отступил, еще приторнее заговорил:
— Я прошу прощения за беспокойство, но я хотел бы ваши часы!
— Не дам! — сказала я по-испански. — Сейчас начну кричать! — предупредила я.
И он испугался! Глаза опустил и с извинениями затрусил по дорожке.
Когда сердцебиение пришло в норму, я испытала удивительное чувство — ликование человека, победившего зло. Но в парке оставаться было все-таки страшновато. Я позвала детей, и мы отправились домой.
Мужу, открывшему нам дверь, я радостно заявила прямо с порога:
— Представляешь, на меня в парке напал грабитель, но я с ним справилась! Он позорно удрал!
— Какой грабитель? Что он хотел? — всполошился муж.
— Да такой мерзляк, прикидывается порядочным, в костюмчике, в галстуке. А сам: гоните часы, сеньорита. Но я не испугалась, я ему в лицо: нет, подлец, не видать тебе моих часов!
— Зачем! — простонал муж, а потом повысил голос едва не до крика: — Я тебе говорил! Никогда не сопротивляться! Отдать часы, деньги, черта лысого, но не провоцировать их! Это наркоманы, маньяки, их поведение непредсказуемо. Он мог выстрелить из пистолета, ткнуть ножом! Вот! — муж схватил местную газету и потряс ею перед моим носом. — Вот заметка! Вчера убит член правительства! Ехал в машине, остановился на светофоре, окно открыто, подошел грабитель приставил к виску пистолет, велел снимать «Ролекс». «Ролекс»! А не твою пластмассовую дребедень. Тот стал сопротивляться, вор выстрелил и убил министра. Все, похороны! Ты этого хочешь? Я тебе дюжину таких часов куплю! Больше вы никуда не ходите одни! Пока ты не поймешь, как нужно себя вести!
Я слушала гневные проповеди и чувствовала себя человеком, который установил мировой рекорд, а теперь его ругают за сам факт участия в соревнованиях.
— Хорошо, — огрызнулась я, — в следующий раз я отдам часы, деньги, черта лысого и приведу воров домой — вдруг их здесь тоже что-нибудь заинтересует.
Неожиданно муж перестал метаться и потребовал от меня подробного отчета:
— Он тебя схватил за руки?
— Нет.
— Угрожал оружием?
— Нет.
— Но как-то он на тебя нападал?
— Никак! Вежливо попросил, чтобы я сняла часы и отдала ему.
— Повтори дословно, что он сказал.
— Гоните часы, пожалуйста.
— Нет, без литературного перевода и по-испански.
Я раздельно, по слогам, процедила:
— Дамэ су ора, пор фовор!
Дословный перевод: дайте мне ваше время, пожалуйста.
Первыми захихикали дети, которые в момент нашей перепалки сидели испуганными мышками, потом захохотал муж.
— Наталья! — покачал он головой. — Человек спросил у тебя, который час! А ты заорала благим матом?
— Ничего подобного! — сопротивлялась я. — Он сказал, пусть не «ваши часы», но «ваше время». А какое оно мое? Оно на всех одно. Как и пространство, — ехидно заключила я.
— Это устойчивая идиоматическая форма, — потешался муж. — Правильный перевод: «Сколько на ваших?» Ты когда язык, наконец, выучишь? Ты ему в глаз случайно не заехала?
— А здорово было бы! — заговорил старший сын. — Если бы мама сделала, как ты, папа, говоришь. У нее спрашивают, который час, а она снимает часы и отдает.
— Или в глаз дает, — смеялся младший.
Мы возвращались из командировки в девяносто первом году, когда в московских магазинах гулкое эхо отражалось от очередей, которые выстраивались за пакетом молока, выдаваемого по карточке. Поэтому везли из-за границы все, что не могло протухнуть за сутки перелета. Тащили, кроме многочисленных подарков родным и близким: макароны, консервы, колбасы, стиральный порошок, туалетную бумагу, зубную пасту и прочее, прочее. В скобках замечу, что на родине в собственном доме, у друзей, у родственников, у соседей мы обнаружили стратегические запасы продуктов и гигиенических товаров. Словно народ к войне готовился или к автономным плаваниям на подводных лодках.
В телефонном разговоре мама попросила меня:
— Привези яичный порошок. Яиц совсем не достать. Будем омлеты делать.
Я посмотрела в словаре — не обозначается ли сей продукт каким-либо особым словом. Ничего похожего не нашла. Но не волновалась: я уже давно взяла все языковые барьеры. Свободно обсуждала со своей мексиканской подругой культуру древних ольмеков, которые интересовали меня еще более, чем ацтеки и майя. А уж магазинная лексика — проще простого. Времена, когда я путала ветчину с мылом, давно прошли.
В большом супермаркете я прохаживалась в отделе бакалеи: коридоры стеллажей с товарами — по двадцать метров в длину. Там не было только птичьего молока и… яичного порошка. Пошла на третий заход, когда ко мне обратился служащий супермаркета:
— Вы что-то ищете, сеньора?
— Да, мне нужны сухие яйца.
— Простите, что? — опешил он.
— Сухие куриные яйца. В порошке, — уточнила я.
— Простите, но вы ошиблись. Яйца продают в другом отделе, там, где молочные продукты…
— Это вы ошибаетесь, — перебила я. — Там продают обычные яйца. Они мне не требуются. Мне необходимы именно яйца в порошке.
— Никогда не слышал о таком продукте. Вы не будете возражать, если я приглашу заведующего секцией?
Я не возражала. Спина удаляющегося продавца подозрительно подрагивала. Очень жаль, что в испанском языке нет деления, как в русском: яички — половой орган, яйца — продукт кладки птиц. Или я не знаю терминов?
Они явились вместе, давешний продавец и заведующий секцией, — два молодых мужчины в белых с голубой оторочкой халатах униформы. На лицах улыбки — пожалуй, чуть более лукавые, чем обычно раздариваемые покупателям. Но я не намерена веселиться. У нас страна голодает.
— Сеньора, у вас какие-то проблемы? — спросил заведующий.
— По-моему, это у вас проблемы с ассортиментом, — строго сказала я, пресекая их улыбочки.
— Уточните, пожалуйста, чего вы не можете найти.
— Я не могу найти порошка из яиц!
— Простите, не очень хорошо вас понимаю, — зав-секцией был сама любезность. — Не могли бы подробнее описать этот продукт? Как он выглядит?
— Порошок желтого цвета.
— А из чего его делают?
— Из яиц, естественно! Ведь это яичный порошок! — Моя ирония разбивалась об их дремучий непрофессионализм.
— Простите, сеньора, но как можно из яиц сделать порошок? — Он улыбнулся мне, как улыбаются детям, которые, сами не зная того, говорят на взрослые темы.
— Очень просто! Яйца высушивают, а потом перемалывают или, наоборот — перемалывают, а потом высушивают.
— Должен извиниться, но я никогда не слышал о молотых, пардон, яйцах.
Он говорил странным булькающим голосом, как человек, сдерживающий хохот. Продавец усиленно тер пальцем переносицу — закрывал смеющееся лицо.
— Еще раз извините мое любопытство, сеньора, но где используется этот удивительный продукт?
— В очень многих современных рецептах, — гордо ответила я. — Весьма прискорбно, что ваш магазин,
