в кулак и двигать коробок другой рукой. Свеча, пока мне удалось ее зажечь, несколько раз выскальзывала из рук. Но я забежал вперед.
Итак, мы стояли под дождем, который лупил нас и лупил, и через некоторое время плечи и спина начали болеть, и мы почувствовали сильные уколы на шее и по всему телу. Не забудьте, что мы постоянно имеем дело с боевыми патронами, и приходится очень остерегаться. Наконец вернулись в палатки и легли слать. Так как мы взяли с собой минимум снаряжения, то у некоторых парней не было никакой одежды на смену, и спать легли в мокром. Слава Богу, не я! Я разделся догола, залез в спальный мешок и заснул. Назавтра выяснилось, что один опасается ревматизма, а другой его уже схватил. Просто встали утром, не в силах двинуть плечом. Двух других на носилках отнесли в машину, так как они не могли в нее влезть самостоятельно, и отвезли в батальонную больницу. Многие заболели или простудились, или обессилели до такой степени, что их пришлось положить в изолятор на базе. Другие остались болеть в полевой палатке.
Бывали дни, когда из всего взвода, который на бумаге состоял из тридцати семи солдат, нас выходило на учения по 16 человек. Так продолжалось и в последние дни этой недели. Хоть и полегче, чем в первый день, но достаточно ужасно. Почва оставалась глинистой и скользкой, и все
время была опасность поскользнуться и упасть. Один из нас успел-таки упасть и сломать ногу, а второй упал во время ночного марша с носилками и, как видно, вывихнул бедренную кость. Надо быть очень осторожным. Я не пренебрегаю ничем. Я понял, что если хочешь остаться на ногах, то надо днем и ночью сосредоточивать все внимание на том, что делаешь в данную минуту. В нашем деле ты или закалишься, или сломаешься, середины нет. В настоящий момент я чувствую себя 'в расцвете сил'. Никакой марш, никакой бег, никакая новая физическая нагрузка не требуют от меня серьезного усилия. Когда я в шесть часов вечера приехал в этот раз в Иерусалим, все, кого я повидал, утверждали, что выгляжу я великолепно. Рад был это услышать – это хороший признак. Я знаю, что и вы порадуетесь, потому и рассказываю.
Приехав в Иерусалим, тут же отправился к Бармей- ерам. Ел вместе с ними субботний ужин (явился как раз вовремя), а потом пошел с Эли и еще одним товарищем прогуляться (Тути нет в городе, она проходит сейчас курс командиров отделений, не видел ее уже полтора месяца). Сходил в гости к Рути X., которую тоже не видел больше трех месяцев. Она учит в университете еврейскую и общую философию и очень довольна занятиями и преподавателями, в особенности по еврейской философии.
В эту ночь я лег спать около часу и проспал до 11 часов утра. Даже не проснулся по привычке в 5.30. Каждое утро я, как по будильнику, просыпаюсь в это время. На этот раз проспал без перерыва до 11-ти. Как видно потому, что знал, что не должен рано вставать, и это повлияло на внутренний будильник.
Г-н и г-жа Бармейер получили посланные вами подарки, обрадовались и очень-очень благодарят, хотя и утверждают, естественно, что в этом не было нужды, что подарки слишком роскошные и совершенно неожиданные. Однажды я просил их кое-что купить и послать мне в армию, оставив для этого деньги, так как расход был значительный. Вернувшись, нашел деньги на столе. И вообще, я принят в семье, как сын, и очень мне это приятно. Устроился я как нельзя лучше!
Вечером мы с Бари ходили в кино, потом ужинали в ресторане. Таким образом я осуществил по крайней мере одну солдатскую мечту. У нас некоторые мечтают прийти домой и влезть во всей одежде под пуховое одеяло в теплую постель и не двинуться даже для еды (уверен, что иные осуществили свой план полностью). Я часть ночи провожу за этим письмом, а кончив его, пойду спать.
Получаю от вас довольно много писем. Даже от Биби и Идо пришли отдельные письма. Конечно, хотелось бы, чтобы они писали почаще. Я понимаю, что папа сверх головы занят работой и что мама пишет за всех. Как видно, от тебя, папа, я унаследовал привычку мало писать и полностью сосредоточиваться на том, что делаю.
