убыток.
— И двадцать за кулон.
— Восемнадцать. И медью, а не серебром.
— Ладно, — вздохнула я.
Уже выйдя из лавки и отойдя на приличное расстояние, я вдруг поняла, что единственным свидетельством фальшивости кулона были слова ювелира. И что, даже если хорошо одетый старик и впрямь носил дешевую подделку, он вряд ли стал бы прятать ее под рубаху. Раз он так сделал, значит, понимал, что вещь представляет ценность и в трюме ее могут украсть или отнять. Конечно, он мог и сам не знать, что вещица поддельная, но как раз это было наименее вероятным. Неужели меня опять обвели вокруг пальца?! Конечно, почему бы не обмануть молодую наивную девчонку, которая одета по-ктитойски, но говорит с ранайским акцентом и имеет слишком изможденный вид, чтобы владеть драгоценностями на законных основаниях. Как и капитан «Королевы морей», ювелир, должно быть, мгновенно просчитал, что заступиться за меня некому. Если я теперь заявлюсь к нему с полицией, он скажет, что впервые меня видит. Или, еще лучше, предъявит действительно фальшивый кулон — не обязательно даже такой же, но похожий.
А вот мне привлекать к себе внимание полиции совершенно ни к чему.
«Ладно, — сказала я себе, — в конце концов, у меня действительно не было законных прав на этот кулон. Как и на те деньги, которые у меня отобрали на „Королеве“.
А то серебро, что действительно было моим, забрало море, так что обижаться не на кого». Правда, это разумное рассуждение не мешало мне стискивать кулаки от гнева.
В портовых городах основные торговые заведения, как правило, сосредоточены вблизи берега, так что вскоре я была уже на рыночной площади, где купила и съела, прямо не отходя от прилавков, несколько фруктов, а затем упоительный аромат привел меня в пекарню, где в мою собственность перешел пышный теплый каравай с румяной корочкой. Не буду говорить банальности, что ничего вкуснее никогда не ела… впрочем, уже сказала. Отламывая от него по кусочку и растягивая удовольствие, я отправилась на поиски старьевщика — при моем нынешнем скудном бюджете я не могла покупать одежду у более респектабельного продавца. В лавчонке, больше похожей на конуру тйарва, за ветхой занавеской я переоделась в полотняные штаны, просторную рубаху (ее пришлось пока натянуть поверх крыльев, что было ужасно неудобно) и короткий плащ, отдав взамен старьевщику ктитойский наряд. Сандалии с их переплетенными тонкими ремешками я тоже сменила на более практичные башмаки. Никакой доплаты я не получила, хотя и отдала одежду зажиточного ктитойца, потратившего, должно быть, на одну лишь вышитую кайму не маленькие деньги, а получила костюм в лучшем случае средней руки ремесленника и даже латаный в двух местах, хотя и аккуратно. Старьевщик заявил, что на ктитойские наряды на материке нет спроса, тем более в преддверии холодов, и он вообще делает мне большое одолжение. Я спросила, нет ли у него недорогого ножа; он предложил мне четыре на выбор, из которых два были со скругленными концами и не годились как оружие, один без ручки и один совершенно тупой. Я взяла последний, выложив пятнадцать дилумов; позже на берегу я наточила его о камень и вырезала необходимую мне дыру в рубашке.
Три дня подряд я только и делала, что отъедалась и восстанавливала силы. Спала я прямо на пляже, рассудив, что гостиница для меня — непозволительная роскошь. Далкрумский порт с двух сторон сторожат двадцатипушечные бастионы, коими оканчивается стена, подковой охватывающая город. За северным бастионом — устье реки Гирры, а на другом его берегу — рыбацкий поселок (кажется, в том же районе разместили и лагерь беженцев), но если пройти по узкой полоске гальки между прибоем и южным бастионом, дальше начинаются дикие пляжи, где почти никто не бывает, тем более осенью: по местным меркам вода была уже слишком холодна для купания. Там я и спала на мягком песке, закутавшись в плащ; ночами было уже не жарко, но терпимо, пока на четвертую ночь не пошел дождь, так что к утру я вымокла и продрогла. Поскакав немного вприпрыжку и постаравшись отряхнуть плащ от мокрого песка, я поплелась в город в прескверном настроении.
