– А где Плетнев? – не понял Турецкий.
– Папа с какой-то бомбой, – вмешался всезнающий Вася, – а этот велел ему ее взорвать. И про детей говорил... А я с папой тоже разговаривал. Он сказал, что приедет.
– Все ясно, – кивнул Турецкий, так ничего и не поняв. Подумав, он достал мобильник и позвонил Клавдии Сергеевне: – Слушай, Клавдия, немедленно достань мне Меркулова из-под земли. Мы только что убили террориста.
Через полминуты Меркулов взял трубку. Александр Борисович коротко рассказал ему о своей больничной «одиссее». И Костя, не дослушав, закричал:
– Саня! Не уходи! Минуту!..
Турецкий, разумеется, не мог знать, что в этот момент Косте позвонил Петька Щеткин и доложил:
– Константин Дмитриевич, это Щеткин. Все в порядке. Бомба обезврежена. Антон снял пояс шахида, а девочка приходит в себя. Плачет... А Колокатов во всем признался. Он в «Глории», прикованный к батарее. Можете его забирать...
– Молодцы, – ответил Меркулов, это слышал Турецкий. – А теперь звоните Сане, у него отличные новости для вас. Пока. А я сам сейчас позвоню Володе Яковлеву и отменю спецназ. Он еще не доехал до вас, Петр?
– Нет, никого, кроме нас с Антоном, здесь нет.
– Ну сами и заканчивайте. Я сейчас к вам Поремского пришлю...
И никто, даже Клавдия, не знали о том, что в этот момент на столе у Меркулова лежал лист бумаги, на котором было уже написано:
«Генеральному прокурору Российской Федерации... От заместителя генерального прокурора по следствию Меркулова К. Д. Заявление». Два телефонных звонка остановили твердую Костину руку...
Закончив разговор с Меркуловым, Турецкий отключился. Но тут же раздался телефонный звонок. Это был Щеткин. Он интересовался, этот герой дня...
Ну, Турецкий рассказал. Сообщил и тот о Колокатове. Потом трубку взял Антон. Александр Борисович в третий – или в четвертый? – раз рассказал о Грозове, потом передал трубку Васе. И тот стал кричать папе, что он совсем не испугался, а они еще в интернате играли в заложников, и поэтому он... и так далее, и тому подобное.
– Вывези меня на свежий воздух, – попросил Турецкий жену. И добавил с хвастливой интонацией: – А ты заметила, Ирка, что на ноги-то я встал?! И если б он не сбил меня с ног, еще неизвестно...
– Хвастунишка ты, – почему-то печально ответила супруга. И заторопилась, увидев укор в его глазах: – Нет, нет, конечно! И это замечательно, мой дорогой!
Ирина послушно катила его к выходу. Съехали в парк по пандусу, остановились. Александр Борисович притянул ее к себе и посадил на колени, обнял. И тут она зарыдала. Долго крепилась...
Очень интересным ему показался ее вопрос, заданный между всхлипами:
– Кто я?... Скажи, Шурик? Ну кто я тебе? Почему все так?...
– Кто ты? – Он, пожалуй, не удивился бы, ибо и сам нередко задавал себе этот вопрос в последнее время, но плакать-то зачем? – Во-первых, ты – балда, что нехорошо. Но, во-вторых, ты – моя любимая жена, что, напротив, очень хорошо. Впрочем, первое и второе легко поменять местами... А ты не заметила, какой сегодня безумно длинный день?
На этом всхлипы немедленно прекратились. Но с колен его она не поднялась...
Примечания
1
См.: Незнанский Ф. Возвращение в Сокольники. М., 2002.
