А если меня «гриндером» в висок, то я не смогу рассказать и провалю важное государственное дело».
Оглядевшись, она поняла, что влипла. Направо девчонка не повернет, потому что там портье, охранник, бармен и наверняка еще посетители в баре. Нет, она повернет налево, в замысловатый коридор с его поворотами и дверями, открывающими путь к бегству. Повернет, а там Надюха, теряющая сознание со страха. Бросать ее нельзя, уволочь под защиту охранника — нет времени, значит, надо драться.
«Делай что должно, и будь что будет», — напомнила себе Маша. Так говорил Дед и миллионы честных людей до Деда. Она бросила одну туфлю, а вторую перехватила в левую руку, острым каблуком вперед, и посмотрела на часы. Если случится выжить и давать показания в милиции, там спросят точное время. Им важно знать, что тебя отоварили в девять минут двенадцатого…
Топот слышался уже рядом. Маша вжалась в стену, готовая и подставить ногу, и прыгнуть — смотря как близко выбежит из-за угла ее противница.
Хлопнула дверь, топот оборвался, и несколько секунд спустя Машины ноги лизнул холодный сквознячок.
Запасной выход!
Забыв, что мечтала как-нибудь разминуться с девчонкой, Маша бросилась в погоню. Лестница вверх, лестница вниз… Она ее видела по крайней мере дважды, но думала, что лестница ведет к подвалу. Сбежала, толкнула дверь… Заперто!
Тут и страшно стало, и подступили слезы — весь набор молодой истерички. Пока что-то делаешь, нервов словно совсем нет, а как остановишься, они распускаются.
Маша вернулась под лестницу, присела над изломанной фигурой боя. Лужа крови под его щекой стала больше. Она прижала пальцем сосуд на шее. Пульс был.
Переворачивать боя на спину Маша побоялась: мало ли какой перелом стронешь. Пусть лучше врачи. Но расстегнуть пуговицы могла, ему тогда станет легче. А то форменная курточка сползла, перетянув бою грудь, как веревкой.
Маша нагнулась, просовывая руку к пуговицам, и под задранным воротником куртки увидела матово- черную булавку. Вообще-то булавку эта штука напоминала только в общих чертах. Как «Мерседес» — «Запорожец». Головка цилиндрической формы, длинная. Подколешь такой булавкой шитье, она же торчать будет. И чернота необъяснимая, чернота глубокая, как южная ночь. Спецназовские пистолеты делают глубоко черными, чтобы они были незаметны в темноте, а на ярком солнце не слепили стрелка бликами. Но булавку зачем чернить? Если бы не случай с «жучком» в ее номере, Маша, наверное, не поняла бы, какая это булавка. А так и думать не стала. Ясно: еще один «жучок», только поменьше. Кто-то продолжал электронную слежку. Теперь она знала, что это не Андровский.
Бой пошевелился:
— До-ёшь?
Голос еле слышался. «Добьешь?» — догадалась Маша и ответила:
— Она убежала. Кто это был?
— Эрка.
— Верка?
— Да.
— А знаешь, кто тебя послал в мой номер за «жучком»?
— Не… Нагнись, — попросил бой, — трудно го-орить.
Непонятно, как он вообще смог что-то сказать. Лицо, конечно, вдребезги: губы, зубы…
— Ты де? — спросил бой.
— Здесь. Я нагнулась, говори.
— Скажи Андро-ско-у… Знаешь е-о?
— Знаю. Говори! — поторопила Маша. С минуты на минуту у боя должен был пройти болевой шок. Тогда он отключится, потому что терпеть такое не в человеческих силах.
Бой застонал.
— Сейф… За-тра ночью… Как рези-ент уедет, тог-а… Алифафа… Фулю ему ф лоф, а не фрильянты…
Последние слова бой выдавил, как гной, с мукой. Договорил, выгнулся, словно хотел встать, и обмяк.
— Не поняла! Кто такой Алибаба — Хозяин? Алибаба — Хозяин?! — Маша схватила его за плечо, почувствовала сквозь ткань, как болтается выбитый сустав, и отдернула руку.
Кислые дела. Бой, конечно, такой же бандит, как Хозяин и девчонка в тяжелых башмаках. Только он — бандит, который провинился и был скинут с лестницы. А Маша свидетель преступления. Сейчас для нее позвать на помощь — все равно что крикнуть: «Господа бандиты, я здесь была, я знаю, что вы хотите ограбить сейф и могу вас выдать!». А если не позвать, бой умрет.
Она побежала к Надюхе.
— Что там? — заранее бледнея, спросила колбасная принцесса. Вот тоже горе луковое.
— Все уже ушли, — сказала Маша, стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно. — Только знаешь, нам лучше не показываться с той стороны. Мало ли кто увидит. Беги в бальный зал и возвращайся через главный вход. Встретимся у тебя минут через десять.
— А ты? — насторожилась колбасная принцесса.
— Мне надо заглянуть в одно место.
— А-а, — успокоилась Надюха, — у меня тоже бывает со страху.
— Да нет, чудачка! Я записку для Деда хочу оставить, — придумала объяснение Маша. — У тебя ручка с собой?
— Ща. — Колбасная принцесса погрузилась в изучение карманов. В пастушкином платье их было два, руки скрывались там по локоть. Судя по непрерывному бряканью, запас дребедени в карманах содержался очень значительный.
За углом, в десятке шагов, умирал бой. Маша ждала.
— Я же сказала: сейчас, — буркнула Надюха.
— А я тебя не тороплю.
— Да, а лицо сделала такое, как будто хочешь меня съесть без соли, — пожаловалась колбасная принцесса. — Нашла! Не потеряй, она золотая.
Маша схватила ручку и побежала. Туфли остались в руке, забыла про туфли, ну и ладно, без каблуков быстрее. Остановилась над боем, проверила пульс — бьется — и по черной лестнице рванула на второй этаж. Взбежала, обулась и без видимой спешки сошла вниз по парадной лестнице.
Охранник дремал в своем кресле у входа.
— У вас на черной лестнице лежит бой, — тихо сказала Маша.
— Кто?
— Бой, который чемоданы носит. Не знаю, как его зовут, а прозвище Ершик или Ерш.
— Полежит и встанет, — сонно высказался охранник и закрыл глаза.
— Моя фамилия Алентьева, — представилась Маша, — меня знает Дмитрий Дмитриевич Андровский.
При имени зама по безопасности охранник встрепенулся.
— Бой упал в пролет и лежит под лестницей, — продолжала она. — Еще жив. Сделайте все тихо.
— Не учи ученого, — огрызнулся охранник и стал звонить по мобильнику.
Из бального зала валила публика, смеясь, переговариваясь, шурша шлейфами и клацая карнавальными древнеримскими сандалиями. От музея начали разъезжаться машины; в окно было видно, что кто-то уже сидит в автобусе, дожидаясь других пассажиров. Маша подумала, что если девчонку в тяжелых башмаках не ждала машина, то ей будет нелегко на ночь глядя выбраться из музея. На ее бы месте она, Маша, смешалась с карнавальной публикой и уехала в автобусе. А на полдороги к «Райским кущам» сошла бы — там шоссе, там легко сесть на попутку или дождаться рейсового автобуса.
Бежать за шубой не было времени. Маша схватила с крючка ватный бушлат охранника с надписью «ЧОП» на спине:
— На минутку, сейчас верну! — накинула и выскочила на мороз.