Я шла и думала, что мои дилумы тают, а я все еще не знаю, что делать дальше. Пока я не оправилась от голодовки, нечего было и думать искать работу, но теперь самое время этим заняться. Однако вряд ли кто-то здесь захочет платить за мои знания. Может, я и могла бы учить детей в каком-нибудь богатом семействе, но кто же меня возьмет без рекомендательных писем? Да и в таком костюме меня на порог не пустят! От владения шпагой (которой я к тому же теперь и не владею, хм!) тоже мало проку — если вдруг кому здесь и нужны частные охранники, то уж точно не пятнадцатилетние девчонки. А так как ремеслам я не обучена, меня могут взять лишь на самую черную работу. Скажем, мыть пол в таверне. Мало того, что это противно само по себе, так это еще и очень скудно оплачивается. Мне придется год копить на проезд до Гантру.
Предаваясь этим мрачным мыслям, я брела в направлении рынка и поначалу даже не обратила внимания на крики, раздавшиеся где-то неподалеку. Затем, однако, я подняла голову. Я как раз находилась у выхода из переулка на улицу, и с этой улицы неслось:
— Стой! Стой, йаг! Держи вора!
В следующий миг в подворотню прямо мне навстречу влетел какой-то паренек и, не успев затормозить, врезался в меня.
Я отшатнулась назад, рефлекторно хватаясь за него, чтобы устоять на ногах. Прямо перед своим лицом — он был выше меня, но ненамного — я увидела синие глаза, распахнутые от испуга: очевидно, он решил, что пойман. Произойди вся эта история год назад, так бы оно и было: как и положено добропорядочной гражданке и уж тем более дочери сотрудника Тайной Канцелярии, я бы приложила все усилия, чтобы задержать преступника. Но после всего, что со мной случилось, я вдруг приняла противоположное решение. Властным движением я потянула его за плечо вниз, одновременно толкая себе за спину. После мгновенного сопротивления он понял, пригнулся и присел позади меня.
Я слегка приспустила плащ и чуть развела крылья под ним, чтобы прикрыть парня еще лучше.
Через несколько секунд показалась и погоня. Несколько разгоряченных аньйо — в основном мужчины, но была среди них и тетка, настроенная весьма решительно, — на миг остановились, вертя головами: куда побежал вор — в мой переулок, в переулок наискосок напротив или дальше по улице?
— Туда! — крикнула я, указывая на подворотню напротив. — Скорее, уйдет!
Если у кого из них и мелькнула мысль осмотреть мой переулок повнимательней, то последняя фраза подстегнула их, и они помчались в указанном направлении. Я выждала еще немного, затем обернулась к спасенному.
Он выпрямился в полный рост, улыбаясь. У него не хватало двух резцов, верхнего и нижнего, отчего рот казался разделенным пополам.
— Будь, — сказал он. Вероятно, это означало «будь здорова» или «будь удачлива». Стандартным илсудрумским «спасибо» он явно брезговал.
— Буду, — пообещала я. — Эйольта, путешественница. — В Илсудруме я наконец уже могла не играть в псевдонимы.
— Нодрекс, вор, — ответил он мне в тон.
«Хоть этот сразу признался», — подумала я, разглядывая его.
Симпатичный мальчик (он был, пожалуй, даже моложе меня), но не похоже, чтобы воровство было для него прибыльным бизнесом. Вся его одежда состояла из рубахи с широкими рукавами и подпоясанных простой веревкой брезентовых штанов с неряшливыми заплатами на коленях. В тот момент он был бос, однако на глазах у меня достал из-за пазухи пару поношенных туфель и обулся.
— Ты слышала, как я бежал? — спросил он в ответ на мой удивленный взгляд.
— Нет.
— Вот именно. А в туфлях — бум-бум, бум-бум на всю улицу. Да и быстрее получается босиком. Идем, пока они не вернулись.
Мы быстро зашагали в противоположную от рынка сторону.
— А пораниться не боишься? — продолжила разговор я, вспоминая свой бег по ночной Тхане.
— Догонят — больней поранят, — усмехнулся он.
— Плохой день сегодня? — посочувствовала я.
— Кто сказал? — удивился он и сделал короткое движение рукой.
Из его широкого рукава в ладонь выскользнул небольшой кошелек. Не успела я опомниться, как добыча снова исчезла в рукаве. Я невольно проверила свой собственный карман. Он рассмеялся.
