Жена фыркнула:
– Герой, нечего сказать. Ты бы по ночам в постели был таким героем.
Ладони Боровского сжались в кулаки.
– Что ты сказала? – тихо, с угрозой переспросил он.
– Что слышал, – бесстрашно ответила жена. – Ты перестал обращать на меня внимание. Я не привлекаю тебя как женщина. Я только одного не могу понять: это я такая страшная или тебя женщины вообще не интересуют?
Сердце у Боровского учащенно забилось, так, словно его уличили в грехе, который он тщательно скрывал и до сих пор считал, что никто этого не замечает. Генрих Игоревич нарочито поморщился и произнес усталым, почти равнодушным голосом:
– Что за чушь ты несешь?
– Раньше я думала, что у тебя есть любовница, – продолжила, не обращая внимания на его реплику, жена, – но теперь знаю точно – никакой любовницы нет.
– Знаешь точно? – усмехнулся Боровский.
Она кивнула:
– Да. Я... Я нанимала частного детектива.
Генрих Игоревич засмеялся:
– Частного детектива! Придумает же! Золотце, а у тебя все в порядке с головой? По-моему, ты насмотрелась фильмов с Бельмондо и у тебя поехала крыша.
Однако лицо жены было серьезным и сосредоточенным.
– Нет, Генрих. Это правда. Я наняла человека. Он бывший мент. Он следил за тобой – с утра до вечера. Целых две недели.
Боровский открыл рот. Он был удивлен, так удивлен, что даже забыл разозлиться. Наконец он сказал:
– Ты сама до этого додумалась или кто подсказал?
– Сама, – кивнула жена. – И теперь я знаю точно, что любовницы у тебя нет. Но лучше мне от этого не стало. – Она внимательно посмотрела на мужа и слегка прищурилась. – Скажи, Генрих, зачем ты ездил в больницу два дня назад?
– Зубы лечил, – машинально выпалил Боровский.
Но жена покачала головой:
– Ложь. Ты был на приеме у врача-психиатра. Зачем ты к нему ходил? У тебя какие-то проблемы? Что это за проблемы? Прошу тебя, расскажи мне, и я попытаюсь тебе помочь.
Боровский сдвинул черные брови и глухо проклокотал:
– Дура.
Жена усмехнулась:
– Опять ложь. Я, в отличие от тебя, к психиатру не хожу. Скажи мне, дорогой, почему ты не хочешь детей? Мы ведь женаты уже несколько лет.
Боровский растерялся. Жена никогда еще не позволяла себе разговаривать с ним в таком тоне, и поэтому он не знал, как себя с ней вести. Вместо того чтобы взорваться и обрушиться на жену со всей яростью, он лишь пожал плечами и ответил:
– Я тебе говорил это тысячу раз – я еще не готов стать отцом.
– Ну вот, – ухмыльнулась жена. – Опять ты отделываешься пустыми пошлыми фразами.
Ответить Генрих не успел, неожиданно жена положила ему руку на грудь и сказала мягким и даже ласковым голосом:
– Милый, пожалуйста, скажи мне, что ты от меня скрываешь? Почему ты перестал со мной разговаривать? Почему не хочешь заняться со мной любовью? Почему ты стонешь во сне?
– А я стонал во сне? – поднял брови Боровский.
Жена кивнула:
– Да. И очень часто. Я просыпаюсь по ночам от твоих стонов, но я боюсь тебя разбудить. Боюсь твоего пустого взгляда. Ты знаешь, у тебя по ночам бывает такой взгляд, как будто ты только что воскрес из мертвых. Ты смотришь на меня и не узнаешь. Господи, мне так страшно смотреть на тебя по ночам.
– Ну так не смотри. Какого черта ты на меня вообще пялишься? Может, ты ведьма, а? Ну скажи, ты ведьма? Что ты делаешь со мной по ночам, когда я сплю? Что ты мне внушаешь?!
