чтоб больных не нервировать... Да, где та девочка, теперь уже все равно, а вот галерея, она вполне может пригодиться...
И Грозов, еще с тех лет помнивший классическую дыру в ограде, через которую и проникают, минуя проходную, посетители госпиталя, воспользовался старыми «наработками».
Подходя к зданию морга, Грозов достал из пакета свежий белый халат, аккуратный, выглаженный, вошел в тамбур между дверьми, надел его, и уже с бородкой и усиками, в больших очках, придававших ему очень солидный, профессорский вид, вошел к патологоанатомам. Но в помещении никого, кроме пьяненького санитара, не было.
Строго покачав головой для порядка и солидности, Грозов спросил, где народ, выслушал неясный ответ, что «которые ушли», и, махнув рукой, прежде чем отправиться к подземному переходу, спросил, как бы для порядка:
– Сам долго еще здесь будешь?
На что санитар встал и, покачиваясь, стал стягивать с себя грязный фартук и за ним – бывший когда-то зеленым халат. Все ясно.
Наклонным кафельным коридором от холодильной установки Грозов прошел в здание госпиталя. Охранника Турецкой он мог не опасаться – тот остался в своей машине на стоянке, перед проходной. Грозов видел, как они подъехали, а потом, выйдя из машины, о чем-то поговорили, после чего женщина с парнем отправилась в проходную, а охранник сел в свою машину. Значит, нужные ему люди внутри госпиталя будут без охраны. А выводить их наружу он и не собирался. План уже созрел в голове. Осталась самая малость.
Но это и был самый важный момент. Грозову приходилось все время держать в напряжении Антона, который находился рядом с Аней и, соответственно, с поясом со взрывчаткой. Юрию было особо важно заставить Антона соединить контакты! Победа должна быть полной! Окончательной! И поводом заставить его это сделать будет его собственный сын Вася. Плюс эта Турецкая. Вот как он поступит, Антон-Питон? Выкрутиться ему все равно не удастся: маячок на экране фиксирует место своего нахождения в зале, и если Антон попробует обмануть и снять пояс с Ани, которую он конечно же обездвижил – все они в том спецотряде умели это делать! – то его легко будет уличить во лжи. Блеф, конечно, но, поди докажи, что тебя действительно нет рядом! И что ты не видишь, чем Антон занимается. Хороший сканер, хороший, нет слов.
Вот и сейчас, шагая по подземному переходу, Грозов держал в руке прибор, поглядывая на экран, в ухе торчала маленькая улитка, шла как бы вроде мирная беседа...
– Я тебя хорошо слышу, Антон-Питон, очень хорошо, слышимость просто отличная, – неторопливо говорил Грозов добродушным голосом. – Ты, оказывается, живой и здоровый?... Молодец... А то я о тебе всякое слышал. Хочешь расскажу? Не надо? Ну тогда ты расскажи что-нибудь, как, например, дела? Кого из наших видел?...
Он нарочно растягивал слова и фразы, чтобы не дать Антону влезть в случайную паузу. Время еще необходимо было Грозову. А вот через какие-нибудь пятнадцать минут тон резко изменится, потому что тогда уже он, Юрий, станет диктовать Антону свою волю, подкрепляя приказы воплями пацаненка, – это чтобы у сердобольного папаши сердечко вздрагивало от криков сынка, чтоб он, сволочь, послушным был! Такую девку загубить, а? Впрочем, не девку жалко, а работу свою! Да его раздавить за это мало...
А вот Антон торопился.
– Никого я не видел! Ты где? – Голос резкий, злой.
«Ничего, то ли еще будет», – думал Грозов и продолжал свою тягомотину:
– Это ж только подумать, а? С ума сойти! Девятнадцать лет прошло, как расстались! И чего? Ни разу не вспомнил? Ни живых, ни мертвых? Да что ж ты так, Антон, а? Амулет-то хоть носишь?
– Да, а...
– А я тоже ношу, – перебил его Грозов. – Свой ношу. А вот тот, что у Юльки был, этот потерялся. Найти бы надо. А то совсем нехорошо получается, своих забываем, а чужим наши амулеты радости не принесут, нет, мы-то с тобой знаем, верно, Антон?
– Ты где? – почти уже орал Плетнев.
