Что ему было ясно, осталось для Анны загадкой. Разговор не клеился. Она спрашивала себя, зачем едет с Сусликом на край света, жалела о том, что поддалась на авантюру. Не отбросить ли церемонии и попросить высадить ее у ближайшей станции метро?
— Здесь есть метро? — спросила Анна.
— От моего дома тридцать минут на автобусе. Все, приехали, выходим.
Поздно спохватилась. Ничего, посидит десять минут и уедет на такси. Если найдет, конечно. Надо заказать по телефону. Сразу, как войдут в квартиру.
Сусликов не только ее не ждал, в подобной квартире он никого не мог принимать несколько лет — именно столько она не убиралась. Правда, его дама сердца могла быть слепой от рождения. Он, очевидно, не признавал шкафов для книг, одежды и бумаг. Все лежало под рукой: газеты, рубашки, лыжные ботинки, книги, свитеры, куртки, пустые коробки от зубной пасты, туалетной воды, магнитофонные кассеты, фотоаппарат, автомобильная покрышка, набор отверток и гаечных ключей — в комнате не было ни одной плоскости, включая пол, которая не была бы завалена вещами.
— Я же тебе говорил. — Дима свернул разобранную постель и хлопнул ладонью по дивану. — Присаживайся.
— Ты, очевидно, так привык обыски производить, что и дома остановиться не можешь.
Пробираясь к дивану, Анна задела лыжи, и они с грохотом упали на пол, попутно зацепив стопку журналов и коробку с какими-то инструментами.
— Не обращай внимания. — Сусликов махнул рукой и тут же одним движением расчистил столик — смел все на пол. — Расстели газеты, — попросил он, — а я пошел мыть стаканы и варить креветок.
Это было не любовное свидание, а посиделки двух товарищей, один из которых случайно оказался дамой, не интимный ужин, а форменное свинство: они устроились за столом, покрытым газетами, из посуды — только стаканы и эмалированная кастрюля с вареными креветками, вместо салфеток — кухонное полотенце одно на двоих. Дима умело чистил рыбу, отрывал от нее кусочки и протягивал Анне, шелуху от креветок, рыбные кости и шкурку складывали на газету, бутылки отправляли под стол. Дима снял пиджак и галстук, завернул рукава рубашки, Анна тоже сбросила жакет и подвернула манжеты блузки.
Димина простота и естественность в общении, аппетитная ловкость, с которой он разделывал рыбу и обгрызал косточки, жестикулировал с консервным ножом в руке или расставлял бутылки на столе, чтобы наглядно показать, где находится футбольный защитник, — его поведение, в котором не было и намека на ухаживание, настроили Анну на благодушный лад. Она чувствовала себя свободно и легко. Еда и пиво из Диминых рук были удивительно вкусными. Они говорили о политике, спорте, детях, о погоде, климате, о кино и газетных публикациях — и быстро обнаруживали, что их точки зрения во многом совпадают.
Замечательно провела время, думала Анна. Отдохнула, расслабилась. Я ему совсем не нравлюсь. Тогда зачем он притащил меня в эту тмутаракань? Живет он здесь потому что. Он мне тоже не нравится. Конечно, у него очень приятное располагающее лицо, отличная спортивная фигура. Мне дела нет до его фигуры. В следующий раз он пригласит меня на хоккей. Если следующий раз вообще будет. Неужели не будет?
— Все! — Анна откинулась от стола. — Не могу больше, лопну. Батюшки, уже десять часов. Я пошла мыть руки.
Вернувшись в комнату, она попросила вызвать ей такси.
— Я сам тебя отвезу. — Дима закончил уборку, затолкнув все, что было на столе и под столом, в большой пакет.
— Э нет! Ты же пиво пил.
— Ну и что? Меня гаишники не оштрафуют. Или ты за свою безопасность опасаешься? Смотри!
Он вдруг наклонился, встал на руки и “прошагал” через комнату.
