что прерванный разговор:
— Николай Васильевич, надеюсь, вы не обиделись на старика. Погорячился, погорячился. С кем не бывает. — Генерал помолчал, посверлил своим взглядом Корнеева. Потом, после какого — то колебания, добавил. — Я вас не спрашиваю о результатах служебного расследования, больше того, давайте забудем даже о том, что я ставил вам такую задачу. Договорились?
Корнеев не успел и рта открыть, как был культурно выставлен за двойную обитую кожей дверь.
«Вот так поворот! — думал он, шагая по грязным изрядно протертым дорожкам родного министерства. Его сердце бешено билось. — Выходит, дело вовсе не в утечке! СВ на это наплевать. Тогда что его взбесило? И вообще — что происходит? Из — за чего и, главное, кто рванул Бергмана? Статейка, пусть даже и острая, злая, еще не повод для таких разборок в стиле американских триллеров. Может, все дело в морфии, о котором покойный мимоходом упомянул в своем репортаже? Допустим, он случайно узнал что — то сверх того, о чем написал, и на этой информации попытался сделать бизнес?»
Для Корнеева не было секретом, что во время афганской войны были случаи, когда наши бойцы делали деньги на наркоте. Даже было заведено одно уголовное дело, и несколько офицеров попали за решетку. Но это все, как говорится, дела давно минувших дней.
«Почему Валиев, будучи в командировке, оказался в плену, да так удачно, что через день был освобожден? Причем именно вместе с партией морфия. Валиев, Валиев… Чует мое сердце, что этот хитрый татарин что — то знает такое, что ему знать не положено. А раз так, то жить ему осталось до того счастливого момента, когда самолет приземлится в Чкаловском. Как же я раньше о нем не подумал! Надо срочно звонить Потапову!»
Петр Потапов был старым другом Корнеева. Они учились в одном училище, но в отличие от Николая Петру со службой не подфартило. Обладая крутым, вспыльчивым характером, он не смог подняться выше планки командира батальона. Правда, батальонным он был отменным. Это о таких, как он, песня «батяня — комбат».
Сейчас батальон Потапова стоял южнее Ведено. Есть вероятность, что капитан Рябов из репортажа Бергмана именно его подчиненный.
В трубке ЗАС сквозь характерное бульканье послышался голос Потапова. Он, как опытный вояка, говорил медленно, специально растягивая слова. Только так можно было хоть что — то разобрать по этой очень древней и засекреченной линии военной связи.
— Под — пол — ков — ник По — та — пов на свя — зи.
— Корнеев. Петр, слушай меня внимательно и не переспрашивай. У тебя в батальоне находится майор Валиев?
— Есть такой му — ди — л — л — ла.
— Сделай все возможное, чтобы под любым предлогом задержать его до моего приезда. Да так, чтобы никто! Слышишь, никто, не знал об этом. Зашли его на самый дальний блок — пост, дай ему ящик водки и пусть «воюет» до белой горячки. Будет ерепениться, разрешаю в морду дать.
— На хре — на мне тво — е раз — ре — ше — ние. Мои бой — цы в ту ночь его уже от — мете — ли — ли, не разо- бра… (треск в трубке, сквозь который ничего нельзя было расслышать)… сей — час свои «бое — вые» ра — нения отма — чивает. С та — кими «те — нями» в Москву стыдно воз — вращаться. Вод — ку, что выжрет этот за — сра — нец, в дво — йном раз — мере воз — местишь, и сала прих — вати. Ко — нец связи.
Корнеев положил трубку ЗАС и взял «эровский».
— Толя, запиши меня в командировку.
— Николай, твоя фамилия не устоит. Начальник отдела там не нужен, — забубнил в трубке голос полковника Лукина.
— Толян, «бомбить» надоело, а деньги нужны позарез. Боевые пока исправно платят, хоть немного подзаработаю. Войди в положение, впиши — все остальное я беру на себя.
— Хорошо. С тебя сто грамм, пончик и пачка офисной бумаги. Но имей в виду, СВ точно тебя вычеркнет — так что рекомендую уже сейчас подумать о замене.
— За мной не заржавеет. Давай мне списки, я их сам завизирую у зама СВ. Потом договорюсь с Микки — маусом, чтобы он их сразу начальнику главка на стол положил.