А Грозов не терял благодушного настроения, наоборот, растягивал удовольствие от общения со старым товарищем, сослуживцем.
– Ты хоть помнишь песню, которую мы пели на базе в Менонге?... Это когда мы на перегоне ноги в кровь поразбивали?... – И Грозов запел приятным голосом маршевую песню, начинавшуюся словами: «Нас там быть не могло...»
Закончив куплет, Грозов сказал:
– Я тебе даю ровно две минуты передышки, чтобы ты сообразил, что надо делать. К девочке не прикасайся, стой у окна, чтоб я тебя видел...
Грозов отключил микрофон, потому что лифт подошел к нужному этажу и открылся. Юрий вышел, свернул за угол коридора и... увидел охранника, стоявшего напротив служебной лестницы. Сестринский пост был дальше. Оттуда шла женщина в наброшенном на плечи халате – не местный медперсонал, посетительница, которая остановилась возле палаты № 14, той самой, что была и ему нужна. Значит, это и есть мадам Турецкая? Ну, ничего, посмотрим, сказал себе Юрий. А вот охранник мешал.
Юрий поднял сканер, осмотрел его со всех сторон, потом с деловым видом подошел к охраннику.
– Здравствуйте. – Показал прибор. – Ничего не понимаю, только что работал. Помогите мне, только надо на площадку выйти...
И Грозов шагнул в сторону служебной лестницы. Открыл стеклянную, закрашенную белой краской дверь и жестом позвал охранника. Тот, ничего не подозревая, подошел. Потом вышел на площадку. Грозов в это время прислушивался – никаких шагов на лестнице слышно не было. Да и не время сейчас для посетителей. Они пойдут позже, после семи.
– Вот посмотрите, пожалуйста. – И Грозов поднял прибор над головой.
Невысокий охранник задрал голову, и в ту же секунду ему точно в сердце вошло острое лезвие узкого выкидного ножа. Он и не вскрикнул. Недаром же Грозова долго учили этому трудному военному делу... Он тут же ловко подхватил падающее тело и аккуратно, без шума, уложил его на пол лестничной площадки, так чтобы ноги убитого человека даже через открытую дверь не были видны.
Грозов вернулся в коридор, прикрыв за собой дверь, и включил микрофон.
– Слышишь меня, Антон-Питон? – тихо спросил он. – Слушай команду. Теперь отойди от окна, все равно ты меня там не увидишь, зато я тебя отлично вижу...
– Как?
– Техника, Антон, техника... – Главное, чтоб тот не уловил и нотки сомнения. – Иди обратно к устройству и... Начинай его собирать, Антон. Вот так. Поторопился ты. Действуй. Ты умеешь, я знаю.
– Ты с ума сошел... – мрачно сказал Плетнев. Грозов в ответ усмехнулся:
– Я знаю. Но тебе теперь от этого не легче. Уж лучше бы ты, Антон, сидел дома, с сыном... А то не успел с ним увидеться, как давай сразу же героя из себя изображать! Зачем играть, Антон?
– Что ты имеешь в виду? Ты где?!
«Ага, – понял Грозов, – дошло до него! Забеспокоился! Хорошо, дальше еще и не такое будет!»
– Милицию не вызывай, даже и не думай... Или там детей из зала эвакуировать... Займись делом! Понял, Антон? Делом, делом... А я пока с твоим сыном посижу...
– Ты где?! – Голос у Плетнева сорвался. И вдруг Антон догадался: – Ах, ты в больнице?! Где Вася, говори! Ты все врешь!!
– А-а, так ты хочешь его услышать? – совсем мягким тоном спросил Грозов. – Ну, так это я тебе сейчас устрою... Подожди буквально минутку, и ты сам услышишь...
– Врешь, сволочь!
– Антон! – укоризненно протянул Грозов. – Как нехорошо... А ты не отключайся, и все услышишь...
Он уже подошел к двери четырнадцатой палаты, зыркнул по сторонам – никого. На своем посту дремлет медсестра. Или что-то читает, не отвлекаясь. Он открыл дверь.
С широкой, приветливой улыбкой на лице, превратившей его действительно в какого-то книжного, доброго доктора, он оглядел палату, удивленно приподнял «домиками» брови.
Турецкий сидел в кресле, повернутом боком к кровати, и держал в руке трубку телефона. За столом
