– Нет причин расстраиваться, тетушка Лу. Джули цела и невредима. Давайте лучше посмотрим, насколько.
Хотя Солитэр подвергся меньшим разрушениям, чем Ураган, но буря пронеслась и здесь. У дома Темплов обрушилась часть крыши. Спальня Джули находилась под открытым небом, холсты и рисовальные принадлежности в кабинете ее отца были разбросаны по всему полу, а сама спальня хозяина лишилась двери, и было видно, что гардероб Гизелы опрокинулся и ее шикарная одежда валяется по всей комнате.
Кухонный домик за бунгало уцелел, но хижина тетушки Лу была разрушена.
– Ничего страшного, детка, – успокаивала Джули тетушка Лу. – Эркюль скоро построит новое жилье. Но сначала он приведет в порядок бунгало для тебя.
Саймон, который позади них разговаривал с Эркюлем, резко повернулся к ним, обратившись к Джули:
– Самое важное сейчас известить твоего отца, что здесь все в порядке. На яхте есть радио, но быстрее было бы связаться с ним прямо из Сент-Винсента.
– Да, отец придет в ужас, когда услышит об урагане, – согласилась Джули. – Но я не хочу, чтобы он бросился сюда, оставив выставку. Он ничего уже не сможет изменить. Главное сейчас – убрать обломки, и эту работу нужно начать немедленно. Ты позвонишь ему из Сент-Винсента на обратном пути, Саймон? Это очень любезно с твоей стороны. Спасибо.
– Не торопись, – нахмурился он. – Ты не можешь остаться здесь, в этих руинах. Чтобы сделать бунгало пригодным для жилья, уйдет несколько дней. К тому же у вас теперь нет шлюпки. – Он взял девушку за руку и отвел в сторону. – Может быть, ты забыла, что твой отец собирается продать мне остров. Если он сделает это, я построю здесь новый добротный дом из камня. Во всяком случае, я не вижу смысла начинать теперь ремонт. А потому мы с Эркюлем решили, что самое лучшее до возвращения твоего отца забрать тебя на Барбадос, а их отпустить на Бекию к родственникам.
Джули открыла рот, чтобы возразить, но он жестом предложил дослушать его до конца.
– Твой отец будет очень беспокоиться, если ты останешься здесь одна. А в моей семье на Барбадосе ты будешь в полной безопасности. Когда мистер Темпл вернется, ты встретишь его в аэропорту. Это самый разумный выход.
– Но мы не можем оставить все как есть, картины отца, одежда Гизелы... все в таком беспорядке.
– Мы можем забрать с собой все самое ценное. Не думаю, что кто-нибудь украдет остальные вещи. В конце концов, ты оставляешь остров всего на несколько дней.
Джули понимала, что в принципе Саймон прав, однако ей удивительно не хотелось принимать его предложение. Но если Эркюль согласился, то выбора не оставалось.
– Да... хорошо, – сказала она после небольшой паузы. – Я начну собирать вещи отца.
К десяти часам все было погружено на яхту, и тетушка Лу увела возбужденных детей вниз, в салон.
Джули стояла на палубе, не сводя глаз с острова. У нее было предчувствие, что она может никогда больше не увидеть его.
– Ты вернешься сюда!
Девушка вздрогнула и перевела дыхание. Саймон неслышно подошел к ней сзади. Он стоял, глядя на нее сверху вниз, а легкий ветерок трепал воротник его рубашки, открывая загорелую шею.
Джули отвернулась, в надежде, что он не заметил ее блестящие от слез глаза.
– Если отец продаст его... никогда, – сухо ответила она. – Извини, мне нужно спуститься вниз и помочь тетушке Лу.
Когда она проходила мимо него, Саймон резко сказал:
– Время ни для кого из нас не стоит на месте. И для тебя пришла пора повзрослеть.
Джули ничего не ответила ему, но, однако, ей стало ясно: несмотря на страшные часы, проведенные вместе на Урагане, их отношения остались прежними, ничто не могло изменить обоюдной антипатии.
На закате «Моряк» все еще стоял в Кингстауне, главном городе Сент-Винсента. Проводив тетушку Лу с семьей, Саймон, вернувшись на яхту, лег отдохнуть, поскольку им предстояло сделать еще 95 миль до Барбадоса. Пока он спал, Джули была на палубе, но, когда солнце стало садиться, она услышала, что он встал, и спустилась вниз, чтобы приготовить еду.
