следующий до Москвы. Проводница была миловидная светловолосая девушка. Гордеев вспомнил о намечавшемся на сегодня двойном свидании и грустно вздохнул. Ему совсем не хотелось возвращаться к этой нюне Коваленко. Он с удовольствием бы выпил с проводницей еще стаканчик чаю, но у него были некоторые опасения, что у оставшегося в одиночестве Коваленко может случиться от страха приступ эпилепсии. Он вернулся к своему свидетелю, который почему-то как загипнотизированный смотрел в сторону.
– Что с вами? – устало спросил Гордеев. – Увидели тень отца Гамлета?
– По-моему, это они, – выдавил из себя Коваленко.
Гордеев вздрогнул, он сразу понял, о ком речь. За стеклянными дверьми, ведущими в тамбур, шевелились две тени. Гордеев на цыпочках подошел к дверям и прислушался.
– А она такая вся из себя фифа, – услышал он чей-то высокий голос. – Я ей говорю, мол, не выпендривайся!
Гордеев приоткрыл дверь. Там стояли и курили два представительных мужчины.
– Извините, – сказал он им, когда они с удивлением взглянули на Юрия, и возвратился к Коваленко.
– У вас, кажется, мания преследования началась, уважаемый, – обратился к нему Гордеев. – А из меня скоро заику сделаете! Расслабьтесь уже! Все позади! И хватит с такой нежностью, словно Мадонна своего младенца, жать к себе эти кульки.
– Я не вынесу, – пропищал Коваленко.
– Это я не вынесу! Вашего общества. Хватит ныть! Я, между прочим, из-за вас сегодня такое свидание пропустил! Ну да ладно. Не будем о плохом.
Москва встретила их обычной сутолокой, от которой Гордеев уже успел отвыкнуть в тихом сонном Андреевске. Впрочем, он знал, что тишина эта была обманчивой...
Турецкий с интересом смотрел на измотанного, но вдохновленного удачей Гордеева. Коваленко спал в специально отведенной для него комнате, тревожно прижимая к груди свои кульки «с необходимыми вещами».
– А я тебе что говорил! Я говорил, чтобы ты был как можно осторожнее! – напоминал Турецкий Гордееву.
– Говорил. Я единственного понять не могу, как они обнаружили его жилье! Ведь это не жилье, а черт знает что такое! У черта на куличках!
– Ну а как ты обнаружил? Так же и они...
– Все дело-то в том, что Коваленко только той женщине и оставлял свой адрес, больше никому. И она уверяла, что никому о нем не рассказывала.
– Не такое уж это хитрое дело – найти живого человека, зная точно, что он в определенном городе. Самое главное, что ты нашел его первым и привез сюда.
– Да, но каких трудов мне это стоило! Я думал, что уж из этого переплета я не выберусь. Причем основную проблему составляли не эти головорезы, а сам свидетель. Ты бы знал, как я с ним намаялся!
– Но, слава богу, все закончилось благополучно! Я вот что решил. Надо постараться это дело изъять оттуда...
– А кому передать? – подмигнул Гордеев.
– Кому, кому. Турецкому, естественно... Кто у нас козел отпущения?
– Вот это правильно! Вот это отлично! – покивал Гордеев.
– Ну конечно, не ты же с ног сбиваешься, одновременно ведя десять дел... Впрочем, – Турецкий внимательно отлядел Гордеева, – Юра, ты бы пошел отдохнул. А то мне на тебя смотреть жалко.
– Ладно. Мне действительно не мешало бы поспать часок.
– Ну иди, иди.
Турецкий приехал в Генпрокуратуру довольно быстро. Зашел к Меркулову.
– Ну что? – весело спросил Меркулов. – Наверняка какое-нибудь дело спихнуть хочешь?
– Не спихнуть, а наоборот, забрать...
– Ну да, ну да...
– Это то дело Зайцева, якобы убившего маленькую девочку.
– С чего бы это вдруг?
– Ну ты же знаешь, я весь в работе. Но тут практически решенное дело. К тому же у тебя ведь есть жалоба «группы избирателей».
– Так раз оно практически решенное, зачем нужно его забирать из Андреевска? Да и потом, кем оно решено?
– Так в том-то и дело... Распутал его Юра Гордеев.
– Ах! Опять этот наш Юра!
– Да. Гордеев даже свидетеля привез.
– Ну ладно. Раз так... Только под твою ответственность.
– Давай быстренько рассказывай, – обратился Турецкий к Гордееву, когда тот через пару часов приехал в Генпрокуратуру и теперь сидел в кожаном кресле и потирал сонные глаза.
– Значит так, я нашел свидетеля преступления. Он видел, кто убил девочку. И утверждает, что это губернатор Андреевска Ершов, а вовсе никакой не Зайцев, находящийся сейчас за решеткой. Это, кстати говоря, подтверждает и то, что на свидетеля было покушение. И вообще, Александр Борисович, это было нечто! Мы еле ноги унесли!
– Ты там тоже, что ли, был?
– Ну конечно! Благодаря мне и живы!
– Н-да, от скромности ты не умрешь!
– Но ведь так и есть! Если бы ты там оказался... Ох, и намучался я с этим свидетелем!
– Ну хорошо, хорошо. Пойдем допрашивать.
Коваленко, сонный и всклокоченный, жадными глотками пил горячий кофе.
– Что, Виктор Филиппович, успокоились? Все уже позади, – начал Гордеев.
– Да-да. Успокоился.
– Тогда расскажите нам, пожалуйста...
– Я очень хотел бы вас попросить, – обратился Коваленко к Турецкому. – Ваш коллега вам, наверно, уже рассказал, что на меня было совершено покушение...
Турецкий кивнул головой.
– Так вот, я хочу попросить вас, чтобы вы приняли все возможные меры моей безопасности. Ведь нет же гарантии, что покушение не повторится вновь.
– Хорошо. Мы обещаем принять все меры...
– Нет-нет. Я хочу знать наверняка! Я же знаю, что в нашей стране нет службы по защите и охране важных свидетелей. Я хочу знать, какие меры вы предпримете.
Гордеев устало посмотрел на Турецкого, мол, я же тебе говорил... Турецкий ответил ему понимающим взглядом.
– Хорошо, – ответил он. – Вы будете находиться у нас. Мы поселим вас на время на квартире. Там вас никто не тронет. Это вас устроит?
– Вполне.
– Тогда прошу вас. Начинайте свой рассказ. Только все по порядку, не торопясь. Сколько лет вы работаете сторожем...
17
– Вообще-то, я родился и вырос непосредственно в Москве, – начал свой рассказ Коваленко. – Я коротко сейчас расскажу о том, как я оказался в Андреевске, и надеюсь, что эта информация не будет распространяться без моего на то согласия.
Я работал главным бухгалтером в одной московской фирме. У меня были довольно хорошие отношения с директором. Надо сказать, я знал, что наша фирма занимается обналичкой. А тут налоговая проверка. И подписи-то на всех бумагах и документах мои! И засадят-то меня, если что! Что делать?! Я – к директору. Сидеть-то не хочется вообще, а за другого человека тем более! Ну и директор знает, что мне своя шкура дорога и что я молчать не буду. Он мне и говорит: «Филиппыч, мол, нужно тебе на некоторое время на дно залечь!» Я говорю, какое дно? Вы в своем уме! Будто я бандит какой-то! Мне полтинник скоро стукнет, а я –
