Нет, ничего. Обычное, рядовое письмо… старшего сержанта и сына генерала.
– Это что? – Артемов глазами указал на две стопки вещей.
– Это добро Мельникова, а это – Литвинова, – пояснил особист, разложивший на столе оперативника незамысловатый пасьянс, и коснулся каждой стопки.
– Спасибо, можете идти, – отпустил Артемов майора Тимашева.
В первую очередь он решил пролистать записную книжку, которая бросилась ему в глаза. «Не удивлюсь, если обнаружу цену копеек этак в 15 – 20. И дату изготовления – допустим, 1976 год. Интересно, где Мельников достал такую?»
Полковник потянулся к ней, однако… Однако взял письмо, лежащее сверху стопки, адресованное Игорю Мельникову. Писал друг, точнее – друган: «Привет, Игорек! Пишет тебе друган Юрок…» Друган Юрок подробно описывал вечеринку у какой-то Ленки, в конце которой «все перепились». «… Лехе сбили очки, а меня бросили мордой в «селедку под шубой»… Короче, этот Юрок завалил трех стокилограммовых шкафов, которые нежданно-негаданно приперлись к Ленке. А ведь врет друган, подумал Артемов, складывая листы в конверт. Просто завидует спецназовцу Игорю Мельникову, потому-то и создал свой виртуально-гражданский фронт, где он, конечно же, беспощадно лидировал.
Теперь очередь за записной книжкой.
С первых же строк Артемов понял, что это – дневник, начатый в 1995 году, принадлежит он не Игорю Мельникову по нескольким признакам. Во-первых, почерк не его: убористый, если не сказать «сжатый». Во- вторых, в 1995 году Мельников учился в школе, а автор дневника, судя по записям, находился под Грозным.
«…января 1995 г. 5.00. Начали движение. Дорога тяжелая, – писал неизвестный автор, – наши БТРы охранения еле прут. Но связь в колонне хорошая: я слышу генерала Горбунова, он слышит меня и проводника в голове колонны… 16.00. Вышли в город и сосредоточились в парке им. Ленина. Горбунов по рации уточнил обстановку… 22.00. Убит командир батальона ВДВ, офицер и журналист в районе рынка. Генерал придерживает мою разведгруппу – причин не знаю. Но мои парни готовы к ночному рейду…»
Артемов перевернул три или четыре страницы.
«…в 2.10 попали в засаду. Потеряли 6 человек убитыми, много раненых, еле вырвались. Но сумели отбить у дудаевцев мотострелка – одного из восемнадцати, попавших в плен в результате вчерашней атаки, которая была подготовлена наспех, бездарно, без разведданных; ей, слава богу, предшествовал артобстрел… Фактически мотострелковую роту бросили в бесшабашный прорыв… Не забуду литого чугунного забора вокруг школы: на его пики были насажены отрубленные головы наших солдат… Из здания школы раздавались крики… Чувствовал, как на голове волосы встают дыбом.
Твари! Чеченские выродки и русские генералы. Твари! Выродки! Всех под одну гребенку!.. Я не мог связаться со своим начальством. Рация Горбунова что-то перхала, ничего не разобрать. И меня генерал не слышал. Я прорвался к ставке генерала армии Г. «Товарищ генерал, разрешите! Я проведу, дорогу покажу». – «Нет!» – «Товарищ генерал, там наших режут!» Услышав о пленниках, генерал Г. пустился нервно и не к месту длинно объяснять, что наших солдат не готовили к тому, что их ждет в плену. Мол, понадеялись на русское авось. «Товарищ генерал, ведь там наших!..» – «Нет, я сказал!» – «Наших, мать вашу генеральскую, режут!»
Бесполезно…
Рядом со мной стоял механик-водитель, молодой, лет девятнадцати парнишка. Лицо прокопченное, по щекам, оставляя полосы, текут слезы. «Размазня! – рявкнул генерал. – Кругом! Марш отсюда!» И – ко мне: «Ваша фамилия!» Я послал его в жопу… Собрал ребят. Ну что, попробуем, спрашиваю. Связи по-прежнему нет – можно будет отбрехаться. Через час снова вышли к школе, еще час ушел на разведку. Потом оказалось, что дудаевцы школу оставили. Б…! Лучше б я не заходил туда… Почти не помню, как мы вывозили на БТРах обезглавленные трупы солдат…»
Артемов, тяжело вздохнув, открыл дневник в середине, где спаренные листы выпадали и были истрепаны сильней остальных.
9 января 1996 года. Кизляр. Вооруженное нападение на военный аэродром, блокирование воинских частей внутренних войск, городская больница и роддом. «Я получил приказ и уже к исходу дня был со своими бойцами на южной окраине Кизляра… Отряд Радуева – свыше 300 штыков – попытался захватить аэродром и военный городок…»
Ну, картина эта известная, хотя и безрадостная, нахмурился и чуть сдвинул брови Артемов. Дневник этот, судя по всему, боевого офицера. Может, в конце удастся узнать его имя.
Полковник открыл последнюю страницу. На ней все те же ровные строки, написанные все тем же убористым почерком, – но до чего же знакомые слова…
«Устал я от беспредела. Может, люди прочитают и что-то сдвинется в их уродских мозгах. Нельзя так. Я здесь не то чтоб свихнулся, но что-то важное в себе погубил… Я не хочу, чтоб сейчас кто-то прочел это – еще рано, мне кажется. Но, может, лет через пять или шесть будет не поздно».
Что за черт!..
Артемов открыл предпоследнюю страницу.
«В советское время было общество социальной справедливости. А сейчас я не чувствую себя гражданином своей страны. Сброд! России не существует. А воюю я за русский народ, за его малую часть, которая еще сохранилась. Для меня русский народ – мои солдаты…
… чеченцев надо ассимилировать…
… Дайте нам веру в будущее, и мы перемелем всех».
Полковник Артемов пока ничего не понимал, кроме одного: едва ли не слово в слово интервью, данное Игорем Мельниковым российскому телеканалу, совпадало с записями неизвестного. Скорее офицера. Кто он? Что с ним случилось? Как попал его дневник в руки Мельникова? И почему Мельников процитировал неизвестного, лишь в некоторых местах сбиваясь, что ли, на жаргон или молодежную лексику: «Бах! Мозги по всему подвалу». Это от Мельникова. Но было ли на самом деле? Может, приврал, как его друган?
Дал открытое интервью. Получил разрешение? – пришел неожиданный вопрос. От кого? Чутье подсказывало Артемову, что автора дневника нет в живых.