Сосиски с яйцами и помидорами уже шипели на сковороде, когда Саймон вошел в камбуз.
– Я вижу, ты знакома с ведением хозяйства, – с улыбкой заметил он.
– Даже ленивый может приготовить яичницу, – бесстрастно ответила девушка. – Я довольно хорошо готовлю. Этому меня научила тетушка Лу.
Она накрыла на стол, и они сели за него друг напротив друга. Снаружи доносился мягкий плеск волн и скрип швартовочных канатов. Внезапно Саймон попросил ее:
– Расскажи мне о своем отце... как случилось, что он приехал сюда?
Вопрос удивил ее, и она не могла решить, с чего начать свой рассказ, но Саймон помог ей:
– Он замечательный человек. Думаю, что у его успеха должна быть целая история.
– Она не из самых счастливых. Он родился в Ливерпуле... в трущобах рядом с доками.
Наверно, это шокирует тебя с твоей родословной, уходящей в восемнадцатый век, с твоим состоянием, положением и высокомерием, подумала Джулии.
Но Саймон продолжал ужинать без каких-либо признаков удивления на лице.
Джули рассказала о трудном детстве отца в голодной Англии после окончания Первой мировой войны. Вторая мировая началась, когда ему было всего семнадцать... Армия... женитьба в отпуске по случаю ранения... рождение дочери... возвращение с боевыми наградами... ничтожное денежное пособие.
– Отец всегда чувствовал свой талант, но у него никогда не было возможности развить его. Родители моей матери, не одобрявшие этот брак с самого начала, были в ужасе от желания отца стать студентом- художником. Они хотели, чтобы он подключился к семейному бизнесу... универсальному магазину в Бирмингеме. Они говорили, что отец не может создать для моей матери такую жизнь, к которой она привыкла. Любящая женщина, считал отец, в состоянии подождать год или два, пока он встанет на ноги. Он был так уверен в своем таланте! Но мать не захотела дать ему шанс испытать себя.
– Ты презираешь ее за это? – Саймон впервые нарушил ее рассказ своей репликой.
– А ты разве нет? – защищалась она.
– Я никого и никогда не осуждаю, – ответил он, затянувшись сигаретой. – Требуется большая сила воли, чтобы отказаться от сытой жизни в пользу, мягко говоря, скромного существования. Может быть, она знала, что у нее не хватит выдержки?
– Да, я понимаю, – сказала Джули. – Но отец не собирался заставлять ее всю жизнь прозябать в нищете. Он просил дать ему всего пять лет: если в течение этого срока он ничего не добьется, то обещал все бросить и начать работать в бизнесе ее отца. Но и это ее не устроило. Если бы она действительно любила, она поверила бы в него. Если я... – Она прервала себя на полуслове, сожалея о волнении, звучавшем в ее голосе.
– Если ты полюбишь, то поставишь на карту весь мир, – сухо предположил Саймон.
Джули вспыхнула, но благодаря темноте, сгустившейся в комнате, Саймон не увидел, насколько она смущена.
– Что-то в этом роде, – пробормотала Джули и, торопясь закончить рассказ, сказала: – Как бы то ни было, это не имело значения. Он не успел демобилизоваться, когда моя мать погибла в дорожной катастрофе. Потом какое-то время мы жили вместе с его матерью, и, когда она умерла, отец уже был довольно известным художником. Но городская жизнь была ненавистна ему, он нуждался в покое. Поэтому мы приехали сюда, и он взял в аренду Солитэр... Вот и все.
– Который час? – спросил Саймон. Зажигая лампы, он машинально взглянул на бледно-коричневую полоску на запястье, где должны были находиться его часы.
– О, мы забыли поискать твои часы! – воскликнула Джули испуганно. – Подожди, но ты не мог оставить их на Солитэре. Я помню, что они были у тебя на руке, когда вы с отцом покидали остров.
В отличие от большинства людей он носил часы на правом запястье, и они привлекли ее внимание, когда он протянул ей руку, помогая сойти с яхты. Это были дорогие черные часы на ремешке цвета хаки.
– В таком случае я, по-видимому, потерял их дома, – сказал он, пожав плечами. – Проводив твоих
