Босс понимающе кивнул головой.
– Пиво – хороший напиток, – сказал он, – но только если пить его в меру. Две бутылки – это напиток, а четыре – это уже яд. Он убивает человека.
– Как это? – не понял Дашкевич, силясь сообразить, каким же образом четыре бутылки пива могут убить взрослого мужика.
– Просто, – ответил босс и снова усмехнулся. – Четыре бутылки пива делают человека пьяным. А пьяный человек делается болтливым. Понимаешь, что я имею в виду?
Дашкевич с готовностью качнул головой:
– Да, босс.
– Это хорошо. Ну а как насчет девочек? Любишь это дело?
Дашкевич на несколько секунд задумался, пытаясь определить, какой ответ хочет услышать от него босс, но так ничего и не определил, а потому сказал правду:
– Иногда. Но чисто для разрядки.
– А как насчет чувств? – спросил его босс.
Дашкевич пожал плечами:
– Да никак.
Босс вновь удовлетворенно кивнул, и у Егора с души отлегло. А босс добавил:
– Бабы – это зло, сынок. То, что знает одна баба, знает весь мир. Никогда не откровенничай с бабой.
– Не буду, – честно пообещал Дашкевич.
Босс внимательно на него посмотрел, потом улыбнулся и сказал:
– Ну, в таком случае, иди и работай.
Так Дашкевич стал работать на Юрия Отарова.
Первое время дела были несложные, но ответственные. Иногда нужно было что-то поджечь, иногда кое-кого припугнуть – но припугнуть по-тихому, не привлекая внимания окружающих. Главное в этом деле было держать себя хладнокровно, а хладнокровия Егору Дашкевичу не занимать.
Однажды он в течение двух часов делал ножом надрезы на теле привязанного к стулу молчаливого мужчины. Крови вытекло немного, да и раны были пустяковые, но через два часа молчаливый мужчина заговорил (вернее, отчаянно замычал, давая понять, что готов к разговору). После того как мужчина рассказал все, что было нужно, Егор убил его – быстро и бесшумно, одним ударом ножа, как опытный мясник убивает свинью. Так, как его научил приятель, Сергей Халимон, с которым Дашкевич часто теперь работал в паре...
Дашкевич расправился уже со второй бутылкой пива, когда лежащий на столе мобильник запиликал его любимую мелодию из фильма «Бригада».
Дашкевич небрежно сгреб «трубу» со стола и приложил ее к уху.
– Алло, Дашко, – услыхал он голос своего напарника Халимона, – ты сейчас где?
– На хате, где еще, – ответил Дашкевич.
– Поторчи там с полчасика. Я подъеду.
– Ладно, – сказал Дашкевич. – А че за канитель-то? Я могу и «в поле» выехать.
– Сиди, не менжуйся. Сказано жди, значит, жди.
Халимон дал отбой.
Дашкевич положил мобильник на стол и задумчиво на него посмотрел. Что-то тут было неладно. До сих пор он всего пару раз встречался с Халимоном в своей квартире, остальные встречи проходили в съемной хате или где-нибудь «в поле», то есть в городе: в сквере, в кафе, в машине, припаркованной в каком-нибудь тихом, укромном месте.
«Че-то Халимон темнит, – подумал Дашкевич. – С чего бы это вдруг? Из-за того лоха, что ли? – Дашкевич вспомнил окровавленную шею Штыря и поморщился. – Да нет, вряд ли. Лох был, конечно, болтливый, но ведь он унес свою болтовню в могилу. А значит, и все концы».
Подумав так, Дашкевич успокоился. Мало ли какое дело может поручить ему босс. Тут ведь такая работа – никогда не знаешь, где и зачем ты понадобишься. Сказано ждать дома, значит, надо ждать дома. И хватит менжеваться.
Дашкевич достал из холодильника третью бутылку пива и, так же, как и предыдущие две, открыл ее зубами. К тому моменту, когда бутылка опустела наполовину, кто-то позвонил в дверь.
