Поднявшись на ноги, он огляделся по сторонам. Трое солдат еще дожидались на лестнице; они видели и слышали все, что произошло, и теперь ждали приказов своего предводителя.
Кулл взглянул на них, затем на огромный темный проход над головой. Там заканчивались и лестница, и последний мост.
Он взглянул на Сойан-Тана.
— Там еще есть какие-то залы?
Старец кивнул.
— Мы должны перенести его туда.
— Кулл, но Тха-Бнар и звезда…
Атлант отвернулся и подозвал наемников.
— Пойдемте, мы должны перенести его наверх.
Втроем они подняли Мантиса, стараясь действовать как можно бережнее, но юноша все же застонал, и из ужасающей раны вновь потекла кровь.
— Наверх! — велел наемникам Кулл.
Те осторожно начали подниматься по ступеням. Атлант и Сойан-Тан последовали за ними. На верхней площадке за проходом обнаружился коридор, что простирался к самой вершине зиккурата. Каменная кладка здесь казалась совсем свежей. Кулл пошел первым, приблизился к одной из дверей в стене коридора и толкнул ее.
Дверь распахнулась. Атлант заглянул внутрь. Самая, обычная комната — кровать, стол, стулья, книжные полки… Жилище жреца.
— Сюда.
Они внесли Мантиса внутрь и уложили его на постель. Сойан-Тан не последовал за ними, но остался на страже в дверях. Не сводя взора со стонущего Мантиса, Кулл велел наемникам:
— Зажгите факел!
Один из них подошел к стене, высек искру и вставил горящий факел в кольцо. Желтоватые отблески легли на бледное лицо Мантиса.
— А теперь ступайте, — негромко велел своим людям Кулл. И, увидев, что те медлят в дверях, повысил голос: — Ступайте прочь! Оставьте меня с ним!
Наемники, наконец, повиновались, и Кулл, дождавшись, пока они выйдут за порог, закрыл за ними дверь. Затем, вложив меч в ножны, он опустился на колени рядом со смертным ложем Мантиса.
Этот юноша, с которым он познакомился не столь давно, неожиданно стал очень близок атланту. Не просто друг, но младший брат, о котором он готов был заботиться…
До этого момента Кулл и сам не подозревал, насколько привязался к молодому магу.
А теперь Мантис умирал.
Даже бездонная бездна, разверзшаяся внизу пещеры, не была глубже, чем скорбь, объявшая атланта в этот миг.
Кулл приблизился ближе, ощущая на щеке слабое дыхание Мантиса.
— Мантис…
Юноша слабо шевельнулся, пытаясь отыскать руку Кулла. Тот ободряюще стиснул его пальцы.
— Ты не умрешь, Мантис, клянусь тебе, ты не умрешь!
Юноша сжал руку атланта, сперва очень слабо, но затем чуть сильнее. Он, наконец, открыл глаза и взглянул тому прямо в лицо.
— Не пытайся меня утешить, — прохрипел он. — Я знаю, что скоро умру.
— Мантис, лежи спокойно. Наши наемники скоро захватят весь зиккурат. Они одолеют Тха-Бнара. Я приведу сюда Сойан-Тана, он поможет, он излечит тебя…
— Никто не может меня излечить. Я умираю, Кулл, и я хочу умереть. Разве ты этого не понимаешь, разве ты не можешь поверить? Я не могу жить дальше…
— Прекрати, дружище! Я понимаю, что тебе больно, но Сойан-Тан сможет…
— Я хочу умереть, Кулл. Я должен умереть… Это из-за моего отца… У меня нет другого выхода…
— Не говори глупостей!
— Я несу зло и боль всем, кто меня окружает. Я сын колдуна и…
Кулл вскинул голову. Серые глаза его засверкали.
— Не смей так говорить, мой друг! Человек сам решает, кем он станет. Кем бы ни был твой отец, ты был отличным воином и верным другом. В тебе нет никакого зла! Не смей думать, будто на тебе лежит какое-то проклятье!
Юноша растерянно заморгал.
— Но я чувствую… этот гнет… мой проклятый дар…
Кулл печально покачал головой.
— Это бремя ты сам взвалил на себя, друг мой. Никакого проклятия не существует. Ты был тем, кем ты был, — отважным, благородным человеком. Таким мы запомним тебя навсегда!
Губы Мантиса дрогнули и неожиданно растянулись в улыбке.
— Как хорошо… Свет…
Пальцы его внезапно обмякли в руке Кулла.
— Нет! — вскричал атлант. — Нет!
Он вскочил, чувствуя, как вместе с жизнью, покидающей тело его друга, что-то рвется в его собственной душе… Нечто важное уходит… уходит навсегда, оставляя позади себя холодную пустоту…
И нечто чуждое с жадностью пожирало его горечь и боль…
— Нет! — в ярости выкрикнул атлант, хватаясь за меч. — Меня ты не получишь!
Мгновенно ледяная бездна отступила, и странное ощущение исчезло.
И все же по-прежнему Кулл чувствовал, что нечто ужасное таится внутри зиккурата, в любой миг готовое впитать в себя его страх и отчаяние…
— Я отправлю тебя в преисподнюю! — прорычал он, обращаясь в пустоту. — Берегись! Я приду за тобой, подлая тварь!
Затем он вновь опустился на колени рядом с неподвижным телом Мантиса и, помедлив мгновение, протянул руку, опустив веки юноши.
Внезапно синеватый свет заполнил комнату.
Синеватый свет.
Растерянно заморгав, атлант поднял глаза и увидел все то же загадочное создание, не мужчину и не женщину, ставшую для него за эти годы воплощением таинственной Судьбы.
— Валка и Хотат!
— Ты сам творишь свою судьбу, Кулл.
— Во имя всех богов, что…
— Не взывай ни к кому, кроме себя самого. Не ищи никого, кроме себя. Не останавливай ту силу, что толкает тебя вперед. Ты сам правишь своей судьбой, Кулл, сын Атлантиды.
Кулл откинулся назад, не поднимаясь с колен, и сейчас в душе его вспыхнул гнев: ибо это предсказание означало для него судьбу, полную
крови и колдовства, ужасающего одиночества и без малейшей награды в конце пути.
— Во имя Валки! — выкрикнул он. — Скажи мне, кто ты такой и почему преследуешь меня?
— Ты сам выбираешь себе дорогу, как и она выбирает тебя. Ты сам — собственный путь, Кулл, сын Атлантиды. Ты — и выбор пути.
— Скажи мне, кто!..
Синеватое сияние внезапно вспыхнуло еще ярче, и Куллу пришлось отвести глаза. Он смолк, ощущая нечеловеческую усталость. Гнев и чувство утраты одолевали его. Безмолвно и безучастно слушал он слова пророчества, но думал лишь об одном: «Почему я должен был узнать все это? Большинство людей умирают в блаженном неведении, и потому до последнего часа могут сохранить надежду».
— Ты сам — собственная судьба, Кулл, сын Атлантиды. Ты вложил в свой клинок свою силу и душу, но у тебя есть нечто большее. Ты — это ты сам, не проклинай богов за тот путь, который выбрал для себя, сын Атлантиды. Ты ступил на него очень давно и никогда не сойдешь с этого пути.
Синеватый свет исчез, и Кулл остался один в полутемной комнате, где на постели лежал труп его
