анкете, заполненной в сайте знакомств Интернета.
Скорее не смутил, а раздосадовал способ зарабатывания денег этим господином. Он ни разу еще не был пойман за руку, но активно подозревается в организации поставок «товара» для тайных, элитных публичных домов в странах Балтии. Поляки еще инкриминируют ему торговлю наркотиками, но опять же за недоказанностью обвинение ни разу предъявлено не было. Каков же из всего этого вывод?
К сожалению, не оптимистический. Ну, то, что он – сукин сын и негодяй, это практически бесспорно, достаточно его письма почитать. Однако негодяй он опытный, если носит в кармане подлинные документы, обратного доказать пока не смогли, а он свободно передвигается по всей Европе. И даже, как пишет, по несколько раз в году посещает Гавайи. И если его объявили уже в двух странах в розыск, то почему до сих пор не схватили? Или не заглядывали в Интернет, не знают, где он? Или Союз-то он хоть и Союз, да у каждой страны полиция своя? И в результате подозреваемый в тягчайших, по сути, преступлениях человек бегает на свободе, поскольку подозревать – это одно, а доказать преступление – совсем другое. Вот она – истинная свобода! Увы... Наверное, все-таки и у развитой демократии немало своих минусов...
О чем только ни говорили на совещании сотрудники «Глории», уже увидевшие, что их задача, с одной стороны, резко упрощается, а с другой – наоборот, усложняется, потому что резкие действия могут вызвать обратную реакцию у того, а в данном случае у той, кому они предназначены.
Пока дожидались информации, естественно, дела не прекращали, и Филя с Николаем по очереди осуществляли наблюдение за объектом. Но Юлия, когда произошел разгром салона, а самого хозяина арестовали за содержание притона, когда, допросив, отпустили всех участников, а ее не тронули, решила, что гроза, кажется, ее миновала. И если в последние дни она практически ни с кем из своих знакомых, кроме как на службе, где это проверить было трудно, не общалась, никуда после работы не ездила, то теперь, когда наступило затишье, она поспешила встретиться с Наташей.
Филя несколько дней наблюдал за девушкой издалека, все еще не доверяя воцарившемуся спокойствию, но ничего подозрительного и сам не находил. А тут, как прежде, мчась по Нижегородской, Юлия резко остановилась на Таганке. Кажется, это было ее любимое место. Она и простояла-то недолго, когда Филя увидел подбегающую Наташку. А эта была – само очарование. Она, видимо, решила, что пора рискнуть, и приобрела для себя очень симпатичный наряд: на ней уже не привычные шортики с кружавчиками – все никак не мог забыть их Филя, – а красивая юбка, жилет, фактически удобный и явно недешевый костюм облегал ее весьма притягательную фигурку. Некто Сережка Николаев определенно задохнулся бы от восторга. Потому-то у Фили появилось в душе странное ощущение какой-то потери, пустоты. Но это понятно, молодость... где ты?..
«Закладки» работали исправно, и Филя мог слышать и записывать при необходимости голоса своих подопечных, стрекочущих наподобие сорок, которые тоже любят болтать все вместе, слушая только себя. Разговор шел о пустяках, о слишком пустячных вещах и проблемах, которые, как полагал Филя, были им и самим малоинтересны. Значит, шла какая-то подготовка? Ну ведь так давно не виделись! Сколько там, прикинул Филипп, недели две, если не больше, неужели новостей так и не накопилось? Не верилось. И он оказался прав. Как только они доехали наконец до Кутузовского, стали искать удобное кафе, чтобы приземлиться.
В данной ситуации следовать за ними не было никакого смысла, оставалась надежда на то, что Наташа не нашла в своей сумке микрофончик. И дальнейшее подтвердило Филе, что грамотно поставленное дело не должно давать осечки.
Диалог был записан, а затем и прослушан на совещании в «Глории».
«– Ну, давай, подруга, рассказывай, что у тебя случилось такого, что ты перестала со мной здороваться? – это Юлия.
– Да ничего, все нормально... Ты помнишь, о чем у нас был последний разговор?
– Ну?
– Ты что мне предлагала? Помнишь? Лучшая подружка! Я сейчас готова Бога благодарить, что не поддалась на твои уговоры. И что было бы? Соображаешь?
– Да брось ты, не надо ля-ля! Я вот смотрю на тебя и не узнаю. И если ты мне сейчас станешь рассказывать, что денежки на эти вот тряпки тебе упали с неба либо случайный спонсор подарил, прости, я не поверю. Я знаю, сколько это стоит! Так что не ври.
– Да, Юлька, я смотрю, ты здорово изменилась за это время... И времени-то прошло с гулькин хрен, а ты будто совсем другая. Жесткая какая-то, неприятная... Не знаю, что с тобой происходит... Дома, что ли, опять конфликты?»
– Заметили, – сказал Филя, – Наташа старается смягчать атмосферу, а Юлия наступает. Дальше будет то же самое, но с переменным успехом...
«– Дом у меня уже вот где! – сказано зло, почти с надрывом. – Достали. Одна отрада – письма Роба. Не было бы его, не знаю, что бы уже натворила, честное слово... Наташка, ты прости меня, не понимаю, что со мной происходит? Тут ты права. Но отчасти... И вся эта история со Степой меня просто напрочь выбила из колеи. Как ты говоришь, ужас какой-то!
– Но ведь твой ужас кончился.
– Это ты так думаешь... Ничего не кончилось. И эти очухались, названивать начинают... Но, главное, я чего боюсь? Степка же при всем при том, что к нам... ну, ко мне... он относится... ну, относился, в общем, хорошо, может открыть рот. Эти его обязательно будут вытаскивать. Но определенно потребуют платы. А плата – сама представляешь. Я когда слышу их звонки, прямо волком выть готова!.. А иногда просто мечтаю свалить куда-нибудь подальше, чтоб совсем исчезнуть, чтоб не нашли!
– А Роберт какого черта молчит? Ах, ну да...
– Видишь, ничего и объяснять не надо. Я боюсь больше смерти, что если он узнает... а этот гад вполне может взять меня за горло, и тогда придется возвращаться... Нет, лучше повеситься, честное слово, не представляешь, как я устала. От страха, от ожидания еще какой-нибудь подлости...
– Может, тебе уехать?
– Куда, Натка? О чем говоришь? В тайгу, что ль? Где твой летает? Дура ты...
– Вот видишь, хотела тебе рассказать, а ты так реагируешь. Не буду. И кстати, чтоб ты знала, я по телефону как-то разговаривала с Хабаровском и, наверное, скоро туда поеду, полечу. Мне обещали.
– Кто? Сережка, что ль? Он все сюда никак не долетит, летчик хренов...
– Слушай, если ты будешь о нем так говорить, я уйду, оставайся одна, черт с тобой, в конце концов. Влипла в говно, а теперь скулишь! По-друж-ка моя! – передразнила Наташа. – Шибко ласковая!..
– Ну, ладно тебе, извини. Просто злит...
– Что у меня хорошо, а у тебя плохо, это? А кто виноват?.. Кстати, я тебе не рассказывала, как на меня твой засранец напал? Ночью, когда мы приехали, помнишь? Возле моего двора ты меня высадила?
– А ты разве говорила?
– Уже и сама не помню, – Наташа рассмеялась, – тут столько всего, что я уже путаю, что было, а что
