стыдно. В общем, так она и поступила.
Утром Генрих сделал вид, что ничего не произошло.
Вечером он позвонил ей с работы и предупредил, что задержится. «Слишком много дел навалилось. Извини». Через два часа снова позвонил и сказал, чтоб она ложилась спать без него. «Я буду очень поздно, зая. Тебе ни к чему меня ждать».
Но она ждала. Ждала, закутавшись в одеяло, до трех часов ночи.
Вернулся Генрих пьяным. Он осторожно наклонился над ней, обдав ее запахом перегара, и заглянул ей в лицо. Она сделала вид, что спит. Он облегченно (как ей показалось) вздохнул и на цыпочках вышел из спальни.
На следующий день за завтраком она спросила:
– Генрих, скажи честно, я тебе не нравлюсь? Ты женился на мне только для того, чтобы рядом с тобой была ухоженная кукла?
Генрих деланно усмехнулся и ответил:
– Что за глупости, зайчонок? Ты же знаешь, как я люблю тебя.
– Да, но мы женаты уже два дня, а ты до сих пор не притронулся ко мне, – произнесла она с болью и обидой в голосе.
– Правда? Уже два дня? – шутливо переспросил он. – А для меня они пролетели как один миг. Сдается мне, мы проживем с тобой всю жизнь и сами этого не заметим!
Он взял из хлебницы булку и принялся намазывать на нее масло с таким беззаботным видом, словно разговор был закончен.
– Ты мне не ответил, – упрямо сказала она.
Тогда он вздохнул:
– Зая, но ты ведь сама видела. Я слишком сильно надрался на свадьбе. Ничего не поделаешь. А вчера у меня была куча дел. Я старался вырваться домой. Правда старался. Но ничего не вышло. Если получится, сегодня приеду пораньше. – Он изобразил на своем лице лукавую улыбку и добавил: – Вот тогда мы снова вернемся к этому вопросу, хорошо?
– Ладно, – сказала она и положила руку на его ладонь. – Но обещай мне, что сегодня не вернешься домой пьяным.
Он хотел было возразить, но не выдержал ее пристального взгляда, улыбнулся и кивнул:
– Клянусь.
3. Страх
Боровский выполнил свое обещание. Он вернулся с работы рано и был абсолютно трезв. Жена встретила его у порога в красивом вечернем платье с открытыми плечами. Волосы ее были уложены в изящную прическу. На ногах вместо домашних тапочек были туфельки на высоких каблучках. Выглядела она великолепно.
– Ого! – улыбнулся явно смущенный таким приемом Генрих. – Да ты просто Мерилин Монро.
Жена ослепительно улыбнулась, затем нежно поцеловала его в губы и покачала головой:
– Нет, милый, я намного лучше. Я выше и стройнее ее. Разувайся скорей и проходи в гостиную. Я приготовила тебе маленький сюрприз.
– Гм... – неопределенно произнес Боровский. – Интересно... Надеюсь, сюрприз будет приятным?
Жена кивнула:
– Уверена, что тебе понравится.
Боровский разулся, затем жена взяла его за руку и провела в гостиную. Он замер на пороге и удивленно произнес:
– Черт, вот это да! Это по какому же поводу?
– Просто, – ответила жена. – Просто потому, что я люблю тебя. Для меня это самый главный повод на свете.
В центре гостиной стоял столик, уставленный яствами. Боровский еще раз, с еще большим вниманием, хотя уже не так удивленно, оглядел столик и с усмешкой сказал:
– Да тут и выпивка имеется?
– Полусладкое шампанское, – отозвалась жена. – Ты сказал, что любишь его. Оно только что из холодильника. А там есть еще одна бутылка. Ну, пойдем же скорей!
Они прошли к столу. Помимо шампанского на столике расположились изысканные салаты, бутерброды с красной и черной икрой, а также апельсины, бананы и несколько плиток шоколада.
– Садись! – сказала жена.
