– И что – за этим ты меня и звал? – возмутился Игорь Кириллович. – Да ты чего, Никон? Ведь это ж твои ребята наркоту и забрали, разве нет?! Чего ты меня-то этому... подставляешь?
– Ай-яй-яй, как нехорошо! – завздыхал Никон. – Мои, говоришь? Мои отсюда далеко, мои на Урале, братан. Так что, выходит, поклеп ты на меня возводишь. Доказательства-то хоть какие у тебя есть? А то ведь за такой базар, сам понимаешь, и ответить можно...
– Ты вообще к нему приглядись получше, Никон. Ходит к Гуськову, стучит на всех, а сейчас, видишь, тебя заложить хотел: дескать, не там ищите, господин генерал, вот он сидит перед вами, наркоторговец, а вы его почему-то не хватаете, срок не даете...
– Разберемся, – сказал Никон. Налил себе, налил генералу, Грантову рюмку на этот раз оставил без внимания. – Ты вот еще чего скажи, Гарик. – Он понес было рюмку ко рту, но пить не стал, вдруг отстранил ее ото рта, спросил зловеще: – Тебе сколько мой Кент передал за все вот это? – И обвел рукой камеру.
Будь они на воле, не в тюрьме – послал бы его да вышел наружу. Или позвал бы кого – в свидетели, на подмогу. Здесь он мог только отвечать, отбрехиваться, стараясь по возможности не доводить дело до края – выигрыша при таком раскладе у него просто не могло быть.
– Ты же прекрасно знаешь: Кент передал мне сто двадцать тонн.
– Сто двадцать тонн – это как понимать? – спросил у Никона Суконцев.
– Это значит, – с легким презрением пояснил Игорь Кириллович, – сто двадцать тысяч.
– Сто двадцать тысяч чего? Долларов?
– Долларов, – все так же презрительно пояснил Игорь Кириллович.
– А расписка? Ты вроде говорил, что у тебя гуськовская расписка есть. А ну, покажь.
Игорь Кириллович достал расписку, и Никон жадно протянул к ней руку.
– Дай!
Но Игорь Кириллович был начеку.
– Э, нет, из рук читай!
– Так, – начал читать Никон, быстро шевеля губами: – Я, такой-то такой-то, тыры-пыры...получил пожертвование в Фонд социальной поддержки работников милиции.... Так, это пропустим... Пожертвование в размере... прописью... двадцати тысяч долларов США... каковая сумма... Слушай, что это за туфтень? Ты ж говорил, расписка на все деньги, а это чего? Двадцать тысяч, и все? А остальные? Где на остальные-то подтверждение?
– Да ты чего дурака-то валяешь, папа... крестный? Как еще эта-то есть! Кто ж на черные бабки расписки дает?! Это как все равно про партвзносы со взяток говорить, помнишь анекдот такой был?
– Ты погоди, погоди с анекдотами! Ты мне яйца-то не крути! Деньги-то у нас с тобой откуда, не при легавом... извиняюсь, Семен Михайлович... не при господине генерале будь сказано. Из общака. А раз из общака – имею я право, так же как любой из братвы, знать, куда они пошли, наши денежки? Как ты, смотрящий, ими распорядился, сколько себе на карман положил...
– Да ты чего, Никон? Ты чего буровишь-то? Ты просил, чтоб тебя перевели, я сделал. А теперь вот, значит, вместо «спасибо»...
– Ну, положим, не ты сделал, а Владимир Андреевич, генерал-лейтенант Гуськов, – веско сказал Суконцев. – Но вот он как раз на тебя в обиде...
– А с какой стати вы мне тычете? – оскорбился, ничего не смог с собой поделать, Игорь Кириллович.
– Ишь ты, не нравится! – изумленно сказал Никону генерал. – А с такой стати, что обманул, наколол ты, братец, Владимира Андреевича, как настоящий кидала. Договаривались вы об одной сумме, а ты его, значит, решил как лоха... Человек, между прочим, на риск ради дела шел, карьерой своей рисковал, погонами, а ты его, как последняя гнида... А ну сядь, – рявкнул вдруг Суконцев, увидев, что Грант собирается вылезти из-за стола, как, бывало, рявкал у себя в райотделе на всякую пьянь. – Представляешь, – повернулся он к Никону, – мне Гусь даже говорит: что же это, мол, за урки пошли, что за пахана, по-старому за атамана своего, и то заплатить жидятся. Не дорожат, говорит, они этим Никоном, что ли... – На его костистой роже было явно написано злорадное удовольствие.
Игорь Кириллович вдруг с тоской подумал, что хотя и принял меры, пытаясь предотвратить все возможные опасности, а все же добровольно оказался в самой настоящей западне – к двери ему через этих двоих не пробиться, а тюремный персонал если кому и придет на помощь, то уж, конечно, не ему. Хотя... Может, зря он все же раньше времени дает волю воображению? Как-то уж очень все подло даже для урок...
