сейчас так же хотелось потереть руки.
Настя сделала новую прическу — выкрасила тонкие пряди волос в золотистый цвет и коротко подстригла затылок.
— Класс! — похвалила Анна. Словечко она подхватила у дочери. — Жаль, мне так не пойдет.
Смоляно-черные волосы Анны, уложенные в каре на прямой пробор, не переносили никаких ухищрений.
— Вам пойдет цвет “баклажан”, — посоветовала Настя, — или “перезрелая вишня”.
— Перезрелая, — усмехнулась Анна, — хорошо сказано.
Она открыла дверь кабинета, сделала несколько шагов и вздрогнула, словно получив сразу два удара: в нос ударил запах дешевого одеколона и еще чего-то… да, именно нестираных носков, а в уши — раскаты чудовищного храпа. Источник запаха и звука, мужчина в черной кожаной куртке, располагался на диване. Рядом с диваном стояли его ботинки.
Пораженная увиденным, услышанным и унюханным, Анна несколько секунд смотрела на спящего, потом вернулась в приемную.
— Это что? — спросила она Настю, указывая на дверь кабинета.
Настя бросилась смотреть, а вернувшись, зашептала:
— Это милиционер. Он к вам пришел. Я просила подождать, а потом вышла на минутку, а он, оказывается, зашел к вам, а я думала — ушел, и… и спит.
— Что ты шепчешь? Он здесь до второго пришествия дрыхнуть собрался? Буди его и проветри кабинет.
Значит, на Ольгу подали в суд. Или на центр? Позвать юриста? Нет, сначала поговорю с этим вонючкой сама. Вот тебе и ничего чрезвычайного! Славно день начинается.
Когда она вошла в кабинет, милиционер уже обулся, причесывал пятерней темно-русые волосы, всклокоченные во сне. Среднего роста, лицо мальчишечье, но вокруг глаз морщинки — ему лет тридцать шесть. Брюки смяты гармошкой, ворот темного свитера оттопырен — таскает неделями без стирки.
— Здравствуйте, — сказал он Анне.
— Доброе утро! С пробуждением!
— Спасибо. — Он ничуть не смутился ее насмешливым тоном.
Потом вдруг поднял руки и с рыком сладко потянулся, хрустнув суставами, тряхнул головой, прогоняя остатки сна.
Анна медленно опустилась в кресло. Никаких сомнений — тот самый, давно забытый толчок. Удар крови в низ живота, в грудь, в сердце. Вот так номер! Позорище! Дожила! Испытать призывный импульс от вида неряхи милиционера!
— Майор Дмитрий Дмитриевич Сусликов, — представился он. — Удостоверение показать?
— Обязательно!
Анна взяла документы, встала и прошла к своему столу. Она злилась на свое бестолковое тело, но и с интересом к нему прислушивалась. Успокоился, глупый организм? То-то же, успокаивайся.
— Чай, кофе? — заглянула Настя.
Анна не успела ответить, как Сусликов попросил:
— А нет ли у вас, милая девушка, колбасы или сыра?
Нахал. Голодный нахал.
— Сделай бутерброды, — кивнула Анна. — По второму номеру.
— Ясно, — ухмыльнулась Настя.
Понятливая девочка. Второй номер — полторы дюжины бутербродов с копченой рыбой, ветчиной и сыром — подавался Настей, когда потчевали больше пяти человек! За створкой встроенного шкафа у нее в приемной был холодильник со стратегическим запасом продуктов, напитков, сладостей и фруктов, микроволновая печь, и электрокофеварка. Сейчас мы тебя накормим, голодающий.
— Анна Сергеевна, — милиционер присел к ее столу, — я к вам по секретному делу. Есть один тип, подозреваемый в совершении тяжких преступлений, мы хотим разузнать о нем побольше с помощью ваших врачей.
Значит, не погибший ребенок. Анна облегченно вздохнула и расслабилась.
— Я вас слушаю, Дмитрий Дмитриевич.
— Его фамилия Деревянко, а жена его Тамара Егоровна Деревянко посещает вашего доктора, — Сусликов заглянул в блокнот, — доктора Колесова. Вот с этим доктором мне и нужно побеседовать.
— К сожалению, Константин Владимирович в отпуске.
— Уехал из Москвы?
— Нет, у него… творческий, научный отпуск.
— Ладно, давайте его адрес, я съезжу к нему.
— Боюсь, что это невозможно, потому что он… много работает в библиотеке.
— В запое, что ли?
— Почему сразу в запое? — возмутилась Анна.
В определенном смысле Вера и Колосов были уже почти месяц в запое. Они стали потихоньку выбираться из подполья, но связь держали только одностороннюю — звонили сами, когда находили нужным. Вера — ей, Анне, а Колесов — в свое отделение.
Настя принесла гору бутербродов и большой стеклянный чайник. Аппетит у Сусликова не под стать фамилий был волчий, он уничтожал бутерброды один за другим. Но вид его, жующего и прихлебывающего чай, вызывал почему-то не брезгливость, а умиление. Анне вдруг захотелось поставить локоть на стол, положить голову на ладонь и тихо смотреть, как насыщается здоровый голодный мужчина. Сусликов умудрялся еще и говорить с набитым ртом:
— Нет, ну какие проблемы? Человек жив, в Москве, почему нельзя с ним встретиться?
— Я попробую сейчас позвонить, но дозвониться не гарантирую.
— Попробуйте.
Попытка удалась. Трубку сняла Вера.
— Как ты? — спросила Анна.
— Все лучше и лучше.
— Замечательно. Можешь пригласить к телефону Константина Владимировича?.. Константин Владимирович, у меня в кабинете сейчас находится майор милиции Дмитрий Дмитриевич Сусликов. У него есть к вам ряд вопросов. Ответьте на них, пожалуйста.
Она передала трубку Сусликову, и тот, не переставая жевать, изложил Колесову суть дела. Анна отлично слышала их разговор — безобразие, оказывается, у ее телефона изоляция никуда не годится, и ее посетители невольно в курсе всех телефонных бесед. Нужно немедленно вызвать мастера или поменять аппарат. Правда, диалог шел на повышенных тонах, вернее, они попросту орали друг на друга.
— Я ничего не могу сообщить вам полезного, — говорил Костя. — О том, чтобы предоставить пленки с записями, речь не может идти в принципе.
— Вы отказываетесь помочь следствию?
— Какого рода преступление вы бы ни расследовали, мои сугубо конфиденциальные беседы с пациенткой никакого отношения к ним не имеют.
— А вот это мне судить!
— Заблуждаетесь.
— Я могу оформить изъятие в судебном порядке!
— Какое любопытство? Я что, в бирюльки играю?
— Не могу судить. Будьте любезны, передайте трубку директору.
— Козел! — громко сказал Сусликов и передал трубку Анне.
— От козла слышу!
— Константин Владимирович, это я.
— Простите! Анна Сергеевна, если кто-то попробует вскрыть мой сейф, то устрою такой скандал,
