Это мое первое письмо после окончания боев. В стране все еще не говорят об окончании нынешней войны или о следующей войне, а только о продолжении нынешней (если она возобновится, конечно). Все еще преобладает настроение народа, находящегося в состоянии войны. Резервисты полностью мобилизованы, и на экономике страны это очень ощущается. Легко заметить это также на улицах города, где преобладают женщины, дети и старики и очень мало молодых мужчин. Что сулит завтрашний день? У меня есть четкое мнение о том, что следует делать, но я не уверен, что нынешнему правительству вполне ясно, куда мы идем. Война привела, наконец, к перемене взглядов в значительной части общества, и этот идейный сдвиг – к лучшему. Трудно сказать, насколько это широко распространилось в народе, но вскоре узнаем
– в конце декабря выборы. Я, во всяком случае, смотрю с горечью и злостью на то, как в другой части общества до сих пор живет надежда на мирное соглашение с арабами. Здравый смысл и им говорит, что своей основной цели – уничтожить нашу страну – арабы не изменили, но самообман и самообольщение, всегда вредившие евреям, работают снова. Это наша большая беда. Хочется верить – и верим. Не хотим видеть – и закрываем глаза. Не хотим учиться на уроках тысячелетней истории – и извращаем ее. Хотим приносить жертву – и жертвуем. Если бы не трагические последствия, над этим можно было бы смеяться. И грустно за этот еврейский народ, и раздражает он.
С другой стороны – как сильна нация, как велика онг в минуты кризиса! Вся – как стальной кулак. Весь народ – молодые солдаты, юристы, врачи, служащие, рабочие – превращаются в танкистов, пехотинцев, летчиков и моряков. Это не просто резервисты, явившиеся 'из другого мира', а органическая часть единой и сильной армии. Поразительно, до какой степени удалось добиться того, что армия – это действительно весь народ.
Несомненно, это была самая тяжелая из пережитых нами войн. По крайней мере – самая интенсивная, вызывающая больше ужаса и страха (не во мне лично, а в тех, кто менее 'профессионален'), с большим числом убитых и раненых, поражений и побед, чем другие известные мне войны. Но именно из-за первоначальных поражений победа была так велика. Я не собираюсь сейчас распространяться о просчетах в оценке военной ситуации, в анализе разведывательных данных, в военной доктрине, говорить о политических ошибках, о беспечности всего народа. Армия сильна и несомненно доказала, на что она способна. И опять же: когда я говорю 'армия', я подразумеваю не только регулярную армию, а весь народ. Регулярная армия ценой тяжелых потерь остановила противника, но войну выиграл народ.
Жаль, что 'иудейские войны”, то есть войны евреев между собой, начались у нас еще до прекращения боев на фронтах, когда весь народ еще стоял у границ. 'Иудейские войны' – всегда безобразнее и тяжелее прочих. Бесцельные споры и оправдания, сокрытие или извращение фактов, отсрочка решений. Несомненно, необходимо новое руководство, более точное видение действительности, ясная оценка намерений противника, четкое и определенное политическое и стратегическое планирование. Не должно быть блужданий в потемках и только тактических действий. Это нас не спасет. Без четко выраженной реальной цели мы можем и не воевать с арабами. Арабам этого не понадобится. Евреи, как обычно, сами себя погубят. Я уже говорил о том, что в обществе замечается отрезвление. Надеюсь, я не ошибся. Может, это наконец произойдет. По правде говоря, я настроен несколько пессимистич но. Я не сомневаюсь в наших возможностях, в нашей мощи и в желании оставаться здесь до тех пор, пока наше пребывание не станет совершившимся фактом. Я также не сомневаюсь в том, что арабы не могут и не смогут в будущем сдвинуть нас ни на шаг. Но я сомневаюсь в способности народа приносить длительное время жертвы. Не в готовности время от времени участвовать в небольших схватках, а вступить в долгую, продолжительную войну с большими потерями, требующую огромного терпения. Народу в .целом недостает терпения, зато слепоты у него хоть отбавляй. Но повторяю – может, на этот раз мы протрезвеем.