– Да с какого рожна вы это все несете-то, мужики? Как договаривались, так я ему и заплатил. Спросите у него – он сам все подтвердит...
– А мы уж спросили, – злорадно усмехнулся Суконцев. – К тому же...Вот у меня в руках «Молодежка». – Он показал на лежащую на столе газету. – Завтрашняя, между прочим. Вот здесь черным по белому писано: «За перевод в Москву известного воровского авторитета уголовным сообществом было предложено пятьсот тысяч долларов США. Баснословная эта сумма преодолела все препятствия». Ну и так далее...
– Короче, все ясно, – тяжело сказал Никон. – Газета зря писать не станет. Я думаю, ты сам понимаешь, Грант, больше тебе здесь не место... С удовольствием прикончил бы тебя прямо сейчас, но, однако, и пожизненное из-за тебя получать – тоже как-то не с руки... Да и по нашим воровским законам нельзя тебя просто так... – Он нехорошо ухмыльнулся. – Ты ж у нас законник как-никак, вор в законе то есть... А что мы тебе это паскудство просто так не спустим – в этом можешь быть уверен. Так что стрелку, сходняк законников я тебе гарантирую.
Как же это он так лопухнулся! Они вдвоем, мент и ворюга, подогнали его к самому краю. Думают, наверно, что уже все, что загнали его в угол... «Обложили, гады, обложили», – пропел он мысленнно, как всегда, когда становилось не просто опасно, а чрезвычайно опасно. А видно, здорово что-то прихватило Суконцева, если он не побоялся вот так, в открытую, сидеть в камере у уголовного авторитета, распивать с ним коньяк...Этак ему придет в голову, что он может его живым и не выпускать... «Тебе бы, дураку, чуть раньше об этом подумать», – укорил себя Игорь Кириллович. Интересно, что генерала заставило на это пойти? Неужели так сильно залетел его Толик? Или он сам во что-то вляпался, да так, что обратного хода уже нет? И этот, главное, Никон-то, хорек (правильно их всех обозвала Лена!)... вот сволочь двуличная! Уж кто-кто, а он насчет цены все доподлинно знает. Знает, а все валит на него. И, главное, знает, что на подлость идет – иначе с чего ему сразу воровские законы-то на свет божий вытаскивать... Тут Игорь Кириллович и сам с необыкновенной ясностью снова вспомнил тот разговор, когда Гуськов вдруг спросил у него: «Это какой Никон? Не тот, который тебя короновал?» Вспомнил о своей догадке и почувствовал, как неудержимо эта догадка рвется сейчас наружу.
– Слушай, Никон, – сказал он, еще раз прикинув расклад сил. Никон, мужик серьезный и уж заточку-то какую-нибудь имевший наверняка, стоял слишком близко. Генерал был подальше, но.... Может, он и не слишком тренирован – научился небось в свое время по зубам бить, и ладно, но если они навалятся вдвоем, если не вырубить сразу же хотя бы одного из них, здесь, в этой тесноте ему придется худо. А если учесть еще и коридорных, которые могут возникнуть по первому же зову, он вообще должен действовать только наверняка. – Слушай, Никон, я все давно хочу у тебя спросить... Вот вы меня тогда короновали, да? Короновали, несмотря на то, что никакой я не вор... по крайней мере, тогда им не был... Я, знаешь ли, тогда даже по фене не ботал. Зону не топтал... Только вот парашу, как вы любите говорить, нюхал, пока в СИЗО сидел...
– Ничего, по-нынешнему и этого достаточно. Я вижу: мужик наш, толковый, правильный... Короче, глянулся ты мне. Думаешь, этого мало?
– Да ладно, брось ты! Какой я вам свой, свой у вас этот, Кент. Не зря он мне все время талдычит: правду, дескать, Никон говорит: не наш ты...
– Слушай ты его больше! Подумаешь, Кент, – нисколько не смутился Никон.
– Да он-то как раз мне по барабану. А вот ты – это другое дело. Ты, пахан, кому угодить-то хотел, когда за меня на том сходняке слово замолвил? А на тебя глядя – и все остальные... Молчишь? Ну тогда я скажу. Потому ты так сделал, что вот им, ментам, – Игорь Кириллович кивнул на Суконцева, – надо было, чтобы меня короновали, и ты выполнил их заказ. Так что не будем вдаваться, кто из нас ссученный, а кто какой. Оба мы тут друг друга стоим. А может, и нет, ты вон, я вижу, – он снова кивнул на Суконцева – плотнее меня с ментовкой-то корешуешь.
