Секретно
14 апреля 2003 г.
ДИЧЕВ
На № Р-237. В соответствии с Вашим распоряжением направляем в в/ч 16110 начальника строевого отдела в/ч 1286-Р капитана Герасименко с дополнительными характеризующими данными на сержанта с/сл Литвинова А.Н. и справкой об ответственных должностных лицах за выдачу предписания сержанту Литвинову.
Подполковник ДИЧЕВ Н.И.
Руководителю оперативно-
следственной группы ГРУ Генштаба
полковнику АРТЕМОВУ М.В.
Секретно
14 апреля 2003 г.
ЗАЙЦЕВ, ГРЯЗНОВ
На № Р-238. Сержант с/сл ЛИТВИНОВ А.Н. характеризуется как исполнительный и добросовестный военнослужащий. Служит примером для подражания у товарищей. Не раз отличился при проведении спецопераций в составе группы спецназа лейтенанта ПЕТРЕНКО Н.Н. Дополнительными характеризующими данными на ЛИТВИНОВА не располагаем. Его контакты с местными жителями и служащими чеченской национальности силовых подразделений МВД и ФСБ в период с 02.02.2003 по 30.02.2003 г. не выявлены.
Подполковник ЗАЙЦЕВ И.А., майор ГРЯЗНОВ Д.К.
«Со спецназовцами Седова я познакомлюсь дважды заочно», – повторил про себя полковник Артемов, прочитав сообщения. И дважды бесполезно. Основную часть информации на старшего сержанта Мельникова он рассчитывал получить с Северного Кавказа, от непосредственных начальников командира разведгруппы, в том числе и в беседах с его боевыми товарищами.
В этом учебном центре Игорь Мельников недавно, ничего конкретного по этому делу тут не нароешь, думал Артемов. Хотя… порой даже незначительная деталь может вывести к истине. Что она может представлять собой? Что угодно: невзначай оброненное слово, строчка из письма…
Строчка из письма…
Не оригинальный, но упущенный руководителем оперативно-следственной группы прием. Артемов вызвал начальника особого отдела штаба.
– Узнайте, – попросил он майора Тимашева, – нет ли на почте неотправленных писем Мельникова, Литвинова… – полковник чуть подумал, – и капитана Шарова. Если отыщете, принесите письма мне. Также найдите возможность проверить личные вещи обоих сержантов, включая парадную форму. Парадки обычно хранятся в каптерке, если не ошибаюсь. Все, что будет в карманах, ко мне на стол.
Артемов поймал себя на мысли, что сейчас сам больше походил на особиста далеких сороковых.
Отпустив майора, Артемов отметил время. Скорее всего в этот час личный состав учебного центра завтракает – за исключением тех, кто находится в наряде, на дежурстве и, собственно, двух разведгрупп; отряд сержанта Литвинова к этому часу уже вышел в рейд. Так что работа особиста, который наверняка возьмет себе в помощники коллегу из отдела, упрощалась: убрать на время дневального из роты, чтобы покопаться в двух тумбочках и забрать необходимое, для этого ни особого ума, ни большой хитрости, ни сноровки от майора не потребуется.
Да и времени тоже: майор-особист явился через двадцать минут, шурша полиэтиленовым пакетом.
В первую очередь он выложил на стол заклеенный конверт: получатель – Мельникова Зинаида Михайловна, отправитель, естественно, – Мельников Игорь Николаевич. Уже кое-что. Как раз вовремя дежурный по штабу лейтенант Выготский принес горячий чай; полковник уже успел плотно позавтракать: съел добрую порцию гуляша без гарнира, салат из свежих огурцов, пару вареных яиц и непременный хлеб с маслом. «Конверты нынче уже не те, что раньше», – спрятал усмешку Артемов. Подержав конверт над дымящейся чашкой, полковник ловко распечатал его; видимо, не впервой ему читать чужие письма, угадал Тимашев, сам страдающий недугом профессионального любопытства.
«Дорогая мама!..» – читал полковник, краем глаза наблюдая за манипуляциями майора; тот выложил на стол старомодную записную книжку с дерматиновой, изрядно потрепанной коричневой обложкой. «Если мне не изменяет память, – попытался угадать Артемов, – страницы в ней, как в школьной тетради по арифметике: в клеточку».
Да, записная книжка была старой: рисунок на обложке едва просматривался, углы разлохмачены и скруглены. На ней не хватает – пришла полковнику неожиданная мысль – резинки, которая не давала бы страницам открываться. Сейчас такие вещи ушли в прошлое. Хотя нет, сейчас пачки с деньгами перетягивают резинками. Все новое – хорошо забытое старое. Как и в письме Игоря к матери: «…у меня все по-старому». Вот старшему сержанту Мельникову Артемов бы не сказал: не мельчи – как комбату Свидину. Почерк у Игоря был по-деловому размашистым, на строчке не больше четырех-пяти слов. Писал он не на линованной бумаге, тем не менее строки были ровные, действительно как по линейке.
Полковник мало знал об авторе этого обычного солдатского письма, но кое-что почерпнул в беседе с начштаба учебного центра. Например, то, что Игорь за десять лет сменил четыре школы, а значит – массу друзей. Означает ли это, что он впоследствии мог разбрасываться друзьями или пренебрегать дружбой? Черт его знает.
Артемов ни разу не видел Игоря Мельникова, но каждая строчка в письме матери все же говорила о его воспитании. Доля интеллигентности, заключил полковник, – от матери, которая всю свою скитальческую жизнь жены офицера работала в библиотеках – войсковых, школьных, поселковых, городских. Смелость и дерзость (факт установленный) достались от отца. А вот чего не мог знать Артемов, так это нелюбовь Миротворца к бардовским песням, ему нравились в них просто тексты, они, без музыки, звучали и читались с иным смыслом.
«…Погода пока не балует, – продолжал читать полковник. – Правда, в субботу, 5 апреля, день выдался ясным и солнечным – по-настоящему первый весенний день».