Горячий привет Мики и Биби, и не надо слишком беспокоиться. Все будет хорошо. Не забудьте – на нашей стороне сила, правота и бесповоротная решимость, а это очень много.
Надгробное слово сержанту Шаю Шахаму из кибуца Кабри, замерзшему насмерть на Хермоне после войны Судного дня.
Война потребовала от нас тяжких жертв. Кажется, нет в Израиле дома без траура, нет дома без своего покойника. И вот, когда мы решили, что настала передышка, когда надеялись, что пришел конец, вместо этого – мы видим продолжение. Погиб Шай. Вернее сказать – наш Шай погиб.
В ночь на четверг твой отряд пытался достичь новых вершин на Хермоне. Отряд оказался в тяжелых усповиях, не имея возможности уйти. Считая, что из-за плохой погоды положение отряда ухудшится еще больше, решено бы ло послать спасательную группу, которая бы вывела его на нашу территорию.
Тяжелые условия, незнакомые вершины и сильный мороз сделали свое дело. Слишком поздно заметили, как тебе трудно. Возможно, ты уже долго себя чувствовал пло- хо, но предпочел молчать. Таким ты был всегда. До последней минуты ты не дал нам почувствовать, в каком на- когда мы узнали, было поздно. Ты погиб незадолго до того, как группа, которая шла на помощь, до вас добралась.
Помню тебя вскоре после мобилизации. Тонкий, некрепкого сложения, распатланный, в незаправленной рубахе, незастегнутый – что-то в тебе вызывало улыбку.
И я помню тебя через несколько недель, в первую нашу встречу в полевых условиях. Мы шли походным маршем в одном звене двенадцать часов подряд. Помню, что я был поражен скрытой в тебе физической и душевной стойкостью. Ты шел в совершенно разбитых ботинках и все то время вел за собой звено в задаваемом тобою темпе, требуя и от себя, и от других выложиться полностью. Поражало в тебе упорство, готовность молча сносить тяготы и скрытая неисчерпаемая энергия. В ту ночь ты покорил мое сердце.
Но в тебе было заключено много, много другого. Как в трудные, так и в легкие времена ты был объединяющей и ведущей силой. Тебя всегда ценили и любили. Ты мыслил четко и был мудрым. Как ужасно говорить 'был'!
Рахель и Шауль, и вся семья кибуца Кабри, трудно вас утешить. Ведь мы бессильны утешить даже себя.
Дорогие Биби и Мики! 2.12.73
Рад, что вы снова вместе*. У нас декабрь чувствуется во всем: и в погоде, и в серости израильской общественной жизни.
Военная атмосфера ощущается очень сильно, и я только надеюсь, что вас не потревожат вторично. Готовимся к войне, и трудно сказать, что будет завтра.
Мне. ясно одно – предстоит следующий раунд, а за ним – еще и еще.
Но я предпочитаю жить в состоянии постоянной войны здесь, чем быть частью народа-скитальца. Каждая уступка приближает конец. Так как у меня нет желания рассказывать своим внукам о том, что один раз за тысячелетия
скитаний существовало эпизодически в лл веке еврейское государство – я намереваюсь держаться здесь изо всех сил.
На днях собираюсь выполнить свое намерение и перейти в танковые войска.
Дорогие папа и мама! 9.12.73
Работа в армии в полном разгаре. Мы в нашей части к этому привычны еще с довоенных времен, но нынче вся армия такая. Поэтому все функционирует живей – есть с кем работать.
В целом я вполне бодр, тяжело работаю и часто дышу свежим воздухом. Воздух – это единственное, что не изменилось к худшему в результате войны, наоборот – он стал приятнее, свежее, прохладнее, и глотаешь его с жадностью.
Надеюсь, что не о чем беспокоиться. Мы переживаем еще одну стадию в войнах Израиля и в следующий раз победим снова. Ведь это почти несомненно. А если так – отнесемся к делу, как к чему-то само собой разумеющемуся и подготовимся соответственно.
Шалом, Натан! 12.12.73 [Подполковнику Натану]
Полагаю, что в нынешний период нашей службы в армии нам больше не придется работать вместе. А раз так, то можно себе позволить несколько добрых слов – никто не заподозрит в лести или в желании извлечь личную пользу.
