часов шестнадцати минут до пятнадцати часов и восемнадцати минут в день старта.
— Это был тот человек, который проводил меня до космодрома?
— Да.
— Как ты его узнал?
— По голосу.
— Ты, наверное, и раньше бывал в юсианском звездолете, не так ли, Сико?
— Это невозможно, — возразил он.
— Почему? Почему невозможно? — спросил я, задыхаясь от волнения, пронзенный смутной догадкой. Робот помедлил секунду-другую и сказал:
— Меня кончили делать за три часа до нашего полета. Меня привезли с завода самолетом, и до нашей встречи я был изолирован в его задней кабине.
— А сколько времени ты меня ждал на космодроме?
— Две минуты.
Я вспомнил поблескивающие капли дождя на его плечах и понял, что он лжет.
— А ты видел ли других юсов, кроме тех, которые были — в звездолете?
— Нет. -
— Говорил ли ты с кем-либо из них в мое отсутствие?
— Нет.
— Кроме указаний того человека на Земле, получал ли ты другие, независимо каким образом?
— Да.
— От кого?
— От вас, — ответил робот.
— Ага… Ты говоришь, что никогда не летал на юсианском звездолете, правда?
— Не летал.
— А тогда, как ты понял, что мы вылетели?
— Установил это по изменению магнитного фона.
— В котором часу мы тронулись?
— В шестнадцать часов одиннадцать минут, — сказал робот.
Я помолчал немного рассеянно, поглаживая Джеки. Потом снова продолжил:
— А откуда ты знал, что квартира снабжена всем необходимым для моей безопасности?
— У меня есть индикаторы, которые учитывают основные жизненные параметры, и ни один из них не отметил отклонений, — охотно объяснил робот.
— А позднее были ли зарегистрированы какие-то отклонения?
— Только однажды.
— Когда они возникли и каковы они были?
— Через десять минут после старта уменьшилось содержание азота в дыхательной смеси и повысилась ионизация. Я не сигнализировал, потому что ни то, ни другое вам не вредило.
Итак, оказывается, что возникновение отклонений и появление моего миниатюрного пластического изображения по времени совпадают. А не означает ли это, что изображение было сотворено именно тогда? Впрочем, я захватил его с собой и надеялся, что все же когда-нибудь его смысл или хотя бы материал, из которого оно сделано, будет разгадан. Я продолжил допрос:
— Как ты понял, что должен делать, чтобы сориентировать наше транспортное средство, Сико?
— Подумал и сообразил.
— Гм… А сейчас, есть ли у тебя что-нибудь для передачи мне?
— Нет.,
Я сознавал, что абсурдно предполагать, что до этого робота, который без сомнения был послан Зунгом, мог добраться и мой шеф, но все-таки настаивал:
— Значит, тебе не дали указаний снабдить меня какой-нибудь информацией после прибытия на Эйрену, так ведь?
— Нет. Не дали.
— А кому ты ее передашь? Кому на базе?
— Я вас не понимаю, — сказал робот. Последняя моя, почти ничтожная надежда была — мой аварийный код. Я отчетливо произнес его.
— Я вас не понимаю, — повторил робот.
— Что ж, хорошо…
Я открыл чемодан большего размера, вынул пояс от халата, который предусмотрительно положил сверху, и снова закрыл. Поясом я привязал Джеки к ручке чемодана. Потом снова занялся роботом.
— Ты знаешь координаты базы, не так ли?
— Да…
— Скажи их.
— Зачем? — робот словно предчувствовал мои намерения.
— Просто скажи мне их!
На этот раз он мне подчинился, хотя и с явной неохотой. Что бы то ни было, я внес эти координаты в память своих часов, чтобы в случае неявки встречающих мог сориентироваться сам.
— Пошли! — сказал я роботу и пошел в направлении, противоположном тому, откуда они должны были появиться.
Он последовал за мной. Я не хотел, чтобы он шел сзади, и поэтому подождал, пока он пройдет вперед. Он умышленно шагал медленно, в этом я уверен!
Когда мы отдалились, Джеки отчаянно заскулил — испугался, что мы его оставим, и мне очень хотелось обернуться, чтобы сказать ему несколько ободряющих слов, но я этого не сделал. Глядя на широкую спину робота, я шел, держа правую руку в кармане куртки. Мы прошли около трехсот метров. Лес был еще далеко, вести его туда не было времени.
— Стой!
Робот остановился и встал лицом ко мне. Он наблюдал за мной, причем постоянно находил способ встретиться со мной взглядом. Он впился глазами в мои, только не с тако горячностью, с какой недавно всматривался в юсов, а излучая ровный бледно-красный свет, отражающий, как мне показалось, какое-то внутреннее страдание и глубокую, нечеловеческую проницательность…
Я заставил его повернуться спиной и вытащил пистолет.
Прицелился в сенсорный бугорок на затылке и нажал курок. Массивное, безупречно сделанное тело вздрогнуло, как живое, и рухнуло на землю. Я наклонился и повернул его на левый бок, разблокировал и переместил вниз силуминит-ную броню на его груди. Он пошевелился, протянул ко мне руки, но я опередил его — вытащил энергетическую батарею. Изолировал ее реактиваторы, чтобы предотвратить взрыв, и отключил аварийные реле в ее нейтрализующей системе. Потом осторожно снял дозирующий механизм, положил его рядом с телом и вернул батарею на место. Сам же отступил назад.
Вначале ничто не подсказывало, что по артериям робота распространяется энергетический поток, мощность которого безудержно нарастает, но очень скоро его раскрытая грудь начала излучать особое, почти мистическое сияние. Стали светиться его конечности, и плечи, грубоватое лицо с упрощенными до гротеска человеческими чертами… Роботлежал, окруженный, как саваном, своей посмертной аурой погибающего. Потом, в один миг, трава вокруг него буквально испарилась так, что он оказался в центре круга, полностью опустошенного и изолирующего его от поля. Его металлические части раскалились и плавились, я слышал, как внутри у него шипели проводники, как трескались платы и конденсаторы.
Появилась и первая трещина в обшивке…
Когда все стало похоже на неузнаваемую, бесформенную кучу, я повернулся и пошел назад. Это был один из не таких уж редких моментов, когда я сожалел о выбранной мной профессии.
Джеки взобрался на чемодан, сидел, плотно поджав лапки, и выглядел ужасно несчастным. Маленький зверек, привязанный к какому-то чемодану, посреди какого-то розового поля на расстоянии в неизвестно сколько парсеков от Земли. Я ускорил шаги.
— Эй, Джеки! — помахал я издали рукой, чтобы. привлечь его внимание.
Он соскочил на землю и стал рваться ко мне. Подойдя, я сейчас же его отвязал — пояс, затянутый