— Нормально? — сдавленным голосом проговорил он. — Успокоилась? Я опускаюсь?
— Опускайся, — позволила Анна. — И почему я должна доверять человеку, у которого все с ног на голову?
— Мне положено доверять по долгу моей службы.
В коридоре, когда они одевались, Анне показалось, что он несколько секунд смотрел на нее с затаенным желанием и восхищением. Но не предпринял попытки активных действий. И даже не подозревал, наверное, как Анна была благодарна ему за это.
Выпитое пиво за долгий путь из Загорья в Крылатское потребовало трех остановок. Анна давилась от смеха — солидная женщина, директор медицинского центра, писает в придорожных кустах под охраной милицейского майора! А потом охраняет его сама!
В следующий раз Сусликов пригласил ее не на хоккей, а в лыжный поход. Анна объяснила свои отношения с лыжами.
— Жаль, — проговорил Дима в телефонную трубку. — Ну, я тебе еще позвоню. Пока!
И она ждала. Три дня с надеждой замирала от каждого звонка. Ругала себя, но не ждать не могла. Он позвонил в конце рабочего дня:
— Я сейчас в районе Чистых Прудов. Не хочешь погулять?
Она хотела. Быстро свернула все дела, и Саша отвез ее к Главпочтамту.
Падал тихий снег, в переулках редко встречались прохожие. Они бродили по вечерним улочкам, взявшись, как школьники, за руки. В этих естественных и в то же время необыкновенно романтических декорациях нельзя было не целоваться. И они поцеловались. Первый раз в Кривоколенном переулке — как подростки, неумело прижались друг к другу холодными сжатыми губами. Второй, третий, десятый раз, отыскивая укромный уголок. Им оказался подъезд какого-то дома. Совсем не подростки, а взрослые люди, они задыхались от желания, но, по молчаливому согласию, не стали удовлетворять его под чужой лестницей.
Какую чушь порола та тетка из телевизора, которая сравнивала одинокую женщину с большой луковицей — всеми слезами обольешься, пока очистишь! Сусликову рыдать вовсе не пришлось. Он одержал победу скорую и счастливую для побежденного.
К союзу с Юрой Анна шла долго, почти год. Для того чтобы улететь в другое измерение на Диминой постели, понадобилось две недели. Наверное, с возрастом время убыстряется. Длинные морали истин, к которым Анна относилась со всей серьезностью, — “порядочная девушка должна…
Она с удивлением обнаружила, что производственные дела можно спрессовать так, что покинешь работу в семь вечера, и катастрофы не случится. Дима тоже по вечерам увиливал от поиска преступников, встречал ее, и они отправлялись в Загорье. Дома привыкли к тому, что Анна приходит поздно, и, похоже, не замечали, что она частенько стала возвращаться под утро. Первым, кто подал голос, указав на ее изменившийся образ жизни, стал шофер Саша. Анна ценила его за водительское мастерство, за безотказность, а главное — за молчаливость. Утром сорок минут — время поездки от дома до центра — она обдумывала предстоящий день, вечером — день завтрашний, и Саша без крайней необходимости не нарушал ее размышлений. Последний месяц он рано освобождался и, казалось, должен был этому только радоваться. Но как-то утром Саша вдруг предложил:
— Анна Сергеевна, давайте я буду забирать вас из Загорья?
— Из какого Загорья? — поразилась Анна. — Ты что, следишь за мной?
Саша словно не слышал.
— Что ты молчишь? Отвечай! — требовала Анна.
— Я вас могу забирать, когда скажете.
— Ответь мне русским языком — ты преследовал меня?
— Ну, — кивнул Саша.
— Зачем?
— Ну. — Он пожал плечами — мол, считал нужным и сопровождал.
— Просто не знаю! — Анна возмущенно всплеснула руками. — Кто тебя просил? Что ты себе позволяешь? Я тебя в охранники не нанимала!
Саша молча, с каменным лицом вел машину.