Сара рассказала мне о ваших планах на лето. Я бы не хотел, чтобы вы возвращались из-за меня, поступайте так, как лучше для папы, потому что это самое главное, а я устроен прекрасно. Все равно я почти не бываю в городе (отпуск нам дается примерно раз в месяц, и дальше будет так или еще реже). Во всяком случае, если даже приедете только на лето, я буду очень счастлив и, естественно, ожидаю вашего приезда с нетерпением.
Мне так много есть что рассказать вам, но приходится кончать. Уже очень поздно, а я, перед тем, как двинусь, хочу поспать хотя бы четыре часа. Надо еще постелить постель. Бари тем временем готовит кофе.
Тути! 5. 12. 64
Еще неделя прошла, и опять нам, как видно, не удастся встретиться. Ты, наверное, знаешь, что в субботу объявлено состояние боевой готовности. Ладно, кто-то должен этим заниматься, а мы на прошлой неделе все-таки были дома. И на будущей тоже будем (следует добавить 'как видно'). Но нам с тобой это не очень поможет. 'Покоя' нет и не будет. Во всяком случае, не в нашей роте. По окончании курса нам предстоят ночные тренировки. Кино для нас за пределами досягаемости, как и почти все прочее. А время от времени на нас сваливается серьезное испытание, чтобы немного остудить наш пыл.
Очень хочу тебя видеть. Скучаю, Йони.
61 7. 12.64
Любимые мама, папа, Биби и Идо!
Пользуюсь краткой передышкой в учениях для письма. Итак, уже больше недели мы на курсах и живем великолепно. Вышли 'из рабства к спасению”. Условия исключительные, учения интересные, едим прекрасно и хорошо спим. Что еще надо?
Так как мы в настоящий момент находимся в так наз. парашютно-десантной школе, то и условия здесь, как в школе (если вообще можно делать подобные сравнения). Между учениями – перемены по несколько минут. Сами учения не занимают слишком много часов в день, а ночью, в 10. 30, выключается свет. Это не значит, что по ночам нас не поднимают по тревоге или что нет у нас дополнительных, после курса, учений – в основном, чтобы освоить на практике теоретический материал. Приходится быть наготове, не дремать, а это трудно. Теперь, когда, до известной степени, нам дана передышка, проявляется каждую минуту накопившаяся усталость, изнеможение проникает во все члены, закрываются глаза.
Надо закругляться, перемена кончилась.
14. 12. 64
Любимые и дорогие мама, папа, Биби и Идо!
Приближается конец курса. Жизнь здесь великолепная. Сейчас за окном бушует буря, а мы сидим в теплом помещении, защищенные от ее гнева.
Получили вчера отпуск до 12-ти часов ночи и поехали в Иерусалим. Как обычно, спал. Вошло в привычку – прийти домой и спать, даже если не устал. Копим сон про запас. Если не для восполнения прошлой нехватки, то на будущее, чтобы потом выдержать больше без сна. Я обратил внимание на то, что, говоря о Иерусалиме, я выражаюсь: 'прийти домой'. Хорошо, что я привык мыслить такими категориями. Правда, я называл своим домом также и комнату на улице Шамая, и всякое место, где несколько раз проспал. Но, конечно, 'с настоящим домом ничто не сравнится' – до чего верно сказано.
Если получим увольнительную, то я рассчитываю, что
бы вспомнить вкус ученья, снова позаниматься физикой. Один вид школьных тетрадей (Бари или его сестры) вызвал желание их полистать. Между прочим, я взял у Бари несколько книг на арабском. Открыл их и – о чудо! – я очень многое помню. Переводить легко с арабского на иврит, но не наоборот, и это вполне понятно.
Сейчас объявили, что до особого распоряжения учения отложены. Во время дождя здесь учений нет. Кто-то раздобыл аккордеон, и несколько солдат играют и валяют дурака. Весело.
24. 12. 64
Любимые мама, папа, Биби и Идо!
В настоящий момент я дежурный по базе. Полночь, и, на мое счастье, все, что от меня требуется – это сидеть в воротах лагеря и переписывать приезжающие и отъезжающие машины. Движения в такое время почти нет, и я могу заниматься чем хочу.