Боровский схватил жену за плечо и сильно тряхнул. Она вскрикнула и, с трудом высвободившись от его хватки, вскочила с кровати.
– Не смей меня трогать, импотент проклятый! – крикнула она и тут же осеклась от ужаса, увидев, какой чудовищный эффект эти слова произвели на Боровского. Лицо его было бледным как полотно, налитые кровью глаза пылали.
Жена повернулась и кинулась вон из спальни. Боровский не смог совладать со своей яростью. Он откинул одеяло и одним прыжком настиг жену, схватил ее за плечо, развернул и наотмашь ударил ее ладонью по лицу. Жена вскрикнула и отлетела к шкафу, ударившись спиной об дверцу. Боровский снова бросился к ней и ударил ее еще два или три раза. Жена упала на пол и завыла, прикрыв голову руками. Лишь услышав этот испуганный вой, Генрих Игоревич пришел в себя. Он стоял над скулящей женой тяжело дыша и сжимая кулаки.
Боровский посмотрел на жену, потом поднял руки и в некотором удивлении посмотрел на свои ладони. Казалось, он никак не мог взять в толк, как получилось, что жена лежит на полу, а он, уважаемый бизнесмен Боровский, интеллигент и добряк, как говорили о нем друзья, стоит над ней, и его ладони еще чувствуют тяжесть и огонь ударов.
– Черт... – смятенно проговорил Генрих Игоревич. – Кажется, я немного... Я... С тобой все нормально? – хрипло спросил он жену.
Жена перестала выть и теперь лишь тихонько поскуливала, как побитая собака, глядя на мужа расширившимися от ужаса глазами.
– Прости. Я не... Я не знаю, что на меня нашло.
Он протянул ей руку, чтобы помочь встать, но жена отпрянула, словно он поднес к ее лицу нож. Боровский убрал руку.
– Прости, – снова сказал он, затем развернулся и вышел из спальни.
2. Сны...
Боровский шел тогда по ночной улице, кутаясь в теплый плащ с поднятым воротом. Ветер был порывистым и влажным. Светили тусклые фонари. Прохожих было мало. Никто и ничто не отвлекало Генриха Игоревича от мыслей о себе. Мысли эти были пугающими и неприятными.
Сны. Она сказала, что он стонет во сне. Что же это за сны, которые приносят ему столько мучений? И чье лицо, по-прежнему, из ночи в ночь, из года в год является к нему по ночам? Прокручивать в голове разговор с женой и размышлять о нем Боровскому было тревожно. И это притом, что сам он считал себя человеком отважным и хладнокровным. Лишь эти два качества – вкупе, может быть, с расчетливостью и умением налаживать контакты с людьми – сделали его тем, кто он есть – богатым и уважаемым человеком. Но вспоминать свои сны он боялся. Было во всем этом что-то нездоровое и грязное, и, пытаясь время от времени проанализировать свои сны, Боровский неизменно проникался к себе чувством гадливости, что вносило в его душу еще больший разлад и, как следствие, еще большее огорчение.
«Черт, и придет же такое в голову – нанять частного детектива! – думал Генрих Игоревич. – Прямо как в американских фильмах. И ведь даже охрана ничего не заподозрила! Насколько чисто работал, стервец! Надо бы узнать, кто такой; если и впрямь так хорош, то ему самое место в моей службе безопасности».
Мысли о частном детективе освежили в его памяти воспоминание о походе к психиатру. Дело было в Институте психиатрии имени Ганнушкина, а доктором был не кто иной, как знаменитый профессор Белкин.
Профессор старался быть вежливым и предупредительным, и все равно разговор с этим чужим пожилым человеком в белом халате казался Боровскому унизительным.
– Понимаете, Генрих Игоревич, – с отеческой улыбкой говорил Белкин, – обычно людям это сложно понять. Только недавно ученые нашли некоторые очень тонкие изменения в одном из отделов мозга, гипоталамусе. Там есть маленький нервный центр, который отвечает за половую идентичность,