Микки — маусом звали полковника Петрова, он «рулил» в приемной у начальника. Это был маленький, худенький, но очень самолюбивый человек. Как в таком маленьком тельце помещалась столь огромная амбиция, загадка природы. Но не только за свои более чем скромные размеры он получил весьма непрестижное прозвище импортной мыши. Дело в том, что во многих сложных (читай — денежных) делах он играл роль той мышки, без которой, как известно, «репку» слабо вытащить даже умудренному житейским опытом деду, каким себя по праву считал Корнеев.
Корнеев потер виски, посмотрел на часы: времени катастрофически не хватало. Надо было не только подписать все документы, но и подготовиться к командировке. А это тоже не простое дело. Взять, казалось бы, такой пустяк: у него не было ботинок, так называемых берцовок. Не поедешь же на войну в туфлях. Можно было бы на время взять у ребят, но вот беда: ни у кого не было его размера. То, что заветных берцовок нет на складе, Николай знал, но он знал и другое: если хорошо подъехать к начальнику вещевой службы Ефиму Карловичу, тот обязательно что- нибудь придумает.
«Итак, коньяк Ефиму Карловичу, бутылку водки Лукину, шампанское и коробку конфет Микки- маусу. Он натура утонченная — водку не пьет. Итого, приблизительно триста рублей надо отстегнуть от ночного заработка, чтобы поехать на войну, — грустно подсчитал Корнеев и не без иронии подумал, — Вот она — истинная арифметика патриотизма…»
Никакого плана у него не было, но он чувствовал, что ему обязательно надо разобраться в этой запутанной ситуации. Что — то большее, чем простое любопытство, большее, чем даже офицерская честь, было в нем задето.
…Долгожитель российских ВВС Ил–18 взмыл в небо со взлетной полосы подмосковного военного аэродрома Чкаловский. Как только самолет набрал высоту и лег на курс, разговоры в салоне прекратились. Кроме офицеров Генштаба на борту была группа спецназа. Семь бравых ребят, обвешанных с ног до головы оружием и диковинным снаряжением. По их серьезной и дорогой экипировке, по тому, что возглавлял группу целый генерал, нетрудно было догадаться: задание у них не из простых. Из какого ведомства эти рейнджеры, Корнееву не удалось узнать даже у командира корабля. Тот отмахнулся: «Не суй свой нос, куда не просят». Понаблюдав некоторое время за бойцами, Корнеев заснул.
…Шлюзовая камера медленно наполнялась водой. Николай находился в каком — то окопчике посередине камеры. По сюрреалистическим законом сна, вода в его укрытие не затекала. Окопчик чем — то напоминал тот, в котором еще курсантом его обкатывали танками. Окопчик казался довольно крепким и надежным. Николай пригнулся, рассчитывая пропустить через себя махину танкера. Вот показался нос корабля. Он закрыл полнеба и солнце. Танкер чем — то походил на огромный катамаран и одновременно танк. Вот уже со скрежетом по бокам окопчика загрохотало днище, брюхо корабля полностью закрыло небо. Теперь бежать было некуда: одно спасение — вжаться в дно окопчика, как он это не раз делал в училище, и переждать, пока грохочущая масса металла пронесется над головой. Николай так и сделал. Но в это же мгновение он с ужасом увидел, что расстояние между ним и брюхом танкера неуклонно уменьшается. Окопчик — то оказался вовсе ненадежным. Многотонный пресс медленно, но безжалостно надвигался на него. Метр, полметра, вот уже считанные сантиметры отделяют его от скользкого холодного обросшего водорослями днища танкера. Еще мгновение — и наступит жуткая развязка…
Корнеев, вздрогнув, проснулся. Расстегнул враз взмокший ворот куртки, глубоко вздохнул. На лбу у него выступила испарина. «Приснится же такое», — Николай посмотрел на часы. До Моздока оставалось лету не меньше часа. Попытался было заснуть, но стоило только закрыть глаза, как вновь перед ним выросло зловещее днище танкера.
«Нервы ни к черту. Пить надо меньше, товарищ полковник», — сам себя начал воспитывать Корнеев. Он прильнул к иллюминатору, пытаясь хоть что — нибудь разглядеть сквозь плотную завесу облаков. Его мысли вновь вернулись к загадочным событиям последних дней.
До вылета в Моздок ему не удалось найти ответ ни на один из мучивших его вопросов, больше того, он получил дюжину новых, не менее загадочных. Через свою знакомую в строевой части Корнеев навел некоторые справки о майоре Валиеве. Бросилось в глаза, что этот, на первый взгляд, самый обыкновенный
