нашей прессы о решающем влиянии банкиров на власть являются сильно преувеличенными. Я уверен, что власть не должна обслуживать бизнес. Этого и не происходит.
– Вот как? – подняла брови журналистка и ответила Боровскому такой же холодновато- покровительственной улыбкой. (Боровский, усмотрев в этом издевку, нахмурился.) – Но ведь идея залоговых аукционов как раз и означает то, что правительство идет в услужение к нескольким крупным банкирам. И вы в их числе. В сущности, вы даете правительству кредит в обмен на акции лучших российских предприятий. Вы уже практически приобрели в свою собственность недавно созданный холдинг «Юпитер». Этак вы и весь сырьевой бизнес России приберете к рукам.
На этот раз Боровский решил не скрывать своего раздражения:
– Милая моя, вы сводите весь этот сложнейший процесс к простому разделу сфер влияния между крупнейшими российскими банками. А это неверно.
Но журналистка не сдавалась. Похоже, она тоже была крепким орешком.
– Генрих Игоревич, – спокойно и четко произнесла она, – но ведь то, что вы сейчас говорите, абсолютная неправда. В политической элите курсируют сведения о том, что вы оказывали давление на президента через его дочь. В свое время вы вместе с вашими друзьями-банкирами осыпали ее бесконечными подарками. Покупали ей драгоценности и автомобили. И тем самым добивались особого расположения президента. Разве это не так?
Журналистка явно зарвалась. Некоторое время Боровский молчал, затем ответил очень холодно, почти жестоко:
– Ну раз наш разговор перешел на уровень слухов и сплетен, я считаю, что пора его закончить.
– Да, но...
– Я же сказал: разговор окончен. – Боровский глянул на журналистку таким испепеляющим взглядом, что на ее красивых свежих щечках проступила бледность. – До свидания, – добавил он с металлом в голосе. – И мой вам совет: поменьше слушайте и распространяйте сплетни, иначе из-за вас могут пострадать невинные люди.
Журналистка вскочила со стула. Она тяжело дышала, губы ее слегка побелели. Девушка явно была взволнована. Когда она заговорила, голос у нее дрожал и срывался, но она не замолчала, пока не высказала Боровскому все, что думала:
– Мне кажется, из-за вас они уже пострадали! И еще настрадаются. Вы, бизнесмены и банкиры, губите и обкрадываете Россию. И вам еще придется за это ответить. Пусть не скоро, пусть через десять или пятнадцать лет, но ограбленный вами народ ответит вам тем же.
– Убирайтесь вон, – устало сказал ей Боровский.
Девушка развернулась и выскочила из кабинета.
«Офис Генриха Боровского расположен в старом особняке, в одном из самых мрачных переулков Москвы. По периметру постройка обнесена высоким забором с колючей проволокой. Во внутренним дворе – масса охранников в черном обмундировании или в дорогих темно-серых костюмах. Прямо как из фильмов про ФБР или ЦРУ...»
Боровский вспомнил, как оторвался от чтения статьи, взял с журнального столика бокал с коньяком, отпил глоток, поставил бокал на место и продолжил читать:
«Этот тридцатидвухлетний молодой человек, держащийся с подчеркнутой скромностью, входит в число самых богатых бизнесменов России и возглавляет настоящую империю. Холдинг Боровского включает в себя банки, заводы по производству титана и магния, пищевые комбинаты и т. д. и т. п. На какие деньги воздвигнута эта империя, спросите вы? Ответ прост. На наши с вами».
Если бы кто-то посторонний увидел лицо Боровского, бесстрастное, как у статуи, он бы просто поразился, как оно вдруг исказилось, словно у Генриха внезапно заболел зуб.
«Давайте проследим основные этапы карьерного роста этого нувориша российского розлива. Начав свою карьеру с работы в московском комсомоле, в 1987 году Боровский основал торговый кооператив на деньги, которые ему дала партия. А всего год спустя он создал собственный банк.
В начале девяностых Боровский работал в правительстве, он занимал пост экономического советника премьер-министра. Потом совершил очередное карьерное восхождение и стал уже заместителем министра топлива и энергетики России. Тем временем банк Боровского богател не по дням, а по часам. Он наживался на всем и продолжает наживаться. Обслуживает счета московского правительства и федеральных структур. Вместе с тем торговые компании, основанные Боровским, получают весомую прибыль от торговли нефтью, зерном и металлами.
На мой вопрос: «Кто вы, господин Боровский?» – Боровский ответил просто: «Я всего лишь менеджер. Менеджер, который делает все, чтобы холдинг, в котором он работает, добился успеха». Говоря это, г-н Боровский имел в виду холдинг «Юпитер» – вторую по величине нефтяную компанию России, полноправным владельцем которой он фактически является...»
Генрих Игоревич отложил газету.
– «Карьерное восхождение», – неприязненно проговорил он. Затем поморщился и добавил: – Какая чушь! Да и деньги на первые сделки мне дали цеховики, а не партия. И откуда она только это взяла?
Он взял бокал и одним глотком допил коньяк.
Дверь спальни распахнулась, и на пороге появилась жена. Она была одета в крикливо-красный халат с золотыми драконами и цветами. Влажные волосы жены были замотаны полотенцем. Ее лицо, на котором по причине позднего часа и принятия душа не было макияжа, показалось Генриху Игоревичу блеклым и невыразительным.
Жена прошла в спальню и села на край кровати.
– Что ты читаешь? – спросила она.
– Газету, – ответил Боровский.
– Ту самую?
– Угу.
Жена протянула руку и ласковым движением погладила Боровского по упитанной щеке.
– Охота тебе портить себе настроение? – с улыбкой сказала она. – Плюнь ты на эту гадость. Большим людям всегда завидовали.
– Значит, я «большой»? – усмехнулся Боровский.
Жена весело кивнула:
– Еще какой! Для меня ты такой большой, что заслоняешь собой весь мир!
Непонятно почему, но пафос жены вызвал в душе Боровского острый приступ раздражения. Он знал, что жена обожает его и что каждое его грубое слово больно ранит ее, но не сдержался и сказал резковатым голосом:
– И почему только тебе нравятся такие слова?
– Какие? – все еще улыбаясь, спросила жена.
– Да вот такие. – Боровский скорчил гримасу и передразнил тонким голосом: – «Заслоняешь собой весь мир». Ну что это за выражение? Мы с тобой что, в мексиканском сериале?
– Не понимаю, почему ты сердишься, – тихо сказала жена (улыбка уже сошла с ее губ). – Тебе испортила настроение эта девчонка-журналист, а ты вымещаешь зло на мне. Что ж, это очень по-мужски. Может, еще ударишь меня?
Боровский поморщился:
– Не говори глупости.
– Глупости? Послушать тебя, так я вообще, кроме глупостей, ничего не говорю. С утра до вечера одни только глупости! Тяжело тебе, должно быть, живется с такой тупоголовой дурехой.
Боровский разозлился. Упреки в отсутствии мужественности (а чем еще была эта мерзкая фразочка – «Очень по-мужски»?) бесили Генриха Игоревича, и жена это знала. Он был уверен, что она нарочно сказала это, чтобы вывести его из себя.
– Слушай, – с угрозой произнес Боровский, – не начинай. А то я начну, и мало не покажется.
Жена хотела что-то сказать, но вместо этого лишь пренебрежительно махнула рукой.
Этот жест окончательно взбесил Генриха Игоревича, но он сделал над собой усилие и, чтобы не доставлять удовольствия жене, притворился спокойным и невозмутимым.
– Заткнись, если не хочешь проблем, – сказал Боровский.
