видимому, давно уже нет здесь объективных.
Жаль Америку, потому что эти безумные ее разрушат. С другой стороны, нет границ моему восхищению. Это могучая страна! Именно так. В смысле технических достижений, эффективности, вежливости, порядка, удобства и т. п. – они на десять голов выше всего остального мира (и на пятьдесят – выше Израиля).
Часто о тебе думаю. Твой Йони.
Дорогая моя Дорит! 20. 6. 73
Уже две недели, как я за границей, и успел побывать в трех странах. Почти неделю был в США (надеюсь, ты получила мое письмо), а сейчас пишу из Бразилии, куда прибыл из Аргентины.
Я довольно-таки по тебе соскучился, но так как я занят, то время идет быстро, и это помогает.
Буэнос-Айрес (в Аргентине) интересный город, даже странный – полон противоречий. С одной стороны, прав был, конечно, А., когда сказал, что он напоминает Европу начала века, но, с другой стороны, он напоминает также израильских арабов. Ходят в пиджаках и галстуках, все на удивление вежливы и, стоя в очереди, не расталкивают друг друга. Вместе с тем, все охвачены политической истерией, пишут известью и мелом лозунги на каждой стене, на тротуарах и мостовых, устраивают бесконечные демонстрации и никогда не приходят вовремя на работу. В общем – полны противоречий. Ездят по улицам как безумные, а если нет стоянки, отталкивают, не задумываясь, мешающую им машину. Все время говорят и бесконечно обещают, но обещанного не выполняют. Может, самое интересное в поведении аргентинцев
– это, что они не спят по ночам. Выходят из кино в два часа ночи и идут в ресторан до четырех утра есть колоссальный мясной ужин. И так каждый день, а не только по выходным. Есть в этом городе улица, самая широкая и длинная в мире, а чтобы увеличить улицу, они готовы разрушить целые кварталы.
Через пять дней мой интерес к этому городу пропал (кончился также и срок, намеченный для пребывания в нем), и сейчас я – в Рио-де-Жанейро, в Бразилии.
Рио, может быть, самый красивый в мире город. Во всяком случае, самый красивый из тех, что я повидал. Люди здесь чудесные. Никто никуда не спешит. Все принимают легко и с улыбкой, никогда не ссорятся, деньги в их глазах цены не имеют (хотя глаза здесь бывают и грустными). Шофер такси может заявить, что сегодня платить не обязательно и вообще это неважно, а малый, которому удалось получить на чай пять крусеро (примерно три лиры), прежде всего почистит ботинки (они очень любят чистить ботинки), а на остальные деньги купит кружку пива и будет несколько дней доволен. Смеются они из-за каждого пустяка и все время танцуют. Трудно их не полюбить.
Дорогие папа и мама! 9. 9. 73
Прошло почти две недели, как я вернулся в Израиль. Занимался приведением дел в порядок и все еще с этим не покончил.
Мне удалось, одновременно с занятиями на ПУМе, записаться на несколько курсов Тель-Авивского университета, соответствующих тому, что я учил в Гарварде. Занятия на ПУМе начнутся через неделю, 16-го числа.
Я до сих пор радуюсь проведенным в Гарварде месяцам. Несомненно, что это пето было для меня лично очень важным. Представилась чудесная возможность расширить горизонт, заняться предметами, в которые я не углублялся несколько лет. Кроме того, сбросив с себя на несколько месяцев ответственность, я узнал чувство свободы и легкости и смог познакомиться с новыми сферами жизни. Новое любопытство, новый интерес, другой мир, неизвестные книги, интересные беседы, пребывание в вашем обществе – все это за одно лето! Безусловно, я приеду снова, чтобы закончить свои занятия. А пока хорошо вернуться в армию, несмотря ни на что, и работать как обычно.
А. и Н., шалом! [1973, сентябрь]
Предвижу, что письмо будет длинным. Итак, я вернулся из галута! К сожалению, несмотря на неоднократные обращения в часть, мне не удалось узнать вашего адреса. Смешно, но всем в Израиле трудно переварить тот факт, что такие провинциалы, как мы, не встретились в Америке за все эти месяцы ни разу (например, как-нибудь утром, заскочив в лавку за булочками).