Дашкевич поставил бутылку на стол и посмотрел в сторону прихожей. Открывать он не торопился. Халимон, конечно, парень крутой, но ведь не сахарный – подождет, не растает. Дашкевич снова поднял бутылку и, припав к ней губами, допил пиво до дна.
В дверь тем временем опять позвонили – на этот раз долго и требовательно.
Поставив пустую бутылку на пол, Дашкевич встал, взял со стола кухонный нож и спрятал его в настенный шкафчик, в котором он хранил выпивку. Только после этого он пошел открывать дверь.
Халимон злобно глянул на Дашкевича, но ничего не сказал. Только переступив порог прихожей и закрыв за собой дверь на замок, он глухо прорычал:
– Хрен ли ты не открываешь, баклан? Мне че, ночевать в твоем засранном подъезде?
Оба вопроса были риторическими, и Дашкевич не стал на них отвечать.
Они прошли на кухню. Халимон втянул носом воздух, криво усмехнулся и сказал:
– Пивасиком балуешься? Нормально. Он квасит, а другие за него перед старшаками отдуваются.
– А че отдуваться-то? – угрюмо отозвался Дашкевич. – Я бы и сам. Че там за канитель? Из-за лоха, что ли, того?
Халимон уселся на стул и весело посмотрел на Дашкевича:
– Да все нормально, братела. Забудь. Я боссу все объяснил, он на тебя не в обиде. Так что с тебя пузырь коньяковского. И чтоб звездочек было не меньше пяти.
– Уф-ф... – облегченно сказал Дашкевич, усаживаясь за стол, прямо напротив Халимона. Он только сейчас понял, насколько сильно волновался.
Халимон глянул на порозовевшие щеки приятеля и усмехнулся, на этот раз беззлобно:
– Че вздыхаешь, Дашко? Обтрухался малость, да?
– Есть малек, – кивнул Дашкевич. – Босс уже был в курсе или ты ему рассказал?
– Не, ему еще до меня кто-то инфу слил. У босса везде глаза и уши, ты же знаешь.
– Во, блин, шакалы, – в сердцах сказал Дашкевич. – На всю Москву ни одного нормального пацана, одни стукачи.
– Да ты не стремайся, – успокоил его Халимон. – Босс – мужик с понятием, перетерли как надо. Я базарил, он слушал. Потом наоборот. То, что лоха пришили, говорит, правильно. Только надо было потом от тела избавиться. Менты тоже не дауны, сразу дойдут, за что Штыря пришили.
– Ну и че? – пренебрежительно пожал плечами Дашкевич. – Хрен ли они из этого выжмут?
– Менты умеют носами землю рыть, – тихо и холодно заметил Халимон.
Дашкевич слегка напрягся, и Халимон тут же сменил тон.
– Ладно, Дашко, – с прежней веселостью сказал он, – че теперь-то базарить. Давай тащи коньяковского. Отметим.
Дашкевич еще раз облегченно вздохнул, затем встал со стула и подошел к настенному шкафчику. Раскрыл дверцы и осмотрел содержимое.
– Коньяк кончился, – сказал он, не оборачиваясь. – Есть водяра. «Русский стандарт». Начислить по полтиннику?
– Че полтинник, можно и больше. Давай уже доставай.
Дашкевич взялся за бутылку, и тут за спиной у него раздался сухой щелчок.
– Это че? – не оборачиваясь, упавшим голосом спросил Дашкевич.
– Это смерть твоя, братела, – холодно сказал у него за спиной Халимон. – Босс приказал тебя убрать. Ты уж извини.
– Как это? – сказал Дашкевич дрогнувшим голосом, чувствуя, как все у него внутри холодеет. – Ты же сказал, что перетер.
– Перетер-то перетер, – подтвердил Халимон. – Только терка получилась не в твою пользу.
– Херня какая-то, – тихо прошептал Дашкевич. И затем, чуть громче: – Так, значит, босс приказал тебе