Боровский покорно уселся на диван. Она обвила его шею гибкими руками, притянула к себе и быстро поцеловала. Затем отпрянула и, глядя на него своими лучистыми глазами, сказала:
– Я хочу понравиться тебе. Говорят, что пусть к сердцу мужчины лежит через желудок. Эти салаты я сделала сама.
– Уверен, что они очень вкусные, – весело отозвался Боровский. – Ты ведь у меня талантливая.
– Ты еще не знаешь обо всех моих талантах, – проговорила жена глубоким, хрипловатым голосом. – Но об этом потом. А сейчас...
Она убрала руки с шеи Генриха, взяла со стола бутылку и протянула ему:
– Начнем пирушку. Открывай!..
До второй бутылки дело не дошло. Шампанское вскружило Боровскому голову, но еще больше у него кружилась голова от тонкого аромата духов жены, от вида ее стройных плеч, от ее улыбки и от ее губ, скользящих по его щеке и то и дело прижимающихся в поцелуе к его губам. Он почувствовал дьявольское возбуждение.
– Вот теперь я вижу, что нравлюсь тебе, – прошептала жена, проводя нежными пальцами по его брюкам. – Ты представить не можешь, как много это значит для меня.
Она расстегнула зиппер на его ширинке, и ее пальцы стали еще ближе и нежнее. Боровский почувствовал, как у него бешено заколотилось сердце. Та девушка на деревенской дискотеке была единственной женщиной, которой Генрих по-настоящему овладел. Потом он еще дважды пробовал – с бывшей одноклассницей, которая, как выяснилось на свидании, все школьные годы сходила по нему с ума, и с проституткой, которую порекомендовал ему Олег Риневич, и оба раза потерпел фиаско. Возбуждался он быстро, но уже через несколько секунд возбуждение проходило. Он ничего не мог с собой поделать.
Было во всем этом и еще кое-что. То, в чем Генрих боялся признаться даже самому себе. Время от времени на Боровского накатывала страшная тоска, которую он не мог, да и не пытался объяснить. Иногда во сне он, казалось, находил источник этой тоски. Ему виделось тонкое лицо с удивленно распахнутыми глазами и рассеянной полуулыбкой.
Проснувшись, Генрих испытывал жгучий стыд и старался как можно скорее позабыть и про это лицо, и про свой сон. До встречи с будущей женой ему это плохо удавалось.
Увидев на конкурсе настоящую красавицу, он и впрямь поверил, что влюбился. Да в нее и невозможно было не влюбиться. Она была настоящим и стопроцентным воплощением всего лучшего, что только может быть в женщине. Красивая, стройная, изящная, с лицом, источающим загадку и обещающим неземные блаженства. Именно такой Боровский ее увидел в первый раз. И такой она запала ему в душу. И тогда же Генрих твердо решил для себя, что обязательно женится на этой женщине. Чего бы это ему ни стоило.
Но в ночь накануне свадьбы Боровскому вновь приснилось лицо, которое приходило к нему в сновидениях все последние годы. Но на этот раз оно было еще грустнее и еще недостижимее, чем всегда. Проснулся Боровский в холодном поту. На него вновь накатила тоска. А помимо этого в измученное сердце Боровского закралась паника. Что, если он снова окажется не на высоте? Что, если все его нежные чувства к этой девушке – просто суррогат, заменитель чего-то более главного, что предназначено ему судьбой? Что, если истинная любовь прячется от него в этих тоскливых снах, одновременно маня его к себе и отталкивая?
И тогда Боровский сказал себе: «Мне нужен перерыв, чтобы обдумать все, что со мной происходит». Он решил отменить свадьбу, но увидел пылающее от волнения и сладостного предчувствия лицо невесты, ее лучистые глаза, ее смущенно-радостную улыбку и не решился.
На свадьбе Боровский вел себя просто по-свински и вполне это сознавал. Он намеренно напивался, чтобы оказаться к ночи совершенно «недееспособным». Это была хоть какая-то передышка. В глубине души