Вернулся я из Америки совсем недавно, поэтому особых новостей о происходящем в части сообщить пока не могу. Сидел сегодня на собрании офицеров (просто так, чтоб войти в курс), и все было так знакомо – то же вечное, бесконечное заседание, те же старые проблемы и очень мало новых решений (я слышу уже пять лет примерно ту же старую историю с небольшими вариациями).
Не сомневаюсь, что кое-что изменилось, а еще больше изменится, как всегда бывает при смене командования, когда вливается новая кровь, возникают новые идеи и новый подход к делу. Но при первом, поверхностном взгляде мне все кажется чрезвычайно знакомым. Г. и А. тяжело работают и, по-видимому, хорошо справляются с делом.
Я представляю себе, что первичную организационную стадию вы уже прошли и началась обыденная, более или менее устроенная жизнь. Переход этот довольно острый и не всегда легкий – надеюсь, что вы его одолели вплавь и без погружений.
После прогулки по Южной Америке, трех чудесных, освежающих недель, я вернулся в Гарвард и занялся всерьез делом. Успел закончить за два проведенных там месяца целый семестр. Кроме занятий, которые приблизили меня еще на шаг к получению первой степени в университете, я должен признать, что пребывание в галуте дало мне гораздо больше, чем я мог себе представить.
За последние годы, незаметно для себя самого, я дал себе погрузиться а очень узкую, с ограниченным кругом тем, сферу интересов. Из-за особенностей моей работы это, конечно, было неизбежно. Разумеется, я не жалею ни об одной прожитой минуте и уж конечно – о еще предстоящих годах. Но только приехав в Гарвард и стряхнув с себя бремя ответственности, только когда я смог сидеть со стопкой книг в течение целых недель до 3-х часов утра и читать в свое удовольствие, не заботясь о последствиях, которые каждое мое действие влечет для других (это уж точно звучит знакомо…), только став хозяином лишь самому себе – я начал открываться навстречу большому миру.
В течение лета я занимался, в основном, политическими и экономическими аспектами международных отношений вообще и на Ближнем Востоке в частности, а также факторами, влияющими на политику США в этом районе. Было у меня несколько великолепных профессоров, и я смиренно признаю, что мне было много чему учиться и – что еще важнее – каждая открытая книга приводила к тому, что я открывал еще три и хотел открыть еще три. Единственной проблемой была постоянная нехватка времени: восемь недель – это действительно немного. Слегка напоминает ощущение жажды в трудном походе, утолить которую не хватает во фляге воды. Во всяком случае, я вернулся совершенно обновленным и готовым к новому погружению. Тяжеловато быть так близко от своей части и, вместе с тем, так далеко. Занятия на ПУМе начнутся через полторы недели – надеюсь, не будут пустой тратой времени.
Это что касается меня (получилось даже многовато). Я себе представляю, что и ты испытал примерно то же чувство освобождения и открытости, и даже в более острой форме, так как переход из одного мира в другой был для тебя гораздо резче. Рад, что вы наконец смогли быть вместе (несмотря на всю загруженность учебой, Европа, вероятно, показалась вам сном), и надеюсь, что от окружающего вас декадентского, наивного и разрушительного американского общества вам удается отмежеваться в достаточной степени, чтобы видеть положительные стороны демократии, технологии и высокой производительности, свойственные этой великой стране. Что касается меня, то я покинул Америку со смешанным чувством – с одной стороны, достижения их огромны и вызывают восхищение, с другой стороны, я нахожусь под впечатлением того, что все это мощное творение обречено на гибель разлагающимся обществом, в котором не видно признаков обновления. Интересно, как положение у вас, на далеком западе. Пожалуйста, напишите.
Перехожу к совершенно другой теме.
Подводя итоги твоей службы, о тебе сказали так много хорошего, что с моей стороны, наверное, излишне тебя расхваливать. В сущности, лучше всего о том, что ты дал за последние годы части, ты сказал в своем 'кредо' во время церемонии смены командиров.
При всем при том, позволь сказать несколько слов от себя.
Ты не представляешь, с каким удовольствием я с тобой работал. Выпала мне за эти годы большая честь, большое личное везение. Я, несомненно, очень многому научился. Не раз бывало, что ты удивлял меня именно тогда, когда я считал, что хорошо тебя знаю. Тут ты приоткрывал еще одно окошко, чтобы
