поступок. Я даже не удивлюсь, если к нему во сне пришел дьявол и сказал: «Генрих, дружище, ты видишь, как мир обходится с тобой? Почему бы тебе не обращаться так же с миром? Вокруг тебя одни враги. И самые коварные из них те, которые корчат из себя твоих лучших друзей. Возьми пистолет и разберись с ними. Сначала с ними, а потом и со всеми прочими».
Коваленин вновь пожал плечами, как бы давая понять, что пути сумасшедшего для нормального человека неисповедимы.
– Значит, во сне... – задумчиво произнес Турецкий.
– Угу. Во сне.
На столе зазвонил телефон. Коваленин снял трубку.
– Да, Ларис... Да, соединяй! – Он прикрыл трубку ладонью и сказал Турецкому умоляющим голосом: – Александр Борисович, это мой партнер из Австрии. Честное слово, очень важный разговор, никак невозможно отложить.
Турецкий кивнул и поднялся с кресла. Аудиенция была окончена.
4. Кто третий?
Юрий Валерьевич Ремизов был человеком солидным, толстым и вальяжным. Во время беседы с Турецким он откинулся на спинку кожаного кресла и с видимым удовольствием курил толстую кубинскую сигару.
Турецкий от предложенной сигары отказался, тем самым, сам того не подозревая, нарушив светский и деловой этикет. Впрочем, Турецкому на это было плевать. Дело в том, что этот Ремизов являлся одним из бывших сотрудников «Юпитера», сбежавшим с «тонущего корабля» задолго до того, как появились первые признаки катастрофы.
Разговор Ремизов вел медленно и деловито, как и подобало человеку его комплекции. Об объединении двух компаний – «Юпитера» и «Дальнефти» – он знал очень мало, так как переговоры об объединении начались уже после его ухода из «Юпитера». И вообще, Юрий Валерьевич был «страшно далек от всех этих нефтяных дел», поскольку у него имелись «дела поважнее, чем совать нос в чужой бизнес», с которым сам Ремизов «покончил давно и бесповоротно». Он вообще был очень категоричен в своих оценках и суждениях и всем своим видом показывал, насколько ему скучно, да и неприятно говорить о фирме «Юпитер» и ее главе – Генрихе Боровском.
– Значит, вы не виделись с Боровским полгода? – переспросил Александр Борисович.
Ремизов кивнул, тряхнув толстыми, как у бульдога, щеками и пробасил:
– Именно так. Кстати, удивительно, что он до сих пор жив. Я имею в виду Боровского.
– То есть? – не понял Александр Борисович.
Ремизов отвел от лица сигару и выпустил в пространство синеватое облако пахучего дыма. Затем лукаво посмотрел на Александра Борисовича и сказал:
– Лично я бы на его месте давно уже повесился.
– Это почему же?
Ремизов пожал покатыми круглыми плечами:
– Ну посудите сами: он потерял все, что имел. Бизнеса его почти лишили, да и дела у «Юпитера» идут из рук вон плохо. Еще полтора года назад это было – я не побоюсь такого слова – самое успешное предприятие в России. А теперь что? Одно только название.
Однако Турецкий не согласился:
– Не думаю, что это повод свести счеты с жизнь. Никогда не поздно начать заново.
– Для кого? Для Боровского? – Ремизов откинул голову и зычно хохотнул. – А вы фантаст! Нет, Александр Борисович, для этого человека все кончено. Он не только в считанные дни стал банкротом, он потерял и своего лучшего друга. Причем сам же его и убил. И тем самым, заметьте, обрек себя на полный жизненный крах. Я имею в виду тюрьму и все, что из этого проистекает.
– А вы не можете предположить, зачем он это сделал? – осторожно спросил Турецкий.
Ремизов развел руками:
– Тайна, Александр Борисович, сущая тайна! Конечно, я слышал о том, что в последнее время у них с Риневичем появились какие-то конфликтные ситуации. Но это... как бы это попонятнее... простая утряска интересов. В наше время за такое не убивают. Тем более лучших друзей. И тем более публично. В конце концов, если бы Генрих захотел разобраться с Риневичем, он бы его просто «заказал». Недостатка в киллерах нынче нет.
– К сожалению, это так, – со вздохом подтвердил Турецкий. – А в личной жизни у них не было поводов для ссоры?
Ремизов отрицательно покачал головой:
– Что вы! Уверяю вас, более дружных людей вы днем с огнем не сыщете. Ну, конечно, я говорю о бизнес-сообществе. В бизнес-сообществе вообще не принято тесно дружить. Знаете такую поговорку: дружба дружбой, а денежки врозь? Ну вот, а эти двое некоторым образом нарушали это неписаное правило.
– И все-таки у Боровского появился повод выстрелить в Риневича, – напомнил Турецкий. – Несмотря на личную дружбу и совместный успешный бизнес.
– Это верно, – неохотно признал Ремизов.
Александр Борисович достал из пачки сигарету, но вместо того чтобы закурить, принялся задумчиво перекатывать ее в пальцах.
– А может, в этой связке был и кто-то третий? – все так же задумчиво предположил он.
– Что вы имеете в виду? – сощурил набрякшие веки Ремизов.
– Некто третий, кому было выгодно убрать Риневича и сделать это руками Боровского. Ведь он, таким образом, убил сразу двух зайцев.
– Гм... Оригинальная мысль. Впрочем, не лишенная здравого зерна. И кто же, по-вашему, этот таинственный третий?
Турецкий вставил в рот сигарету и усмехнулся:
– Я думал, вы мне это скажете.
– Вот как? Вы точно фантаст. – Ремизов задумчиво пососал сигару, затем сказал: – Если искать третьего, то прежде всего нужно тщательно проанализировать проекты, которые Боровский и Риневич собирались совместно реализовывать. Простите за громоздкую фразу.
– И кому же, по-вашему, было невыгодно объединение «Юпитера» и «Дальнефти»?
Ремизов вздохнул:
– Так сразу и не скажешь. Ну, в первую голову, это было не очень выгодно нашему горячо любимому... – Ремизов осекся, как будто внезапно вспомнил о чем-то важном.
– Кому? – нетерпеливо спросил Турецкий.
– Э-э... Александр Борисович, давайте-ка мы с вами выпьем по чашечке кофе, а? – Толстое лицо Ремизова залоснилось дружелюбием. – Так и беседовать приятнее. Не возражаете?
– А почему я должен возражать?
– Вот и славненько. Вам какой?
– Черный.
Ремизов снял телефонную трубку и сказал в нее:
– Элиночка, душа моя, принеси нам, пожалуйста, два черных кофе. – Затем положил трубку на рычаг, откинулся на спинку кресла, сложил руки на толстом животе и весело посмотрел на Турецкого.
Глава девятая
Не самые лучшие воспоминания
1. Скользкая тема
У Генриха Игоревича теперь было достаточно времени на воспоминания. Прежде его никогда не хватало. А теперь полились, словно из рога изобилия. И все далеко не самые приятные.
Да вот хоть и та журналистка...
Она была так юна и так свежа, что Боровский проникся к ней симпатией. По молодости лет она явно бравировала своей независимостью и смелостью и вела себя довольно вызывающе, поэтому Генрих Игоревич покровительственно ей улыбнулся и произнес менторским тоном:
– Леночка, вы должны быть тактичней, общаясь с людьми, подобными мне. Я считаю, что утверждения
