Сережина мама принялась меня уговаривать: на духовые в музыкальной школе при консерватории недобор, она, мама Сергея, уже поговорила с кем надо, рассказала, какой Никита хороший мальчик, договорилась о прослушивании. Это была, насколько я помню, не собственно музыкальная школа, а нечто вроде подготовительных классов, набираемых для педагогической практики студентов консерватории. Духовые, рассуждаю я мысленно, — это неплохо. Все-таки не пианино. Мы живем на съемных квартирах, и пианино по Москве возить нам не улыбается. Кроме того, духовых инструментов много, не обязательно покупать громадную трубу, можно отделаться маленькой дудочкой, вроде флейты. Что касается музыкальных способностей моих детей, то до сегодняшнего дня они не проявились. Если мы с мужем худо- бедно можем подтянуть застольную песню, то Никите с Митей и в хоре делать нечего — все песни они поют на один мотив, который и вовсе речитатив. Однако упустить такой шанс — школа при консерватории!
В назначенный день приходим. Я, Никита и Сережина мама. Прослушивает нас милая женщина средних лет Тамара Петровна. Она выбила карандашом простенькую дробь по столу и попросила Никиту повторить. Он настучал совершенно другое и более длинное. Тамара Петровна слегка нахмурилась и предложила Никите спеть песню. Я думала, что сын выдаст что-нибудь из детсадовского репертуара, но Никита неожиданно затянул полублатную песню про нары и волю. Откуда нахватался такой пошлости? Я покраснела от смущения. Для следующего испытания Тамара Петровна села за рояль и взяла аккорд.
— Сколько ты слышишь нот? — спросила она.
— А ноты — это кто? — вопросом на вопрос ответил Никита.
— Сколько звуков слышишь? — упростила задачу преподаватель и снова коснулась клавиш.
— Десять, — не поскупился Никита.
Хотя звучало четыре ноты, потом три, потом две. Но Никита наращивал: двенадцать, пятнадцать.
Тамара Петровна резко крутанулась на рояльном стульчике и спросила гневно:
— Кто сказал, что это хороший мальчик?
Поскольку я покраснела еще пуще, теперь уже из-
за обиды, она поправилась:
— Нет, он, конечно, может быть хорошим мальчиком. Но к музыке абсолютно непригоден.
— Тамара Петровна, — заломив руки, выскочила вперед наша доброхотка, — может, разовьется? Возьмите Никиту, пожалуйста, хоть с испытательным сроком. Никита будет стараться.
В том, что Никита будет стараться, я очень сомневалась.
— Может, что-то и разовьется, — согласилась добрая Тамара Петровна. — Ладно, пусть приходит.
Очевидно, недобор на духовые был нешуточным.
Мы шли с Никитой к метро, и я мысленно просчитывала вероятность того, что «что-то разовьется». Вероятность была минимальной. Да и покупка музыкального инструмента ощутимо подорвала бы наш семейный бюджет.
— Никитуля, выбирай, — предложила я, — музыкальная школа или бассейн? И то и другое нам не осилить.
— Конечно бассейн, мамочка.
На том и порешили.
В период, когда дети задают много вопросов, их называют трогательным словом «почемучки». Ребенок познает мир, и ему надо помогать в этом, отвечая на вопросы. Ребенок Никита мог довести до белого каления своими вопросами. Его заклинивало на том или ином вопросительном слове.
Вот наш диалог в сильно сокращенном варианте.
— Зачем светит солнце?
— Чтобы на земле была жизнь, чтобы листочки на деревьях и травка были зелеными.
— Зачем зеленая травка?
— Ее будет кушать коровка и даст тебе молочко.
— Зачем мне молочко?
— Чтобы расти большим и сильным.
— Зачем мне расти большим?
— Еще одно «зачем?» и ты пойдешь убирать у себя в комнате!
— Заче… Почему надо убирать в комнате?
— Потому что человека должен окружать порядок.
— Почему нужен порядок?
— ПОТОМУ ЧТО!
Со временем я научилась замыкать цепочку Никитиных вопросов, не раздражаясь. Я возвращала сына к первому вопросу: давай посмотрим, как ты запомнил, что я объясняла. Зачем светит солнце? Зачем травка зеленая?
Никита сменил тактику.
Он стащил спички, но дедушка застукал:
— Что это? — грозно спросил и протянул руку.
Никита тут же отдал коробок.
— Что, я тебя спрашиваю? — повторил мой свекор.
— Где, дедуля?
— Вот это! Где ты взял спички?
— Какие спички?
— Эти! Откуда они у тебя?
— Они не у меня, они у тебя, дедуля.
— А раньше где они были?
— Не знаю.
— Раньше они были у тебя, и ты играл со спичками!
— С какими спичками?
— С этими спичками, которые ты мне отдал!
— Дедуля, ты попросил, я и отдал.
Кончилось тем, что свекор приволок Никиту ко
мне и, потрясая коробком спичек как погремушкой, вскричал:
— Полюбуйтесь! Вырастили демагога.
Я провела беседу на тему «спички детям не игрушка». Но Никита слушал невнимательно, думал о чем-то своем.
— Ты понял, что спички брать нельзя?
— Я понял, я и раньше знал. Мама, кто такой демгагог?
— Де-ма-гог. Это человек, который болтает попусту, всякую ерунду, вместо того, чтобы вести речь по сути.
— Ты говорила, что по родственникам всякое передается.
— Какое всякое?
— От дедушки к папе, потом ко мне клетки разные и глаза, и уши переползают, и даже как вести себя.
— Черты характера и привычки. Говорила, и что?
— Значит, дедушка и папа тоже демагоги?
Митя задавал мало вопросов, предпочитал до всего доходить своим умом. И только когда ответ найти не удавалось, спрашивал взрослых. К сожалению, на его вопросы мы не всегда точно отвечали. Или честно.
Попутно замечу, что и иностранные языки Митя осваивал, как ему нравилось. В Мексике наотрез отказался учить испанский, но уже прилично заговорил через три месяца — благодаря мультикам по телевизору. Мне не очень верят, когда я говорю, что английский Митя выучил без словаря, но это чистая правда. Ему было лень листать словарь, он просто читал книги, по смыслу понимая значение слов. Английский Митя знает блестяще, но если заглядывал в словарь пять раз за всю жизнь, то это самое большое. Лень — неотъемлемое Митино качество, а иногда лень помогает лучше упорного труда.
Мы с Митей, которому еще через год идти в первый класс, проводили Никиту в школу, возвращаемся
