пятиться к ульям. А глазами словно прикипел к привидению, не мог отвести от него взгляда. Я боялся повернуться к нему спиной. Мне казалось, что тогда он бросится на меня сзади и схватит руками за горло. Это закон. К призракам нельзя поворачиваться спиной. Они этого страшно не любят.
Только стукнувшись задом об улей и услышав, как угрожающе загудели в нем пчелы, я на мгновение оторвал взгляд от призрака, чтобы выбрать путь к бегству. Так же пятясь, на ощупь я перелез через погреб. И уже зайдя за свинарник, только тогда, еще раз бросив взгляд на призрак, повернулся и дал стрекача.
Забор я перескочил с ходу, даже не задев верхнюю жердь. Такому рывку мог бы позавидовать колхозный жеребец Электрон. Я бежал по улице, все время оглядываясь, не гонится ли за мной призрак старого Захарка. И время от времени мне казалось, что сзади в темноте что-то белеет. Тогда я включал сверхзвуковую скорость, потому даже ветер в ушах уже не свистел.
Я не пошел, конечно, спать в дом, но и на дворе оставаться побоялся. Залез в сарай, где стояла наша корова Контрибуция, и зарылся там с головой в сено. Мне нужно было, чтобы рядом была хоть какая-то живая душа, пусть даже коровья. Меня успокаивали ее сонные вздохи. Под эти вздохи я и заснул.
Глава VI. Иду к Бардодыму. Бей! Нокаут! Мой триумф
И странно, несмотря на такие страшные переживания, мне ничего-ничегошеньки не снилось в ту ночь — я спал как убитый. Только заснул, как тут же проснулся. Было утро и мать доила Контрибуцию. Когда я зашевелился, она сразу увидела меня, не удивилась и не ругала. Только спросила насмешливо:
— Ну, как рыба? Что-то не вижу.
Дед все же поверил моей брехне про ночную рыбалку с Бардодымом, а тот вечером так и не приходил.
— Да… — Махнул я рукой: мол, не спрашивайте, нечем хвастаться, и, выбравшись из сена, боком, пряча под рубашкой аппарат, шмыгнул мимо матери из сарая.
К Бардодыму! Немедленно! Пока он не пришел сам. А то подумает, что я в действительности украл. Может, уговорю. Все ему объясню. Все-все! Там же в аппарате доказательство. Ой, только бы получилось что-нибудь. Только бы получилось. В голове у меня все вертелось, прыгало и переворачивалось.
Бардадым, фыркая, умывался во дворе возле колодца. Я тяжело вздохнул и решительно подошел к нему.
— Гриша!
Он поднял на меня мокрое лицо.
Я протянул ему аппарат.
— Бей, Гриша! Бей! Это я твой аппарат украл. Бей! — Я подставил ему свой нос и зажмурился, ожидая удара. Но удара не было.
— Для чего брал? — Пробасил Бардадым.
— Привидение ночью снимал… На Горбушиной могиле.
— Снял?
— Снял.
— Бре!
— Во! — Черкнул я себя ладонью по шее.
— А ну пойдем, проявим.
— Пойдем, — пискнул я, еще не веря, что так легко отделался.
На ходу вытирая полотенцем, Гриша повел меня в хлев, где у него была оборудована фотолаборатория. Там в кромешной темноте, он что-то щелкал, шелестел пленкой, хлюпал в каких-то мисочках. Я только догадывался, что он достает из аппарата пленку и кладет ее в проявитель, промывает и потом кладет в фиксаж. Я с трепетом ждал. Неужели ничего не будет? Наконец он открыл дверь хлева и вышел, держа в руках мокрую пленку. Сразу поднес ее к глазам, разглядывая.
— Ну что? Что? Что? — Подпрыгивал я от нетерпения.
— Да цыц! — Морщился он сначала и щурил глаза, вглядываясь в пленку.
И вдруг воскликнул:
— Есть! Опаньки… Есть!.. Чтобы меня гром побил, что-то есть! Опаньки…
Лицо у него было по-детски растерянное.
— Дай! Дай! — Схватил я его за руку.
В другой раз за такое нахальство Бардадым обязательно дал бы мне леща, но сейчас покорно склонился, показывая мне пленку.
Ой! Есть! Все-таки есть! Правда, не очень четко, даже очень не четко, но есть! Видно белый силуэт Горбушин часовни (негатив же!), и на ее фоне темный силуэт — туловище, руки, а головы нет.
Меня вдруг охватило такое чувство, что я и пересказать не могу. Вот есть русское слово «восторг». Так вот именно этот «восторг» меня охватил. Ибо в нем есть слово «вос», что будто вверх превозносит. Мне показалось, будто я стою уже не на земле, а на какой-то воздушной подушке, и подушка эта растет и поднимает меня все выше и выше.
Матушка моя! Неужели это я сделал то, чего никто в мире еще не делал! Сфотографировал призрака, живого призрака сфотографировал!
— А ну, рассказывай, как было дело! Только не ври, а то… — Бардадым поднес мне к носу свой кулачище.
Но я спокойно отвел кулак от себя. Чего мне бояться? Чего бы это я врал? И я рассказал Бардадыму все подробно, даже как наперегонки храпели племянник-москвич и свинья.
— Чертовщина какая-то! Призрак! — Пожал плечами Бардадым — Какой к бису призрак? Люди в космосе летают, а ты — «призрак».
И тут я ему выдал суть теории про вполне научное перевоплощение по законами физики души человеческой в привидение.
— Тю! — Сказал Бардадым. — Глупости какие-то несешь.
Но в глазах его не было уверенности. Скорее была неопределенность и смущение. Бардадым, честно говоря, не был отличником. Он больше умел работать руками, чем головой. Что-что, а академиком ему не быть — это точно.
— А что же тогда это такое, как не призрак? — Спросил я.
— Бис его знает! Может, кто переоделся, чтоб тебя попугать.
— А голову куда спрятал? Отрезал на время? И ног не было. Он словно в воздухе парил… Я же видел.
— Ну, вот пусть пленка высохнет, напечатаем — будет виднее.
Неожиданно из-за плетня вынырнула голова Антончика Мациевского.
— А? Что? Есть что-то? Есть? — Криво усмехнулся он.
Я бросил на него убийственный взгляд и отвернулся.
— Ну чего ты? Чего? Меня мать не пустила. Клянусь. Что я — виноват? Заперла в доме. Клянусь.
Я молчал, не глядя на него. Тогда, обращаясь к Бардодыму, он снова спросил.
— Есть что-то? Есть? Да? Гриша!
— Да есть, — неохотно отозвался Бардадым. — Похоже на привидение, но кто его зна…
— Я посмотрю. Можно, я посмотрю? Ну, пожалуйста, пожалуйста! Я посмотрю. Можно?
Он так просил, что даже у меня не хватило бы духу отказать ему.
— Иди, — сказал Бардадым. — Только руками не лапай. Так бери двумя пальцами за край.
Вытянув шею, Антончик благоговейно посмотрел на пленку.
— У-у! Точно! У-у! Призрак!
И вдруг рванул со всех ног со двора.
— Ты куда?
— Сейчас! — Уже с улицы крикнул он.
Минут через десять во дворе было полно народу. Все ребята нашей улицы прибежали сюда: и Вася
